Законность и обоснованность применения мер процессуального принуждения в уголовном судопроизводстве россии

В Основах уголовного судопроизводства СССР и союзных республик (1958 г.) и нормах УПК РСФСР 1960 г. законодатель отказался от нормативного регулирования и закрепления данной меры пресечения, и ее «возвращение» в сферу уголовно-процессуального права и уголовно-процессуальной деятельности связано лишь с нормами УПК РФ (2001 г.).

В соответствии с п. 1 ч. 1  ст. 10 Федерального закона «О введении в действие Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации», принятого Государственной Думой РФ 22 ноября 2001 года, полномочия по применению судами домашнего ареста вводятся в действие  с 1 января 2004 года. Однако реализация данной меры пресечения фактически временно приостановлена подзаконным, по сути, ведомственным актом.  В соответствии с приказом Генерального прокурора РФ № 39 “Об организации прокурорского надзора за законностью уголовного преследования в стадии досудебного производства”, прокуроры вправе  давать согласие на применение к подозреваемому или обвиняемому в качестве меры пресечения домашнего ареста только при наличии условий для реального исполнения этой меры (п. 6.2). Когда, кем и как будут созданы названные реальные меры, названный приказ, естественно, не поясняет.

Есть сложности и с реализацией названной меры. Как известно, сущность данной меры пресечения заключается в том, что по ходатайству следственных органов и (или) решению суда на обвиняемого (подозреваемого) могут быть наложены следующие меры правоограничительного характера: ограничение свободы передвижения;  запрет обращаться с определенными лицами; запрет на получение и отправление почтово-телеграфной корреспонденции; запрет вести переговоры с определенными лицами с использованием любых средств связи (ч. 1 ст. 107 УПК).

Содержательный анализ названных правоограничений ставит ряд проблемных вопросов. Так, одним из основных ограничений, возлагаемых на обвиняемого, выступает ограничение свободы передвижения обвиняемого (подозреваемого), который не вправе (без специального разрешения управомоченных органов) покидать свое место постоянного или временного проживания (квартиру, дом, гостиницу и т. п.). Поскольку данные ограничения установлены судом, возникает вопрос: какой орган или должностное лицо, ведущие процесс, вправе «снять», отменить или изменить данное правоограничение при наличии к тому весомых и объективных причин (необходимость служебной командировки, тяжкая болезнь обвиняемого, болезнь или смерть родственников и т. п.). Следует ли в данном случае отменять  все правоограничения, установленные судом, или этот вопрос может быть решен в рамках компетенции следователя (органа дознания, дознавателя) и он может, по своему усмотрению (при наличии к тому достаточных оснований), отменить отдельные из правоограничений, оставив без изменения другие? Следует ли в данном случае выносить отдельное постановление, и какова должна быть его форма?

Не урегулирован в нормах ст. 107 УПК и вопрос о возможной ответственности обвиняемого (подозреваемого) за нарушение, установленных судом   ограничений. К примеру, обвиняемый совершил преступление, где санкция статьи не предусматривает лишение свободы. Установленные в отношения него ограничения он нарушает: несмотря на запрет, встречается и хулиганит с бывшей женой, отправляет корреспонденцию или ведет переговоры средствами мобильной связи. Оснований для избрания в отношении него в качестве меры пресечения заключения под стражу – нет. Не установлена законодателем и ответственность за нарушение указанных правоограничений, что объективно снижает эффективность их реализации.

Наконец, в отличие от уголовно-процессуального законодательства ряда других государств, российский законодатель весьма лапидарно определился и в самой процессуальной форме контроля за соблюдением, установленных судом ограничений, вероятно полагая, что этот вопрос в той или иной мере будет решен посредством ведомственного, подзаконного по сути, регулирования.

Конечно, каждая из этих проблем в той или иной мере могла найти свое разрешение на основе объективного анализа практики применения названной меры пресечения, выявления закономерностей тех или иных следственных или судебных ошибок и тенденций к их устранению. Однако как уже отмечалось, правоохранительные органы РФ, пока, не готовы к  100%  реализации этой меры пресечения. Поэтому необходимо определиться в исходных моментах процессуальной формы применения названной меры по УПК РФ. Прежде всего,  следует внести ясность в п. 2 ч. 1 ст. 107 УПК, заменив термин «корреспонденция», более обобщающим термином «почтовые отправления», и изложив его в следующей редакции: получать и отправлять почтовые отправления»;

Следует  также предусмотреть ответственность за ее нарушение, определить порядок отмены всех или отдельных из назначенных судом ограничений, процессуальный порядок ограничения конституционного права обвиняемого на получение и отправление корреспонденции (ст. 185 УПК) и тайну телефонных (и иных) переговоров (ст. 186).

