Природа нравственных отношений

Прямые насильственные действия, ведущие к взаимной враждебности, далекие предки человека непосредственно  наследовали от человекообразных обезьян  и других стадных животных, где  всегда имеет место система доминирования  более сильных и приспособленных  особей. В то же время подавление сильными слабых и менее приспособленных, межгрупповая и внутригрупповая  агрессия сосуществовали в первобытных  стадах совместно с элементами сотрудничества и взаимоподдержки в совместной коллективной охоте, простейших трудовых операциях, формирующих чувство взаимной привязанности, что также характерно для многих животных сообществ, живущих стаями или стадами.

Система доминирования, являющаяся природным способом регулирования  взаимоотношений в животном сообществе, может быть одновременно истолкована  и как обеспечивающая порядок  в нем, и как порождающая постоянное соперничество и вражду. Действительно, она основана на подчинении слабых сильнейшим и тем самым обеспечивает какой-то устойчивый порядок удовлетворения потребностей в этом сообществе и  определенную стабильность. Однако этот порядок основан на ущемлении  и ограничении притязаний слабых, подталкивая их на противоборство и  столкновение с целью изменения  своего положения в иерархии стада.

В процессе антропосоциогенеза система доминирования не исчезает, но преобразуется и переносится в иную, социальную плоскость. Над природными, присущими животным инстинктивными формами регуляции взаимоотношений, над животными способами поведения надстраиваются специфически человеческие механизмы организации поведенческих комплексов. Они характеризуются постепенным осознанием и овладением человеком своим поведением.

Простейшими и первоначальными  его элементами стали появление  каннибализма и запрет на него, а  также экзогамия, т. е. запрет на половые  связи внутри рода, и запрет на убийство сородичей.

Можно предположить, что первым шагом к появлению  нравственности был шаг назад  по сравнению с присущими животным природными поведенческими комплексами - это возникновение каннибализма, поедание особей своего вида.

Его культурно-исторический смысл заключался в переходе от запрограммированных  природой средств питания к свободному их выбору. Основной причиной появления  людоедства на самих ранних стадиях  существования первобытного человека была необеспеченность источниками  питания, потребовавшая от него преодоления  инстинктивных механизмов удовлетворения голода и появления способности  к неограниченному выбору пищи ради выживания. Именно жесточайший голод, ставивший под вопрос само существование  человека, вызывал страшную и невыносимую  для современного человека неизбежность каннибализма.

Одновременно практика каннибализма отражала и присущее для  ранних стадий человеческого сообщества глубочайшее презрение к человеческой жизни вообще, о чем свидетельствуют  историки и этнографы, описывающие  жизнь первобытных дикарей, в  пору голода поедающих сначала старух, а уж потом охотничьих собак, которые  в отличие от первых полезнее - ловят  выдр. Неизвестно даже, отмечал один исследователь, кого вспоминает чаще такой  дикарь - свою жену или собаку - после  того, как он съел их обоих.

Способность первобытного человека к поеданию себе подобных означала первый шаг к свободе  от давления природных регуляторов  поведения, но в то же время она  приводила к обострению соперничества  внутри первобытного стада и необходимости  появления неких сверхприродных регуляторов пищевого инстинкта.

Неурегулированный инстинкт, вырвавшись на свободу, порождал частые конфликты внутри стада и  угрожал сложившейся системе  иерархии, угнетая этим производственную жизнедеятельность коллектива.

По мнению Фрейда, именно нарушение иерархии и порядка  в результате восстания возмужавших  сыновей против ослабевшего, но, возглавляющего стадо отца, который оказался съеденным  ими, вызвал у первобытных людей  комплекс переживаний, где смешались  ужас, стыд и раскаяние за содеянное. Именно из него, по Фрейду, выросли запрет на каннибализм и вся лежащая  в основе моральной культуры система  запретов и ограничений, направленная на поддержание порядка и ограничение  индивидуальных притязаний.

Однако здесь  следует иметь в виду, что сам  этот запрет входил в практику путем  постепенных ограничений, отражающих подсознательное становление представлений  о ценности человека как сородича.

Первоначально из числа употребляемых в пищу были исключены слабые мужчины, затем  женщины, старики и старухи, т. е. соплеменники. Жертвами каннибализма остались лишь плененные враги, нарушители родовых установлений и те, кого приносили в жертву богам. Эта  последовательность и градация отражают формирование системы ценностей  первобытного человека, базирующейся на выделении противоположности "полезное" - "вредное" и "мы" - "они", и осмыслении этой противоположности  в новых ценностных представлениях.

