Зарождение русской философии

Не менее интересным и  достаточно дискуссионным является и вопрос самого построения истории  русской философии, то есть выбор  основания или критерия для систематизации разнообразного историко-философского материала. Чем больше изучаешь русскую  философию, читаешь и сравниваешь  ее первоисточники, тем больше убеждаешься  в том, что русская философия  сделала все, чтобы о ней не было написано ни одной истории, и  всякий, кто берется за это дело, неизбежно ощущает обреченность своего мероприятия, так как, по словам А.Ф. Лосева, «…почти вся русская  философия являет собой до-логическую, до-систематическую или, лучше сказать, сверх-логическую, сверх-систематическую  картину философских течений  и направлений»(9).

Однако говоря о том, что  русская философия представляет для исследователя сложность  своей бессистемностью, мы все же несколько грешим против истины. У  кого, как не у Вл. Соловьева, мы находим  разработанную, пусть и не до конца  и не во всех деталях, систему философии, включающую в себя теорию познания, этику, эстетику и социальную философию. Не в последнюю очередь это  обстоятельство сыграло и ту роль, что именно Вл. Соловьева считают  родоначальником собственно русской  философии как определенной философской  школы. Великим систематизатором представляется и Н.О. Лосский, который системность  своей философии определил себе в заслуги. Само понятие системности  в философии чаще всего отождествляется  с ее научностью, логикой, теорией  познания. И чем более разработанной  оказывается гносеологическая проблематика, тем системней оказывается и  само учение. Однако это упрощенно-сциентистское  понимание системы и системности философии. Если под системностью иметь в виду определенную идею, объединяющую все элементы учения, а не законченную схему, то русских философов, за редким исключением, можно назвать самыми последовательными систематизаторами, которые стремились к предельной целостности знания как такового и самой жизни. Они ни в коей мере не воспринимали философию в качестве интеллектуальной игры, зарядки человеческого разума; философия для них есть умное делание, есть интеллектуальный способ самонастраивания субъекта на целостность, выводящую этого субъекта за рамки всевозможных дихотомий, антиномий и дискурсов, а тем паче деления философии на отдельные отрасли. Быть может, тот максимализм, с которым русские философы «идеализировали» настоящее философии, является одной из главных причин неприятия ее на философском Западе. Философствующему Западу всегда было характерно, так сказать, «недоверие» к современной философии, о чем свидетельствуют и постоянные «оглядки» назад, «сверки своего курса», поиски первоначала, и не менее последовательные ограничения претензии философского мышления сферой субъекта, объекта, критической функции, методологией науки и т.п. Может быть, русская философия впадала в иную крайность: освобождая философию от ее патологической зависимости от прошлого, она способствует ее зависимости от будущего, торопясь представить это будущее непременным условием настоящего. Таким образом, если западная философия свои основания находит в прошлом, русская — в будущем. Акцент на начале мышления и попытка выстроить абсолютную схему истинного мышления, откуда и вытекает абсолютизация гносеологии и научного познания, в русской философии заменяется на телеологичность цельности как самого познания, так и на последующей цельности познания и жизни. Поэтому основным образом русской философии, формирующим и характер, и методы исследований, в отличие от западной, где таковым оказывается образ человеческого сознания или еще первоначальней — трансцендентального или бессознательного, является образ соборной, творящей, симфонической личности. Мотив собирания распадающегося бытия, постоянного интеллектуального и нравственного усилия и подвижнического подвига в данном модусе — главный мотив русской философии.

Именно поэтому оправданным  в данном контексте кажется более  пристальное внимание к биографическим сюжетам в исследовании истории  русской философии. Конечно, знакомство с философией любого мыслителя обычно начинается с краткой или более  обстоятельной биографической справки. В силу этого как бы отмечается определенная генетическая и общекультурная обусловленность философской мысли  рассматриваемого автора. Но особенности  русской философии, которые мы уже  отмечали: как то неприятие абстрактного теоретизирования, конкретность, антисциентизм, онтологизм,— делают биографический сюжет в истории русской философии чрезвычайно значимым. Русские философы постоянно оказывались на переднем крае идеологической борьбы, на переднем крае борьбы мировоззрений и в результате, с одной стороны, сами переживали периоды метаний, исканий, мучительных решений, с другой, пытаясь с максималистским упорством и открытостью воздействовать на ход исторических событий, что называется, подставлялись и испытывали множество неприятностей от власть предержащих. Но главное даже не в этом, а в стойкой убежденности русских философов в цельности бытия и нераздельности философии и жизни, повседневной рутинности и философского творчества; поэтому они строили свою жизнь согласно своим философским взглядам, а их философские мысли, соответственно, выражали самую сущность их жизни. Поэтому, рассматривая биографические сюжеты, мы в очень большой степени приближенности рассматриваем и философию этих мыслителей. Русским философам присуща предельная выдержанность жизненной позиции. Данный феномен по массовости, так сказать, своего проявления можно сравнить разве что с подобным феноменом раннехристианской эпохи, когда раннехристианские апологеты предпочитали смерть отказу от своих убеждений.