В данной связи нормы ст. 107 УПК, на наш взгляд, нуждаются в ряде изменений и дополнений, которые могут быть изложены в следующей редакции ч. 4 ст. 107 УПК: «При необходимости установления в отношении обвиняемого (подозреваемого) ограничений, связанных с получением и отправлением почтово-телеграфных отправлений или с запретом вести переговоры с использованием любых средств связи, суд по ходатайству следственных органов или по собственной инициативе обязан проверить наличие достаточных оснований для этого, предусмотренных, соответственно, статьями 185 и 186 настоящего Кодекса, и лишь при их подтверждении ограничить обвиняемого (подозреваемого) в названных мерах. Копия решения суда при этом направляется в соответствующие органы в порядке статьи 185 и (или) 186 настоящего Кодекса»31.

<…> ч. 6. ст. 107 УПК:

«При нарушении обвиняемым (подозреваемым) установленных в отношении него ограничений орган предварительного расследования, прокурор или суд вправе подвергнуть его денежному взысканию в порядке, предусмотренном статьями 117-118 настоящего Кодекса, а при наличии оснований, предусмотренных статьями 97, 99 и 108 настоящего Кодекса, применить к нему более строгую меру пресечения».

4.2. Судебный  контроль за законностью и обоснованностью перевода лица, страдающего психическим заболеванием и содержащегося под стражей,  в психиатрический стационар (ч. 1 ст. 435 УПК)32.

Как известно, в 1991 г. Генеральная Ассамблея ООН приняла Принципы защиты лиц, страдающих психическим заболеванием и улучшения здравоохранения в области психиатрии33, нормативно закрепившие круг основных прав и гарантий лиц, нуждающихся в оказании психиатрической помощи, а также основополагающие начала указанной помощи. Свое дальнейшее продолжение и развитие названные Принципы получили в нормах Федерального закона «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при ее оказании» (далее – Закон «О психиатрической помощи»)34, действующего с  1 января 1993 года на всей территории России, и положениях Федеральной целевой программы «Неотложные меры по совершенствованию психиатрической помощи (1995–1997 годы)»35, принятой Правительством РФ в целях реализации норм названного закона. Свой вклад в регулирование психиатрической помощи внес и Федеральный закон от 31 мая 2001 года № 73-ФЗ «О государственной судебно-экспертной деятельности в Российской Федерации»36, а также нормы нового УПК РФ (2001 г.).

По смыслу ст. 57, пп. 3 и 4 ст. 196, ст. 203 и 435 УПК судебно-психиатрическая экспертиза назначается в случаях,  когда в ходе производства по делу для установления отдельных элементов предмета доказывания необходимы специальные познания  в области психиатрии37.

Чаще всего  подобная экспертиза назначается  при возникновении у органа, ведущего расследование,  или суда обоснованных сомнений в психической полноценности обвиняемого (подозреваемого; п. 3 ст. 196 УПК) или потерпевшего; п. 4 ст. 196 УПК). Известно, что названная экспертиза призвана определить возможное состояние невменяемости обвиняемого (подозреваемого) в момент совершения общественно опасного деяния или же факт наличия у него психического расстройства на момент производства по делу, который делает невозможным вынесение приговора, назначение наказания за совершенное деяние, его отбытие и требует особого порядка решения вопроса о необходимости применения к данному лицу ПММХ (гл. 51 УПК РФ)38.

Соответственно, предмет и пределы проверки суда, применительно к названной экспертизе, имеют ряд принципиальных особенностей, которые, во-первых, не характерны для других следственных действий, во-вторых, на наш взгляд,  не до конца учтены законодателем и в нормах УПК РФ. Учитывая специфику предстоящих исследований, суд, прежде всего, должен оценить и проверить фактические основания назначения данной экспертизы, в том числе, обосновывающие необходимость именно стационарного обследования обвиняемого. При этом к фактическим основаниям назначения экспертизы, полагаем, следует отнести: сведения, подтверждающие факт совершения данным лицом общественно опасного деяния, предусмотренного уголовным законом, а также сведения о том, что лицо страдало или страдает психическим расстройством, имеет тяжелые травмы головы, странности в поведении, в том числе в момент совершения общественно опасного деяния или предварительного расследования дела39. Юридические основания  экспертизы предполагают не только формальное вынесение постановления об этом и получение согласия прокурора, но и скрупулезное соблюдение следователем процессуальной формы ее назначения и производства (ст. 195-203, 435 УПК).

Законодатель достаточно двусмысленно определился с порядком назначения указанной экспертизы. При скрупулезном анализе норм ст.ст. 203 и 435 УПК можно сделать вывод о том, что законодатель, выделяет два относительно самостоятельных порядка разрешения вопроса о назначении судебно-психиатрической экспертизы. В соответствии с ч. 2 ст. 203 и ч. 2 ст. 435 УПК, в случае необходимости производства названной экспертизы, обвиняемый, не содержащийся под стражей, помещается в  психиатрический стационар на основании судебного решения, принимаемого в порядке, установленном ст. 165 УПК. В соответствии с ч. 1 ст. 435 УПК, при установлении факта психического заболевания у лица, к которому в качестве меры пресечения, уже, применено содержание под стражей, по ходатайству прокурора суд в порядке, установленном ст. 108 УПК, принимает решение о переводе данного лица в психиатрический стационар.

