Античная философия Гераклита

Ритмичной пульсацией вечно  живого огня, его размеренным возгоранием  и угасанием он объясняет мировые  процессы, возникновение и исчезновение вещей в лоне их первоначала, провозглашает единство первоначала и многообразия вещей. Когда огонь (в определенных пределах, в известных мерах и границах) разгорается, он совершает «путь вверх», а вещи, испытывая «недостаток» жизни, совершают «путь вниз», приводящий их к гибели. Но осуществляется и обратный процесс: огонь (в определенных пределах и известных мерах) угасает, отчасти «умирает», что означает «путь вниз», а для вещей – «путь вверх», т.е. их возникновение. Оба противоположных процесса – возгорание и угасание – совершаются одновременно и циклично, в определенных границах, в регулируемом логосом «мерах». Вместе с процессом превращения огня во все вещи совершается процесс обратного их перехода в огонь. Поэтому «путь вверх и вниз – один и тот же». Единое первоначало (огонь) и многообразие вещей составляют противоречивое единство, единство противоположностей. Противоположности переходят друг в друга, «обмениваются» друг на друга: «Все обменивается на огонь, а огонь – на все, как золото – на товары, а товары – на золото». Таково отношение первоначала к своим проявлениям, единого -  ко многому. Из единого возникает все, и из всего – единое.

Космос, космическая жизнь, которая отвлеченно мыслится Гераклитом и в то же время наглядно ему  представляется, есть постоянный процесс  «мерного» возгорания и угасания вечно живого огня. Утверждая тезис  о вечности мирового строя вещей, философ в эпически-торжественном  тоне возвещает: «Этот космос, один и тот же для всего сущего, не создал никто ни из богов, ни из людей, но он всегда был, есть и будет вечно  живым огнем, мерами возгорающимся и мерами угасающим».

Гераклитовский огонь  не слепая природная стихия, чуждая логосу и не  подчиняющаяся никакой  мере, не иррациональное начало, лишенное разумности, или некая неуправляемая  сила, которая не ведает, что творит. Огонь Гераклита – это активное и подвижное природное начало, которое подчиняется «мере», всеуправляющему  логосу, единому мудрому, который, управляя «всем через все», остается в то же время «отрешенным»                   (в известной степени) от всего.

По Гераклиту, о мире и  вещах нельзя судить по тому, каковы они на поверхности, ибо «природа любит скрываться». Впрочем, «люди  легко обманываются (даже) в познании явного». Тем более они не видят  за многообразием вещей их единства, за движением – покоя, за борьбой  – гармонии и, наоборот, за единством  – многообразия, за покоем – движения, за гармонией – борьбы. Между  тем мудрость состоит в признании  не только единства всего, но и борьбы как источника всякой гармонии. Космос как высшее единство борющихся противоположностей есть «скрытая гармония», которая сильнее (превосходнее) «явной».

Борьба противоположностей, заложенная в гармонии, не позволяет  ей стать застойной и покоящейся, т.е. «мертвой». Ведь «и кикеон разлагается, если его оставить без движения». Иначе говоря, кикеон, состоящий из ячменной муки, вина, меда и сыра, распадается (разделяется или расслаивается) на свои составные части и перестает быть напитком, если его время от времени не взбалтывать, хотя, казалось бы, он в этом не нуждается.

Нетрудно заметить, что  простой пример с кикеоном играет у Гераклита роль философемы, служит средством выражения фундаментальных философских идей. Обращает на себя внимание и другое: во фрагментах философа, с именем которого с античных времен до наших дней связывается учение о всеобщем течении, приведенный отрывок единственный, где прямо говорится о движении. Обычно же он использует другие образы («смыслообразы» и символы) для передачи идеи движения и изменения, например образ реки, в которую невозможно войти дважды, или образ солнца, которое направляет и выявляет все перемены, определяет «времена года, которые все (с собой) приносят».

Заканчивая краткий обзор  учения Гераклита о гармонии и  борьбе противоположностей, следует  подчеркнуть следующее: в противовес взгляду «большинства» людей, «многознающих» в том числе, в отличие от взгляда  «мудрейшего из эллинов» - Гомера (общепризнанного  среди эллинов авторитета), вопреки  общепринятым взглядам на «войну» (борьбу) как на всецело отрицательное  явление, а на согласие, мир и гармонию – как на явления всецело положительные эфесский философ выдвинул дерзовенную и парадоксальную идею о «войне» как всеобщем законе всех вещей, как их всеобщем логосе; идею о борьбе и гармонии как внутренне противоречивых и единых явлениях. Философу нельзя отказать ни в мужестве, с каким он отстаивал свое учение, ни в последовательности, с какой он развивал свои идеи, не останавливаясь ни перед какими выводами из раз принятых посылок.

