Смертная казнь в России: анализ государственных решений, теоретические концепции и общественное мнение

Что касается противников  смертной казни, то здесь имеет смысл  привести следующую цитату: «Сдерживание преступности путем устрашения суровым наказанием, переоценка значимости и возможностей достижения стоящих перед наказанием целей общего предупреждения - одна из кариатид, на которых издавна зиждется убежденность сторонников смертной казни в ее необходимости. Наивная вера в эффективность предупредительного воздействия смертной казни основана на мифологических представлениях о том, что ужесточение наказания, применение наиболее суровых мер снижает уровень тяжких преступлений. Между тем, давно доказано, что расчет на ужесточение репрессий основан на иллюзиях»⁵⁷. А как показывает многовековой исторический опыт, многочисленные научные исследования, проведенные в разных странах, а главное - практика борьбы с преступностью показывают, что даже в благополучном обществе страх перед суровым наказанием если и способен удержать от преступления, то лишь весьма незначительную часть потенциальных преступников⁵⁸.

Интересен в этом аспекте  и опыт психологов, которые отмечают, что для сознания обычного человека отдаленная перспектива смертной казни  не является преградой для совершения преступления, «психологические механизмы устроены так, чтобы не пропускать в сознание неблагоприятную информацию, и тем самым нейтрализуют страх перед наказанием»⁵⁹.

Отмена моратория не повысит безопасность людей на наших  улицах, не защитит наше общество от всё увеличивающегося криминала, не оздоровит правоохранительную систему и практику правосудия. «Утверждать обратное - не что иное, как обман и самообман»⁶⁰.

Говоря о проблеме наличия или же отсутствия данного  вида наказания в уголовном праве России, проблеме возвращения смертной казни или же ее поэтапной отмене, мы пришли к следующему выводу: это тот выбор, который должен внутренне сделать каждый из нас, независимо от решения власти. Возможно, потому, что это выбор, прежде всего, моральный.

Представляется, что смертная казнь – это негуманно. Ни государство, ни человек не имеют права отнимать жизнь ни под каким предлогом. Так же всегда есть возможность судебных ошибок.

2.2. Круг преступлений, за  которые целесообразно применение  высшей меры социальной защиты (смертной казни)

Для того, чтобы выявить круг преступлений, за которые целесообразно оставить в качестве наказания смертную казнь, необходимо говорить о криминологическом обосновании такой позиции.

За свою длительную историю  проблематика смертной казни оказалась «окутана» множеством идеологем. Как минимум четыре из них затрагивают криминологические аспекты этого вида уголовного наказания. Их анализ представляет несомненный научный и практический интерес.

Идеологема первая. Многие противники смертной казни (аболиционисты) уверяют общество, что этот институт с точки зрения общей превенции не имеет криминологической значимости: ни применение смертной казни, ни ее отмена никак не влияет на криминогенную ситуацию в стране. Некоторые аболиционисты (В. Борщев и др.) убеждены, что данный тезис является аксиомой, причем общемировой. Проблема, по их мнению, только в том, что в России эта аксиома почему-то не работает⁶¹.

Другие противники высшей меры наказания полагают, что тезис  об отсутствии у смертной казни сдерживающего потенциала все же нуждается в доказательстве. Их арсенал, используемый аболиционистами, весьма разнообразен. Например, П. Крашенинников полагает, что данный факт уже доказан историей. «В художественной литературе, ярко описывающей сцены публичных казней в Средневековье, - отмечает правовед, - рассказывается в числе прочего и о том, что именно на время повешения воров на площади приходился пик карманных краж. «Коллеги» казнимого использовали момент, чтобы лишить кошельков тех, кто пришел поглазеть на казнь. Подобные примеры убедительно доказывают, что смертная казнь отнюдь не является профилактической мерой, способной сдерживать преступность»⁶².

Нет никаких сомнений в том, что описание сцен казни  эпохи Средневековья и более  поздних исторических периодов в художественной литературе - аргумент куда более серьезный, нежели «неработающие» в России общемировые аксиомы. Однако в истории и литературе без особого труда можно отыскать и примеры совершенно иного плана, доказывающие, что жизнь для человека - ценность особого рода, которой он, несомненно, дорожит и ради ее сохранения готов обуздать не только свои интересы и потребности, но даже эмоции.