При буквальном толковании названных норм возникает ряд вопросов. Так применительно к норме, изложенной в ч. 1 ст. 435 УПК, не совсем ясно, что значит формула «...при установлении факта психического заболевания лица»? Кем и в каком процессуальном порядке установлен данный факт: заключением экспертов (гл. 27 УПК); медицинскими документами, истребованными следователем; справкой врача или иным образом? С какой целью (обследования, диагностики, лечения) данное лицо переводится в психиатрический стационар, и на какой срок? Если речь идет о возможном психиатрическом лечении названного лица, то в каком процессуальном порядке оно назначено? Исследовал ли суд основания для подобного лечения? Дал ли он разрешение на принудительное лечение?

Из смысла ч. 2 ст. 203 и ч. 2 ст. 435 УПК не ясно и то, в каком процессуальном порядке (применительно к какой форме судебного контроля – предусмотренной ст. 165 или ст. 108 УПК) решается вопрос о назначении стационарной судебно-психиатрической экспертизы в отношении обвиняемого, который уже содержится под стражей, но в отношении, которого факт психического расстройства в предусмотренном законом порядке, еще, не установлен.

В данной связи, наиболее продуктивной формой проверки, как названных оснований, так и самого решения следователя представляется порядок, предусмотренный ст. 108 УПК, вне зависимости от того содержится ли лицо, в отношении которого назначается экспертиза,  под стражей на данный момент или нет. При этом мы исходим из следующих положений:

• во-первых, именно законодатель определил, что сроки нахождения лица в медицинском или психиатрическом стационаре (по решению суда) засчитываются в сроки содержания под стражей (п. 3 ч. 10 ст. 109 УПК);
• во-вторых, в отличие от порядка, предусмотренного ст. 165 УПК, ходатайство о применении названной меры, внесенное в порядке ст. 108 УПК,  может быть разрешено судом в течение 8, а не 24 часов. При явной необходимости незамедлительного (в том числе и по медицинским показаниям) психиатрического лечения названных лиц разница в сроках достаточно значима;
• в-третьих, сама процессуальная форма контроля, предусмотренная нормами ст. 108 УПК, более скрупулезно урегулирована законодателем, чем процедуры ст. 165 УПК, что также создает дополнительный комплекс гарантий и для законного и обоснованного применения указанных мер.

Таким образом, именно процедура судебного контроля, предусмотренная ст. 108, а не ст. 165 УПК РФ, наиболее адекватно отвечает требованиям законности и обоснованности применения названной меры, создавая комплекс обеспечения гарантий личности, направленной на подобную экспертизу, и эффективного  отправления правосудия в соответствии с задачами  уголовного судопроизводства, закрепленными в ст. 6 УПК. В данной связи  нормы ст. 203 и 435 УПК, на наш взгляд, должны быть приведены в соответствие с названным кругом процессуальных и конституционных гарантий, обеспечивая как оптимальность процедуры контроля, так и эффективную защиту прав лиц, направляемых на  экспертизу.

Для чего их следует изложить в следующей редакции: ч. 1 ст. 435 УПК: «При  наличии данных о возможном наличии психического заболевания у лица, в отношении которого ведется производство по уголовному делу, по ходатайству следователя и прокурора суд в порядке, установленном статьей 108 УПК настоящего Кодекса, принимает решение о переводе данного лица в психиатрический стационар».

<…> в ч. 2 ст. 435 УПК слова  «…не содержащегося под стражей» исключить (далее – по тексту).

<…> в ч. 2 ст. 203 УПК слова: «…в порядке, установленном статьей 165 настоящего Кодекса», заменить словами «…в порядке, установленном статьей 108 настоящего Кодекса».

Дополнить ст.  203 УПК частью 4-й следующего содержания: «Вопросы, связанные с возможным психиатрическим лечением лица, направленного на стационарную экспертизу, решаются в соответствии с федеральным законодательством Российской Федерации, регламентирующим порядок оказания недобровольной медицинской и психиатрической помощи».

4.3. Судебный контроль за законностью и обоснованностью решения следователя о временном отстранении обвиняемого (подозреваемого) от должности (чч. 1-4 ст. 114 УПК).

Предусмотренное ст. 114 УПК временное отстранение от должности состоит в отстранении от должности подозреваемого или обвиняемого на период производства по делу. Применение данной меры возможно только на основании судебного решения. В случае необходимости временного отстранения названных лиц от должности дознаватель, следователь с согласия прокурора возбуждает перед судом по месту производства предварительного расследования соответствующее ходатайство, за исключением случая, предусмотренного ч. 5 ст.  114 УПК. В течение 48 часов с момента поступления ходатайства судья выносит постановление о временном отстранении обвиняемого от должности или об отказе в этом. Постановление о временном отстранении обвиняемого от должности направляется судом  по месту его работы. Отстранение обвиняемого от должности отменяется на основании постановления дознавателя, следователя, прокурора, когда в применении  этой меры отпадает необходимость (ч. 4 ст. 114 УПК). Эта мера принуждения может быть отменена и вышестоящим судом в порядке кассационного производства.