Как нам модернизировать демократию: вызовы и перспективы электронной демократии

Вся эта конструкция двойного разрыва - разрыва в пункте самого голосования/избрания и итоговой структуры "политических представителей/представляемого электората" или "политиков/избирателей" - ставится электронной демократией под вопрос. И существенным тут является именно устранение символического горизонта. Там, где было возможно анонимное и тайное голосование, задающее базовые координаты гражданства, возникает стремление к "полному осуществлению" общества, в котором не остается никаких недомолвок и противоречий, к предельно гладкому его функционированию, обеспечиваемому именно полной информацией, ее агрегированием и передачей во всех возможных направлениях (сверху-вниз, снизу-вверх и в стороны). Несомненно, такая тенденция оказывается оборотной стороной того же буржуазного и либерального проекта, однако в этом случае разрушение традиционной социальной иерархии и кодов требует моделирования общества в качестве "треста", "социального контракта", в котором политический представитель имеет чисто служебную функцию, зависящую от того, какая именно информация ему поставляется. Полития, выстроенная как трест или большая фирма (или, как вариант: община), вполне могла бы представлять собой форму "диктатуры буржуазии", однако она зависела от устранения самой логики представительства с ее претензией на универсальность.

В частности, "электронная демократия" в принципе не предполагает возможность коммуникации, ставящей вопрос о "конституционных" основаниях данного политического режима - последний уже скрыт позитивным функционированием системы как таковой. В некотором смысле, электронная демократия оказывается идеалом актуальных форм работы с радикальной оппозицией (и не только в России), требующих перевода ее претензий на язык конкретных, материальных и организационных требований.

Устранение базовой формы тайного политического голосования выполняется не только за счет явного крена в сторону маркетизации и постфактумного управления (осуществляющегося уже после того, как система администрирования и представительства принята за данность), но и на более глубоком, одновременно символическом и технологическом уровне. Любое голосование, любой референдум в электронной демократии выполняется так, что, собственно, сама эта процедура оказывается структурирована системой контроля, идентификации и трекинга, которой, в частности, и выступает интернет (и цифровой обмен информацией в целом). Иными словами, само голосование смешивается с работой контроля, в которой процедура подачи голоса ничем не отличается от рутинного сбора информации, опроса, изучения и, в конечном счете, фиксации места, позиции и идентичности того или иного "голосующего индивида". Там, где раньше надо было "отключаться" (на короткое мгновение нахождения в темной кабинке для голосования), теперь можно голосовать только предельно "подключившись", причем твои личные усилия и увертки ничего не значат: главное, как фиксируется само твое присутствие.

Вопрос, опять же, не в том, что "кто-то" (например спецслужбы) может в любой электронной системе коммуникации, в конечном счете, узнать, как именно голосовал тот или иной пользователь, что именно он сообщил и откуда. Главным моментом является трансформация символического поля, встраивание голоса избирателя в совершенно иную систему обработки информации, в которой предельная свобода обмена совпадает с предельной фиксацией позиции каждого, с глобальным позиционированием. Политика все больше складывается в качестве системы "логов", которые могут даже не существовать реально, достаточно, что они могут просто существовать. Так же, как в классических бюрократических системах важным было то, что на каждого есть "досье", даже если его никто никогда не прочитает, в "электронной демократии" горизонтом оказывается отсутствие секрета, невозможность "выключиться" из сети отношений, которые определяют место голоса, как и его содержание, то есть символическим априори является "запись", "лог", определяющие идентичность и политическое место "голосующего". Эта невозможность "выключения", которой ничуть не противоречит виртуализация и размножение идентичностей (как раз наоборот, она выступает в качестве способа создания дополнительных сетевых "интерфейсов", точек подключения и "участия"), вносит существенные возмущения в структуру буржуазной либеральной демократии, возвращающейся отчасти к формам досовременного представительства (у каждого - свой представитель/патрон), легитимируемой всеобщим социальным договором, гладким функционированием социального обмена (преимущественно информацией).