Отстаивая тезис о  слабости профилактического воздействия  смертной казни на динамику преступности, некоторые представители юридического сообщества апеллируют к результатам социологических исследований, проводившихся в зарубежных странах. Довольно часто в работах отечественных правоведов можно встретить ссылки на исследования японского психиатра С. Коги, который занимался изучением мотивов преступного поведения. В середине 50-х гг. прошлого века он обследовал 145 осужденных за убийство. Оказалось, ни один из них не думал в момент преступления, что за это он может быть приговорен к высшей мере наказания. Сам ученый объяснял поведение преступников их импульсивностью, неспособностью думать о чем-либо, кроме актуального момента. Российский правовед В. Квашис полагает, что этот пример является одним из доказательств неэффективности предупредительного потенциала смертной казни⁶³.

Однако для столь  категоричного вывода нет никаких  оснований. Импульсивность в поведении  преступников свидетельствует о  том, что мотив противоправного  поведения 145 убийц формировался скорее под влиянием эмоциональных порывов, нежели рациональных доводов и оценок. Неспособность преступников думать о чем-либо, кроме актуального момента, свидетельствует не столько о низком превентивном эффекте смертной казни, сколько об ограниченности «психической организации личности» каждого из осужденных, следствием чего является принципиальная неспособность представлять себе отдаленные цели, высчитывать цепь последствий своего общественно опасного поведения. Для таких людей, как справедливо утверждал выдающийся отечественный правовед и социолог П. Сорокин, есть выгоды и невыгоды сегодняшнего и завтрашнего дня, но выгоды или невыгоды, которые наступят через год или 5 лет, для них не существуют, а потому они и не могут координировать свое поведение сообразно с ними⁶⁴.

В. Квашис и те, кто  разделяет его тезис, допускают к тому же серьезную методологическую ошибку, ибо общий вывод об отсутствии превентивного потенциала у института смертной казни делается ими на основе частного заключения. Результаты опроса 145 осужденных за убийство в Японии в 50-е гг. XX в. едва ли могут служить достаточным основанием для использования такого приема, как экстраполяция, тем более в масштабах всей современной цивилизации.

Нередко отечественные  правоведы, выступающие за отмену смертной казни в России, ссылаются на работы американского специалиста Т. Селлина, утверждавшего (на основе данных о состоянии преступности в США в период с 1920 по 1958 г.), что угроза смертной казни не влияет на динамику убийств в этой стране. Однако при этом обращает на себя внимание одно важное обстоятельство: аболиционисты (почему-то) замалчивают тот факт, что в США проводились и продолжают проводиться другие социолого-правовые исследования, результаты которых свидетельствуют о значительном влиянии смертной казни на состояние преступности.

В этой связи достаточно назвать работы известных американских криминологов И. Эрлиха, С. Лэйсона, Х. Дежбаха, П. Рубина, Дж. Шеферда. В разное время ученые, используя методы регрессионного анализа, различные экономические и демографические показатели, рассчитали общепревентивный потенциал высшей меры наказания. По их расчетам, исполнение одного смертного приговора потенциально (в зависимости от разных условий) спасает жизни от 8 до 28 человек⁶⁵.

Сравнительный анализ исследований, проведенных противниками и сторонниками сохранения смертной казни, дает богатую пищу для размышлений. Обращает на себя внимание диаметральная противоположность полученных результатов. В этой связи возникает множество вопросов. Например, не зависят ли итоговые выводы от политической конъюнктуры? Не исключено. Действительно ли предупредительный эффект смертной казни может быть рассчитан с абсолютной точностью с помощью жестко заданных математических формул? Несколько сомнительно.

«Однако тем, кто разделяет  гипотезу, что высшая мера наказания  никак не влияет на динамику преступности, впору задаться еще несколькими вопросами. Если сдерживающий эффект смертной казни (безусловно, самого сурового уголовного наказания) равен нулю, то какова профилактическая ценность других его видов? При той методике оценки, которую используют аболиционисты, получается, что предупредительный потенциал института уголовного наказания в целом, равно как и его отдельных видов в частности, не может быть больше нулевого значения. Каков же тогда превентивный эффект санкций юридических норм в других отраслях права и законодательства?» - пишет О.П. Сауляк⁶⁶

Пытаясь обосновать идею об отсутствии у смертной казни сдерживающего  эффекта, ее противники утверждают, что  она «не может остановить наемного убийцу-маньяка, а тем более фанатика-террориста»⁶⁷. Смертная казнь, конечно же, не панацея, удержать фанатичного преступника от совершения преступления во всех случаях она действительно не в состоянии. Однако не в силах сделать это и любые другие социальные ограничения. Право, как и любая другая нормативная система социального регулирования, рассчитана на людей, способных соизмерять свои поступки с существующими правилами, накладывать сознательные ограничения на свои желания. Тот факт, что религиозные, моральные, корпоративные и другие запреты, установленные социальными нормами, не всегда и не всеми соблюдаются, вовсе не свидетельствует, что санкции этих норм не способны влиять на мотивацию других членов общества.