Все, что оказывается  непосредственно полезным для существования  рода, высоко ценится и поощряется - сила, мужество, бесстрашие, способность  переносить трудности и лишения  во имя благополучия рода, искусство  в охоте, рыболовстве, бытовом обустройстве и военном деле, верность и постоянство  в своих заботах об общих делах. Само понятие "хорошего", "доброго" еще не имеет чисто духовного  смысла и распространяется на материальные вещи и явления природы - имущество, орудия труда, огонь для согревания и приготовления пищи, на солнечный  свет и тепло, на воду и воздух, лесных зверей и птиц, поскольку на них  можно охотиться.

Чрезвычайно важным и ценным является здесь способность  жить в соответствии с обычаями и  традициями предков, поддерживать их и  соблюдать даже с риском для жизни.

Соответственно  всякое отступление и нарушение  сложившегося порядка, чем бы они  ни вызывались и ни мотивировались, рассматриваются как зло, требующее  адекватного возмездия.

В силу объективного единства условий существования  и выживания первобытного коллектива постепенное осознание полезности того или иного явления и форм поведения для коллектива органически  соединяется с постижением принадлежности всех членов коллектива некоторому единству - "мы", что способствует формированию представлений о ценности "своих", "наших" в отличие от "чужих". Соответственно ценность "своего", родственного человека возрастала по мере осознания и усиления враждебности к "чужакам".

Вообще говоря, враждебность по отношению к представителям других сообществ свойственна многим стадным животным, однако только у  человека она полностью отождествляется  с противоположностью "хороший" и "плохой", распространяемой соответственно на представителей своего рода и чужаков. Враждебность и страх по отношению  к чужим содействовали формированию ценностного отношения к сородичам, предполагающего отношение к  ним, основанное не на их природных  качествах, а на их социальном статусе - быть членом "нашего" сообщества.

Над природными установлениями, опирающимися на видовое единство человеческого  рода, надстраиваются чисто социальные, культурные разграничения, порождающие  отношения, которых нет в животном мире. В своем натуральном бытии, в своих природных качествах  сородич точно такой же, как  и "чужак", но он принципиально  другой в своем социальном качестве - он "свой", готовый к взаимопомощи и сотрудничеству, достойный сочувствия и симпатии. Поэтому нельзя убивать  и съедать "своего" в отличие  от "чужого", даже если на вид он гораздо упитаннее и вкуснее.

По-видимому, здесь  же следует искать ответ на вопрос о смысле экзогамии - вступления в  брак только с представителями другого  рода и запрета инцеста - половых  отношений между кровными родственниками.

На самых ранних стадиях развития первобытного общества господствовали неупорядоченные половые  отношения - промискуитет, где каждый мог принадлежать каждому в той  мере, в какой это дозволялось  его положением в системе доминирования. Постепенно в ходе естественного  отбора более быстрое и полное развитие получали те племена, где ограничивалось половое общение сначала между  поколениями, а позже и между  братьями и сестрами, завершившееся  установлением экзогамии и запрета  инцеста, т. е. переходом от стадной  организации к кровнородственной. И если постепенное исключение из полового общения близких родственников  можно объяснить действием биологической  целесообразности, проявляющейся в  естественном отборе, то запрет на половые  связи внутри рода является уже социально-культурным установлением, в результате которого женщина перестает быть просто самкой, объектом удовлетворения потребности, и становится сестрой, матерью.

Можно предположить, что в начале человеческой истории  мужчины удовлетворяли свои половые  потребности посредством насильственного  овладения женщинами, и смысл  экзогамного запрета, как и запрета  на каннибализм, первоначально заключался в пресечении насилия по отношению  к женщинам своего рода, которые  наделялись в силу этого особым ценностным статусом.

Таким образом, именно каннибализм и запрет на убийство сородича, экзогамия и запрет на инцест составляют в совокупности исходную основу культурного развития человечества, а сами эти явления происходят из одного корня - наделения представителя  своей общности особым культурно-ценностным статусом. Более того сами родственные  отношения в дальнейшем возникают  поэтому, по мнению некоторых этнографов, не естественным, а культурным путем, посредством осознания общности условий жизни и деятельности первобытного коллектива, единства языка, взаимной зависимости и ценности друг для друга. Именно с этих пор  отношения между людьми становятся впервые подлинно человеческими, а  не просто полезными для выживания  и естественного отбора.