То есть, если политическое участие, в пределе не может мыслиться в горизонте анонимности/абстрагирования (с соответствующей потенцией универсализации, благодаря которой каждый становился воображаемым "гражданином вообще"), а, напротив, погружается в логику контроля/позиционирования, основные политические механизмы неизбежно меняются, причем эти изменения, видимо, пойдут значительно дальше восстановления структур "мобильного клиентелизма", как и далее традиционного общества контроля. И это, несомненно, весьма ощутимый вызов любым проектам электронной демократии: насколько она вообще демократична, если сам обмен информацией в ней и волеизъявление будут совпадать с позиционированием и идентификацией каждого? Не окажется ли прямая электронная демократия, осуществляемая за счет подключения каждого гражданина к якобы открытой и абсолютно прозрачной сети обсуждений, - не более чем объединением систем контроля с тотальным "соцопросом", в котором ни у кого нет возможности анонимно и ответственно (то есть ответственно, поскольку анонимно) принять решение? И, наконец, не должна ли сама эта идея анонимности как условия ответственности и универсальности быть отброшена как идеологическая иллюзия?

3. Электронная демократия как "демократия  вторым шагом": проблема оцифровки  политики

Другую радикальную проблему актуальных вариантов реализации "электронной демократии" можно вычленить на примере конкурса под названием "Проект 10 в сотой степени", начатого компанией Google в октябре 2008 года. По сути, это крупнейший на сегодняшний день проект по использованию "коллективного разума" человечества с целью решения множества общераспространенных (глобальных и структурных) проблем.

В числе победителей конкурса Google, то есть наиболее инновационных проектов, - оказался проект Public.Resource.Org (и ее инициатива Lov.Org), некоммерческая организация, главная цель которой - обеспечить онлайн-доступ ко всем правительственным и законодательным документам США.

Хотя речь в данном случае не идет о масштабной "модернизации" демократии, декларация Lov.Gov позволяет отметить некоторые моменты, которые, структурируя проекты подобного рода, в большинстве случаев остаются без внимания.

Будущая деятельность проекта определяется тем зазором, который существует между уже выпущенными и введенными в действие правовыми актами самой разной природы и необходимостью их представления в сетевой/цифровой форме. Такое представление не является неким техническим моментом, поскольку оно задает отношение и к самим "базовым" документам, их стандарт использования.

Так, декларация открывается тезисом "Первичные правовые материалы Соединенных Штатов - это сырье нашей демократии". Это сырье отличается хаотической природой, поскольку правовые документы, имеющие публичный характер, порождаются на самых разных уровнях самыми разными политическими структурами. Политическое тело сложено из разных "governmental bodies", жизнь которых никак не соотносится с необходимостью мгновенного доступа произвольного пользователя сети к продуктам их деятельности. Поэтому эта жизнь должна быть упорядочена, а сырье, соответственно, должно быть переработано. Ведь, в отличие от локальных и в той или иной мере институциализированных способов распространения и производства политического текста, сеть предполагает не только нейтральность и равенство всех данных друг перед другом, но и высокую степень унификации, структурирования данных, без которого распространять их просто невозможно.

Поскольку "данные" должны распространяться в "компьютерно-процессируемой, не-проприетарной" среде (так что правовые акты удачно ложатся в матрицу "открытого кода" и анти-копирайта), речь, по сути, должна идти о том, чтобы переработать "сырье" в особую базу данных. Это, в свою очередь, предполагает не только жесткую типизацию данных, но и моделирование связей, транзакций между данными разного типа. Сама типизация и классификация "данных демократии" неизбежно меняет их собственную логику, более того, предполагает, что никакой собственно логики у них может и не быть, поскольку их единственная цель - быть открытым любому, кто заглянул на сайт.