Идеологема вторая. Некоторые  противники смертной казни в нашей  стране, отрицая ее превентивный эффект, уверяют, что она, напротив, генерирует эффект так называемой брутализации, увеличивая число убийств и иных особо тяжких преступлений. По их мнению, лучшее тому доказательство - данные статистики, свидетельствующие, что в Европе, в которой исключительная мера наказания отменена, убийств совершается меньше, чем в США, где смертные приговоры продолжают выноситься, а казни с определенной периодичностью приводятся в исполнение⁶⁸.

Ошибочность подобного  тезиса не вызывает сомнений, причем сразу по нескольким позициям. Во-первых, в качестве объектов сравнения используются разноплановые государственно-организованные системы: с одной стороны, США; с другой - европейские страны, которые почему-то рассматриваются как единое целое. Между тем сравнительный анализ указанных систем позволяет вести речь о весьма серьезных различиях в уровне политико-правового, социально-экономического, культурно-идеологического, нравственно-религиозного развития. С учетом этих обстоятельств было бы наивно полагать, что направленность и интенсивность воздействия одного и того же фактора будут абсолютно идентичными в разных социумах. Отстаиваемая аболиционистами точка зрения игнорирует социокультурные различия, объективно существующие в современных обществах, «стрижет их все под одну гребенку». Опыт же правового регулирования в разных государствах свидетельствует, что использование сходных юридических методов и средств далеко не всегда приводит к достижению однотипных результатов. Поэтому совсем не обязательно, что отмена смертной казни в США или России непременно приведет к снижению преступности, в том числе и уменьшению количества убийств.

Во-вторых, анализируемый  аргумент противников смертной казни  содержит серьезную логическую ошибку, поскольку отчасти перепутаны причина  и следствие. Смертная казнь как одно из средств в арсенале уголовно-правовой политики современных государств едва ли может рассматриваться как непосредственная причина, неизбежно вызывающая (как следствие) рост особо тяжких преступлений. Напротив, это рост последних, в том числе и убийств, как правило, является той причиной, которая (образно выражаясь) порождает смертную казнь как определенное следствие, вынуждая государство столь жестко реагировать на опасные преступные посягательства в целях защиты законности и правопорядка, государственной и общественной безопасности.

В-третьих, «приливы»  и «отливы» криминальных «волн», которые  можно наблюдать в разных обществах, объясняются сложным характером взаимодействия разноплановых социальных факторов, а не только закреплением в уголовном законодательстве той или иной страны (или исключением из него) смертной казни. Последняя, несомненно, обладает сдерживающим потенциалом в плане противодействия преступности. Но ее предупредительное воздействие может быть нивелировано слабостью развития других социальных детерминант: низким уровнем правосознания населения, неэффективностью работы правоохранительной системы государства и т.д.

Идеологема третья. Многие противники высшей меры наказания считают, что главным профилактическим фактором в борьбе с преступностью является не жесткость (тем более жестокость) наказания, а его неотвратимость. Тезис весьма спорный, как минимум два его аспекта вызывают серьезные возражения. Первый из них связан с неоправданным занижением превентивного эффекта «жесткости» справедливого уголовного наказания, которое должно соответствовать характеру и степени общественной опасности преступления, обстоятельствам его совершения и личности виновного. Второй - с завышением (опять-таки по не очень понятным причинам) сдерживающего потенциала принципа неотвратимости наказания, предполагающего, что ни одно преступление не должно остаться безнаказанным для человека, его совершившего.

Неотвратимость наказания - важный, но отнюдь не единственный принцип  уголовной ответственности, который к тому же должен действовать в системном единстве с другими руководящими началами назначения наказания за совершенное преступление, к числу которых относятся также законность, целесообразность, справедливость, гуманизм, виновность, равенство граждан перед законом и судом. Только в этом случае превентивный потенциал института уголовной ответственности будет работать с максимальной эффективностью. Системный подход к реализации принципов уголовной ответственности исключает «романтические» представления, связанные с тем, что можно выстроить эффективный барьер на пути преступности благодаря смещению акцентов в сторону неотвратимости наказания, игнорируя при этом другие начала его назначения, включая справедливость. По верному замечанию Н. Колоколова, потерпевшие, их родные и близкие, все сопричастные к чужому горю люди ждут от суда не только законного и обоснованного, но и справедливого приговора, в том числе в части наказания преступника. Более того, «сам уголовный закон основной целью применения наказания провозглашает восстановление социальной справедливости»⁶⁹.