По Гераклиту, гармония, будучи «душой» космоса как упорядоченного строя вещей, заключает в себе отрицательный момент, тенденцию  к застою. Борьба, будучи «духом»  отрицания и разрушения, заключает  в себе положительный момент: каждый раз расшатывая гармонию, она придает ей динамический характер, постоянно обновляет ее и таким образом сохраняет космос как прекрасную и вечно новую гармонию. Борьба и гармония едины и равноценны. В этой внутренней раздвоенности всего – тайна единого космоса, «скрытый» логос всего сущего.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

3. Единство объективного  и субъективного логоса

 

Гераклит остается верным себе, своему стилю, когда он одним  и тем же термином «логос» обозначает и свое учение (слово) о всеуправляющем логосе, и объективно существующий логос. У него намечается постановка гносеологической проблемы отношения человеческого логоса к объективному логосу, т.е. проблемы возможности их согласования, возможности адекватного выражения объективной (противоречивой) логики вещей. Философ решает эту проблему положительно. Исходя из того, что «мышление присуще всем», что «всем людям дано познать самих себя и размышлять», он считает, что человеческий (субъективный) логос имеет все возможности быть в согласии с (объективным) логосом, хотя это бывает не часто, далеко не у всех людей. Философ жалуется, что, несмотря на непосредственную связь, постоянное общение с объективным и всеуправляющим логосом, большинству людей этот логос остается чуждым; постоянно сталкиваясь с ним, не понимают его; многие люди и «по обучении не разумеют (логоса), хотя самим кажется, что разумеют». Тем не мене субъективный и объективный логосы в основе своей едины, сходны и в известных пределах тождественны: во всяком случае между логосом наилучших людей, в душе которых огненный элемент («сухое сияние») преобладает над влажным, и огненным логосом мира нет качественного различия. И тот и другой логосы составляют всеуправляющий и разумный принцип. Наконец, подобно логосу космоса логос души безграничен, беспределен: «Пределов души не найдешь, даже если пройдешь весь путь к ним: столь глубок ее логос».

Логос человеческой души и  логос космоса вещей – это, собственно говоря, взятый в двух аспектах: внутреннего мира человека, его субъективности, и внешнего строя вещей. Если между  ними имеется сходство и они совпадают друг с другом, если субъективный логос «наилучшего» так или иначе тождествен объективному логосу вещей, то отсюда следует, что познание логоса внешнего мира возможно на пути самопознания («я исследовал самого себя»), собственными усилиями, которые только и составляют личное достоинство, личную заслугу. Самопознание выводит человека из сферы внутреннего мира во внешний. На этом пути человеческая душа обогащается, развертывается и развивается. «Душе присущ самовозрастающий логос». С другой стороны, вступив в связь с логосом внешнего мира вещей и «втянув (в себя) через дыхание этот божественный логос, мы становимся разумными». Оба способа стать разумным (путем ли самопознания или «вдыхания» мирового логоса) не исключают, а предполагают друг друга, ибо логос души и логос мира тождественны в различии, составляют единство внутреннего и внешнего.

Гераклит рассматривает  субъективный логос динамически, т.е. как нечто живое и спонтанно развивающееся, в тесной связи с объективным логосом, а не статически (не как состояние пассивного и мистического самонаблюдения). Только благодаря активности человеческого логоса становится возможным выход во внешний мир вещей. Ощущая в себе творческий («самовозрастающий» или «сам себя умножающий») логос, человек в этом своем логосе узнает мировой логос. Отсюда и уверенность Гераклита в истинности развиваемого им учения (слова-логоса), отсюда жреческая серьезность и эпическая торжественность тона, с каким он возвещает об открытом им логосе мира.

Основным признаком подлинной  мудрости человека Гераклит считает  постижение им логоса бытия. Философ  ставит себе в заслугу то, что  в отличие от других мыслителей указал на «отрешенность» мудрости «от всего». Иначе говоря, мудрость означает не «многознание» (знание частностей и свойств отдельных вещей), а постижение противоречивого смысла (логоса) всего, понимание единства противоположностей.