Разумеется, в американской политической системе (как и в любой другой) "публичные сообщения" значимы не сами по себе, а внутри тех политических и правовых практик, которые определяют их применимость и значение. То, что говорится в законе, вообще-то, не является чем-то "данным". А простой перевод законодательного акта в форму "данных" радикально меняет регистр записанного политического высказывания, когда-то бывшего "предписанием", а не "описанием" (любые данные - скорее дескрипции). Более того, ограничение теми "правовыми материалами", которые "выпускаются" специальными органами, на деле оставляет собственно политической вопрос за рамками картины. Проблематичен не только разрыв между многочисленными политическими документами и их представлением в виде базы данных, но и между сырьем и собственно теми институтами, практиками и традициями, которые обеспечивают производство этого сырья. Иными словами, то, что принимается проектами вроде Lov.Gov за сырье, таковым на деле совсем не является. "Датификация" публичных законов и самой публичности в целом оказывается особой продуктивной процедурой, которая структурирует всю эту сферу через логику обработки того, что появляется как будто самопроизвольно. Конечно, исследователи могут оценивать работу этих "органов", выделяющих законы, и даже предлагать какие-то решения, однако для "массового пользователя демократии" эти законы могут стать доступными только в обработанном виде, как типизированные данные, снабженные удобным графическим интерфейсом. Не исключено, что следующим этапом "политической прозрачности" может стать именно визуализация правовых данных для тех граждан, которые не способны понять смысл многочисленных юридических текстов. В таком случае, не за горами анимированное интерактивное переложение Конституции.

Сколь бы перспективными ни казались эти проекты обеспечения прозрачности правительства (которые следует однозначно защищать как примеры борьбы с излишней секретностью), необходимо уже сейчас попытаться оценить перспективы тех политических сдвигов, которые подготавливаются не столько на уровне упрощения доступа к публично значимой информации, сколько за счет изменения самого способа обращения с информацией политического и гражданского характера, ее "перерегистрации" (например при неявном переходе от прескрипции к дескрипции). Изменения эти и сдвиги обеспечиваются тем, что если все "правительственные" органы будут в самом скором времени знать о том, что издаваемые ими акты и выпускаемые законы особым образом типизируются, представляются онлайн и архивируются, скорее всего, это так или иначе скажется на самой деятельности этих органов (собственно, подобное воздействие наблюдалось и в случае обычных бюрократических директив, заставляющих действовать, например, "для отписки").

Заранее нельзя предсказать, не разовьются ли в ответ на разрабатываемые Google и другими компаниями проекты "прозрачности", те или иные формы утаивания, которые окажутся гораздо более опасными, чем традиционные, то есть жестко кодифицированные и (по крайней мере в идеале) и юридически зафиксированные варианты "секрета" и секретности. В конце концов, такие проекты никак не могут повлиять на деятельность правительства за пределами "базы данных", так что повышение прозрачности вполне может стать стимулом для нового витка персонализации и засекречивания и так уже лишенной большинства публичных координат политики, а потому "постдемократия" сохранит все свои позиции.

Фундаментальной погрешностью "технических" проектов, аналогичных Lov.Gov, является то, что они берут на себя и слишком много, и слишком мало. С одной стороны, они неявно переформатируют саму логику политического высказывания и производства, превращая результаты долгого (в идеале - делиберативного) процесса в "сырье", которое еще только нуждается в переработке. То есть происходит не только смещение акцентов и регистров, но и перенастраивание политических интерфейсов, самой системы "вовлечения" демократического гражданина. С другой стороны, подобные проекты мыслятся в нейтральном, менеджериальном горизонте, поскольку они не проводят никакого различия между "политической" коммуникацией и деловой, причем последняя, опять же, представляется в нейтральном, бесконфликтном, нью-эйджевом ключе. Люди не столько борются, сколько конкурируют, и даже не столько конкурируют, сколько сотрудничают, получая в равной мере выгоду от такого сотрудничества, которое сводится к "Обмену Идеями" и взаимному обогащению ими.

Итак, даже "технические" проекты электронной демократии, пытающиеся решить проблемы актуального кризиса демократических институтов за счет введения тех или иных цифровых и сетевых "симуляций" прямой демократии, либо наталкиваются на уже работающие институты и соответствующие проблемы, либо порождают непредвиденные последствия. Например, в случае распространения проектов, аналогичных Lov.Gov, можно ожидать того, что подобная электронная демократия будет порождать новых посредников (компании-операторы оцифровки); редуцировать все политические высказывания и тексты до одного уровня, пригодного для цифровой типизации и классификации; провоцировать правительственные организации на поиск контрмер, которые могут стать началом новой эпохи секретности; вытеснять радикальные формы политики, оправдывая такое вытеснение нейтральным, менеджериальным, взаимовыгодным стилем дигитальной политики как большого поля обмена информацией и идеями.