Ведь статус человеческого  имеет только такое отношение, где  другой выступает не вещью, не животным, не объектом для удовлетворения полового голода и средством пополнения пищевых  запасов, а становится самостоятельной  ценностью, тем, с кем можно общаться, рядом с которым можно жить и работать.

Нарушение сложившихся  в культуре первобытного человека запретов и несоблюдение установлений считалось  поэтому самым страшным злодеянием. Есть человеческое мясо, убить отца, мать или сородича, вступать в половую  связь с родственниками означало совершение ужасного злодеяния вовсе  даже не потому, что при этом могли  серьезно пострадать интересы других людей. Собственно материальный, вещественный ущерб подобного действия мог быть самым незначительным или его могло не быть вовсе.

Однако такие  поступки были ужасны своим символическим  значением, демонстрируя, что совершивший  их полностью утрачивает человеческий облик и не владеет смыслами, присущими  культурным установлениям и понятиям, что он не вышел из состояния дикости, животности.

Именно здесь, по-видимому, можно провести разграничение запретов, обычаев и традиций, имеющих только производственный, оборонительный, охранительный  и бытовой смысл, от тех, которые  образуют нравственную культуру общества. Ибо в последних как раз  стихийно осознается и выражается особая, сверхприродная ценность человека первоначально лишь в качестве принадлежащего к "своей" общности.

Поэтому можно утверждать, что нравственная культура изначально возникает как преодоление и  преобразование природных стремлений человека посредством подчинения их культурным, ценностным представлениям.

Нравственность  первобытного общества формировалась  постепенно и развивалась чрезвычайно  медленно в силу традиционного характера  всей первобытной культуры.

В то же время, будучи подлинным началом человеческой истории, она породила такие ценности, которые вызывали позже представления  о нравах родового общества как пресловутом "золотом веке" человечества, впоследствии им утраченном. Отголоски таких представлений  без труда можно найти в  фольклоре многих народов, в размышлениях многих мыслителей о преимуществах  естественной жизни в единстве с  природой по сравнению с испорченной  цивилизацией и даже в религиозных  учениях о райской жизни первых людей до их грехопадения.

В чем состоит  подлинный смысл подобных представлений?

Действительно, содержание первобытной нравственности характеризовалось  господством коллективистских начал, сплоченностью, взаимопомощью и  сотрудничеством, безусловной преданностью индивида интересам общности и изначальной  готовностью следовать существующему  порядку без какого-то особого  принуждения и давления. Сложившиеся  обычаи, нравы, традиции рассматривались  как заветы предков или заповеди богов и передавались из поколения  в поколение в совместных действиях  и ритуалах.

В первобытном обществе все трудятся с полным напряжением  всех сил, здесь отсутствуют социальное неравенство и эксплуатация, ибо  вследствие чрезвычайно низкой производительности труда отсутствует прибавочный  продукт, который можно было бы отнимать и присваивать. Здесь господствует уравнительное равенство, начиная  от распределения пищи и вообще добычи и кончая равновеликим возмездием за причиненный вред.

Жизненный уклад  и дисциплина здесь основываются на силе привычки, авторитете обычаев, все вопросы решаются сообща и  по большей части также традиционным способом. Здесь отсутствуют присущие эпохе цивилизации органы власти и управления, тем не менее, жизнь  идет своим порядком.

Положение человека в нравственном отношении характеризуется  непротиворечивостью, он не отделяет себя от коллектива, в котором живет, и  от того миропорядка, которым живет. Для него не существует разграничения прав и обязанностей, искушений и соблазнов поступить вопреки родоплеменным установлениям, ибо все они священны и неприкосновенны, обладают некоей высшей властью, которой индивид оказывается, безусловно, подчиненным во всех своих чувствах, мыслях и поступках. Поэтому это человек прямодушный, без каких-либо "задних мыслей", у которого внутренняя и внешняя жизнь совпадают. Он не знает жадности, алчности, корыстолюбия, он приветлив и прям по отношению к соплеменникам, не умеет хитрить и злословить. В то же время он всегда готов встать на защиту сородичей, отличается храбростью и мужеством, самоотверженностью и силой характера.