Эфесец весьма оригинально  раскрывает противоречивое единство логоса и многообразие вещей, диалектику единого  и многого вообще. В самом деле, логос всеобщ, присущ всем вещам, но в то же время в известном отношении находится вне их, «отрешен» от всех них, подобно тому как смысл речи содержится в каждом слове, но ни в одном из них, взятом в отдельности. Смысл речи – это нечто целое и нераздельное. То же самое можно сказать о мире как космосе, как стройном и едином целом. Стройность мира, его гармоничность определяется «божественным» логосом, который господствует над всем и над всем одерживает верх.

Становится понятным, почему «темный» философ, мыслящий образами-понятиями, художественными уподоблениями  и символами, избрал термин «логос»  для выражения и единого в многообразном мире вещей и явлений, и единого в многообразии слов и предложений. В сфере речи, слова или учения (мудрости) гераклитовский логос определяет смысл всех наших слов и речей через все слова; в сфере внешнего мира он правит всеми вещами через все вещи. Логос не совпадает с миром единичных предметов и явлений, слов и речей о них. Если бы он совпадал с миром единичного и отдельного, он не мог бы организовать все сущее и управлять им. Равным образом он не мог бы править всем, если бы он никак не был связан с ним, «отрешен» от всего. Таким образом, Гераклит различает общее и единичное, идеальное и материальное, внутреннее и внешнее, но не противопоставляет их друг другу. Принципом противоречивого единства всех вещей и самого космоса у него является логос.

Как было уже сказано, для Гераклита характерно стремление выразить в субъективном логосе человеческой души противоречивую природу объективного логоса. Мы также видели, какой трудной была для него попытка сформулировать единство (тождество) противоположностей и доказать «схождение расходящегося», «согласие несогласного», «совпадение» добра и зла, прямого и кривого и т.д. Еще более трудной оказалась попытка философа «согласовать» субъективный логос, требующий непротиворечивости, с объективным логосом движения, глубоко противоречивым по своей природе. Эта попытка привела к неожиданным результатам и вызвала острую полемику, которая не прекратилась и по сей день.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

4. Учение о всеобщем  течении

 

Учение о всеобщем течении  было приписано Гераклиту Платоном, Аристотелем и всей последующей  античностью. По сложившейся традиции оно продолжает, за некоторыми исключениями, приписываться ему до настоящего времени. Прежде всего, следует вспомнить, что крылатая фраза «все течет», ставшая столь популярной еще в древности, не принадлежит Гераклиту. Она встречается в «Кратиле» и «Теэтете» Платона в контексте его высказываний о Гераклите и гераклитовцах. Платон вел борьбу против релятивистских выводов, которые были сделаны гераклитовцами (в особенности Кратилом) и софистами из идеи о всеобщем течении. Не следует забывать, что Платон не ставил своей задачей изложения всего учения эфесского философа. Во времена поздней античности, когда были разработаны диалектика понятий и искусство эристики, гераклитовский «смыслообраз» реки (как, впрочем, и другие его образы-понятия и символы) стал на редкость подходящей моделью для постановки и обсуждения философских проблем в духе скептицизма, а также для упражнений в диалектике как искусстве защиты или опровержения какого-либо тезиса. Не удивительно, что идея всеобщего течения была чрезмерно преувеличена, непомерно раздута, в результате чего Гераклит, более всего учивший о логосе-разуме, господствующем в мире и определяющем мир как единый и рационально-гармоничный порядок, был истолкован как алогист (иррационалист), мистик и релятивист.

Между тем учение о всеобщем течении и изменении само по себе не составляет ни главного, ни специфического в философии Гераклита. О движении и изменении говорили милетские  натурфилософы. Для них всеобщее течение было само собой разумеющимся фактом.  О движении и изменении  говорили почти все античные авторы до и после Гераклита. И не только философы. Если бы эфесец, который так  решительно подчеркивал отличие  своего учения от учения «большинства» авторов, узнал бы, что его включили в число названного «большинства», то он, пожалуй, не столько этому удивился бы, сколько огорчился: ведь сетовал же он на «большинство» за непонимание его учения.

Разумеется, не надо впадать  и в другую крайность и вслед  за англичанином Кирком предполагать, что главной идеей Гераклита  была идея стабильности (неизменности) всего, или вместе с некоторыми другими  исследователями считать, что за гераклитовским образом реки не скрывается никакое отвлеченное философское  построение, или сомневаться в  принадлежности Гераклиту фрагмента, который в передаче Плутарха гласит: «В одну и ту же реку невозможно войти  дважды».