II

Русская философия — явление  уникальное, и, несмотря на неоднозначные  оценки ее характера, генезиса и даты возникновения, прочно занимающее свое место в пространстве мировой  философской мысли. На ее своеобразие  определяющее влияние оказала специфика  исторического и социально-культурного  развития Древней Руси. Прежде всего, в ряду таких событий, которые  стали решающими в самоопределении  древнерусской философии, следует  выделить ее зарождение, напрямую связанное  с принятием Русью христианства. Таким образом, ввиду того, что  и христианство, и христианская философия  пришли на древнерусскую землю извне, можно говорить о внешнем источнике  происхождения отечественной философии. Но, с другой стороны, факт, что этот вариант христианства и христианской философии оказался православным, не может быть объяснен просто случайностью выбора одного князя Владимира и  его стремлением во что бы то ни стало «вогнать» весь русский  народ в восточное христианство. В данном неоднозначном, с точки  зрения его оценки, факте необходимо искать и находить те исторические закономерности, которые обусловили и утвердили на первоначально  языческом фундаменте восточно-христианские ценности и принципы жизнедеятельности  народа, населявшего территорию Древней  Руси. Закономерность, а не случайность  выбора должна подтверждаться также самостоятельным и неповторимым вкладом русских мыслителей в решение философских проблем бытия, познания, нравственности, истории.

Следовательно, в процессе генезиса русской философской мысли  сталкиваются два источника: язычество (внутренний) и византизм (внешний), причем их столкновение носит характер взаимодополнительности, конечно, не без  противоречий и противостояния. В  результате этого столкновения вырабатывается православный вариант христианства, который в своей мистико-аскетической традиции на следующих этапах развития отечественной философии в более  конфликтном варианте противостоит внешнему влиянию западной философско-теологической  мысли. При всей условности данной схемы  двухполюсного характера возникновения  и развития русской философии  она достаточно наглядно может быть представлена через тексты первоисточников. Поэтому знаменитый спор западников и славянофилов (почвенников), многими  критично по отношению к наличию  древнерусской философской мысли  настроенными исследователями признаваемый за точку отсчета собственно русской  философии, приобретает здесь необходимую  историческую перспективу и национально-философскую  оправданность.

Хотя язычество славян, к которым относились и русские  племена, изучается сравнительно давно, у нас не так много достоверных  источников, помогающих в его характеристике. К таковым можно отнести лишь археологические данные и устное народное творчество (фольклор), неполным доверием, по вполне понятным причинам, должны пользоваться свидетельства  иностранных путешественников и  языческие вкрапления, сохраненные  в христианстве. Поэтому в отечественной  литературе существует несколько версий о развитии славянской мифологии, которая  составляла мировоззренческую основу язычества(10). Несмотря на то, что славянская мифология была разработана гораздо  слабее древнегреческой, мы можем на основе ее реконструкции сделать  некоторые выводы в отношении  определяющих духовных качеств наших  далеких предков. Прежде всего, необходимо отметить земледельческий характер языческих культов славян и почитание  ими рождающего начала в природе: Перун, Хорст, Дажбог, Стрибог, Сварог, Мокошь. Кроме того, славянское язычество  освящало отношения равенства и  общинного жития. Соседская земледельческая  община, которая господствовала в  общественном устройстве древних славян, способствовала формированию миролюбивого типа славянского населения, настроенного на добрососедские, открытые отношения  с другими народами.

Славянская мифология  не была раз и навсегда установленной  и неизменной традицией. Однако попытки  князя Владимира перестроить  пантеон древнеславянских культов, выделив Перуна в качестве главного бога, для закрепления иерархической  системы светской власти не привели  к ожидаемым результатам. Христианство, которое уже проникло на Русь, в  гораздо большей степени соответствовало  тенденции укрепления великокняжеской  власти. Христианская культура, впитавшая  в себя и культуру античности, пришедшая  на Русь в результате принятия ею христианства, несомненно дала толчок развитию древнерусской  духовности, а вместе с ней и  русской религиозной философии.

Несмотря на то, что крещение Руси проходило во многом по велению  князя Владимира, и на то, что возник и долгое время продолжал существовать феномен так называемого «двоеверия», христианство смогло, прежде всего, своей  этически-житейской направленностью, достаточно безболезненно — если принять во внимание масштаб события  — стать ведущей мировоззренческой  силой древнерусского этноса.

Изобретение славянской азбуки братьями Кириллом и Мефодием в IX веке облегчило адаптацию распространявшихся текстов Священного Писания, святоотеческих сочинений, богослужебной, житийной и  нравственно-назидательной литературы. Вместе с переводной литературой  на Русь в X–XII веках стали проникать  богословские и философские тексты Иоанна Дамаскина, Иоанна Златоуста, Григория Назианзина, Василия Кесарийского, Ефрема Сирина, Иоанна Лествичника, Афанасия Александрийского. Наибольшей популярностью  пользовались переводы с греческого Иоанна Экзарха Болгарского «Шестоднев»  и Иоанна Дамаскина «Источник  знания». Иоанн Экзарх составил славянский «Шестоднев» и перевел Иоанна Дамаскина в конце IX — начале X века. Произведения болгарского автора привлекают своей энциклопедичностью, их главная цель — раскрыть смысл  христианских истин при помощи античной философии и науки. Особым авторитетом  при этом пользуются позиции Платона  и Аристотеля. Автор выступает  за необходимость диалога между  христианским вероучением и античной мудростью.

Кратким, но одновременно разносторонним и концентрированным изложением христианского вероучения являются и Изборники 1073 и 1076 годов. Изборник 1073 года был создан по заказу князя  Святослава Ярославича Черниговского  и представляет собой компилятивный  труд, в котором предпочтение отдается взглядам апологетов и отцов Церкви Василию Великому, Афанасию Александрийскому, Максиму Исповеднику, Дионисию Ареопагиту, Иоанну Дамаскину и др. Близок ему  по характеру содержания и Изборник 1076 года, ориентированный на передачу квинтэссенции главных идей патристики.

Выдающимся и еще, по сути, непризнанным памятником древнерусской  письменности является «Палея Толковая». Отечественный историк М.Н. Тихомиров  полагает, что Палея создана не позднее XII века, а возможно, и в XI веке. Она представляет собой грандиозный  труд, энциклопедический по характеру  источников и тем изложения, в  котором синтезированы как истины богословско-христианского знания, так и основные принципы средневековой  онтологии и космологии. Особое место  в Палее занимает христианская историография, в которой ветхозаветная история  рассматривается как символический  прообраз новозаветных событий.

Если обратиться к оригинальным произведениям древнерусских авторов  времени Киевской Руси, то одним  из первых может быть названо «Поучение  к братии» Луки Жидяты. Лука Жидята (? – 1059) — первый русский епископ  Великого Новгорода. О его жизни  известно немногое. Происходил из знатного рода. Образование получил в школе  своего предшественника епископа Иоакима  Корсунянина. Возведен в сан вместо грека Ефрема. В «Повести временных  лет» под 1036 годом сообщается: «Иде Ярослав Новугороду, и постави  сына своего Володимера Новегороде, епископа постави Жидяту». По гипотезе А.А. Шахматова, Жидята инициировал составление  первого Новгородского летописного  свода в 1050 году. В том же году им был освящен построенный при  нем каменный Софийский собор. В  епископстве Жидяты было организовано составление и перепись церковных  книг, сам он участвовал в переводе с греческого языка сочинений  на религиозные темы. В 1055 году, оклеветанный своим холопом Дудиком, вызван в  Киев и осужден митрополитом Ефремом  в заточение, где пробыл три года. Заточение было прервано неожиданной  кончиной Ефрема. Умер Лука Жидята в 1059 году, похоронен в Новгороде за Софийским собором. Канонизирован  Русской Православной Церковью, в 1558 году обретены его мощи, перенесены в Софийский собор и положены в Мартириевой паперти. Епископ  Лука — первый по времени русский  проповедник, правда, до нас дошло  лишь его небольшое нравоучительное  сочинение «Поучение к братии». Его можно условно разбить  на две части, в первой из которых  речь идет о положениях христианского  Символа веры и об основных правилах поведения монаха в церкви, во второй — о необходимости любви к  ближнему, покаяния и исповедания  в главных грехах, среди которых  гнев, скорбь, ложь, воровство, гордыня, пьянство, обжорство. Повседневными  нравственными истинами провозглашаются  почитание родителей, пожилых людей, священников и князя, страх перед  судом Божиим.

Выдающимся представителем древнерусской мысли был Иларион  — первый русский митрополит. Сведения о нем скудны. В «Повести временных  лет» о нем сообщается, что он родом «русин», «муж благ, и книжен, и постник», был священником в  княжеском селе Берестове под  Киевом, рано посвятил себя иноческим  подвигам. Благодаря своей образованности и аскетизму скоро приобрел известность  и стал близок к великому князю, по желанию которого в 1051 году собором  русских епископов был поставлен  митрополитом. В летописи под 1051 годом  указано: «Постави Ярослав Лариона  митрополитом русина в святей Софии, собрав епископы». Подчеркнем еще раз, что назначение на пост главы Русской  Церкви первого русича был осознан  русской духовной и светской элитой как факт необходимости полной независимости  от Византии. Однако Иларион оставался  митрополитом недолго, уже в 1055 году в летописи упоминается другой митрополит из греков. Время кончины Илариона тоже неизвестно.