Философия Мартина Хайдеггера и экзистенциальная философия

Литература  для самостоятельной работы

1. Гадамер Х.-Г. Истина и метод.– М.:Прогресс,1977.
2. Гадамер Х.-Г.Актуальность прекрасного.– М.:Прогресс, 1991.
3. Гадамер Х.-Г. Философия и литература // Философские науки, 1989.– №2.
4. Гадамер Х.-Г. Хайдеггер и греки // Логос,1991.– № 2. С.56-68.
5. Ортега-и-Гассет Х. О спортивно-праздничном чувстве жизни // Философские науки. 1991.– № 12.– С.137-152.
6. Философский энциклопедический словарь.– М.:Советская энциклопедия, 1983.– С.99.
7. Современная западная философия. Словарь.– М.: ИПЛ, 1991.– С.67-69.
8. Реале Дж., Антисери Д. Западная философия от истоков до наших дней.– Т.4. От романтизма до наших дней.– СПб.:Петрополис, 1997.– С.423-431.

Вопросы для  самопроверки знаний

1. В чем суть онтологической интерпретации понимания? Чем она отличается от традиционной гносеологической?
2. Что принимает Х.-Г.Гадамер за очевидность?
3. В чем суть герменевтического опыта? Что нового он привносит в философскую гносеологию?
4. Как доказать правильность умозаключения и истинность тезиса Х.-Г.Гадамера о том, что мышление небеспредпосылочно?
5. Каковы психологические предпосылки учения Х.-Г.Гадамера о пред-рассудке?

Библиотека Фонда содействия развитию психической

РАЗЛОЖЕHИЕ ТРАДИЦИОННЫХ ФОРМ 
ДУХОВНОГО ПРОИЗВОДСТВА 
И СООТВЕТСТВУЮЩЕЙ ИМ СТРУКТУРЫ САМОСОЗНАНИЯ

Прослеживая изменения, происшедшие в буржуазной философии Запада на протяжении последнего столетия, обычно обращают внимание на открытия и новые постановки проблем, к которым пришли конкретные науки, на достижения общественной практики, на явления политико-идеологического порядка.

Спору нет, все  это реальная питательная среда  философского мышления, его объективно складывающееся проблемное поле, перестройки  которого оказывают решающее влияние на эволюцию философии как науки, как особой формы положительного знания.

Но философия  не только знание (будь то о мире, будь то о самом знании). Она еще  и непосредственное воплощение общей  структуры сознания и самосознания известной исторической эпохи, выражение возможного для нее типа личности, персональности, представленных через сам способ мышления.

Изменения всеобщих по своему выражению и значению структур самосознания – существенный аспект истории философии. Но все дело в  том, что именно эти изменения, в известном смысле образующие ядро всех эволюции философских идей, не могут быть целиком поняты и объяснены из перестроек познавательной ситуации философии. Они задаются прежде всего изменениями общественной формы духовной деятельности, о которых мы можем судить по таким социологически наблюдаемым явлениям, как организация интеллектуального труда, способы распространения и использования его продукции, положение интеллигенции в обществе, роль в нем науки и научного знания и т.д.

Исторический  период, в течение которого западная философия трансформировалась из классических форм в современные, был отмечен не только кардинальными научными открытиями, не только возникновением совершенно новых отношений в сфере экономической и социально-политической практики, но еще и невиданно крутой ломкой условий организации и осуществления интеллектуального труда (в первую очередь – научного). Именно на это обстоятельство, весьма редко учитываемое в историко-философских исследованиях, нам и хотелось обратить внимание.

В условиях современной государственно-монополистической  организации направленное воздействие  на индивидуальное сознание, его заведомое  программирование, кодирование и  унификация стали органическим элементом  механизма регулирования общественной жизни. Это новое явление возникло под влиянием двух взаимосвязанных, но социально разнородных процессов: прогрессирующего обобществления форм человеческой деятельности, с одной стороны, и развития новых инструментов принудительной регламентации массового поведения – с другой (мы имеем в виду бюрократизацию общественной жизни, репрессивный социальный контроль и использование в системе этого контроля средств массовой информации, пропаганды и рекламы).

Сегодня налицо особая "индустрия сознания", обслуживаемая целой армией работников интеллектуального труда. Их реальное положение существенно отличается от традиционного положения людей "свободной профессии", их стремление к просвещению и объективному идейному ориентированию массы жестко лимитируется общей логикой действия массовых коммуникаций, определяемой коммерческими и идеологически-пропагандистскими целями, задачами развлечения аудитории, "фабрикации грез", направленной систематизации стихийно складывающегося сознания, и т.д.

На  место медленного, спонтанного вызревания мифов, характерного для традиционных обществ, современный капитализм поставил своего рода рациональную фабрикацию мифологий. Процесс обобщения, образно-концептуального оформления фетишистских представлений, стихийно зарождающихся в голове рядового агента общественной жизни, прежде занимал столетия. Сегодня он искусственно ускорен, форсирован, причем сама систематизация мифа происходит с помощью приемов, имитирующих методы научной демонстрации, доказательства, абстрактного рационального рассуждения.

Все это вместе взятое создает совершенно новую ситуацию для представителя интеллектуального труда, внутренне следующего классической гуманитарной традиции – философии самосознания, как она конституировалась в XVII-XIX вв.

Классическим  философским учениям была в той или иной степени свойственна просветительская, миссионерская установка. Их автор чувствовал себя монопольным обладателем истинных очевидностей, которые он должен был донести до неразвитой, ограниченной массы, погруженной в мирские тревоги и заботы. Масса мыслилась как носительница предрассудков, но (последнее важно подчеркнуть) предрассудков неизначальных, несубстанциальных, обусловленных исключительно ее зависимым положением, отсутствием досуга, который мог бы быть использован для интеллектуальных занятий, для методически последовательного прояснения обыденных представлений. Предполагалось, иными словами, что массовый потребитель духовной продукции отделен от её производителя лишь условностями своего социального положения, своей занятостью и нуждой, но что в принципе между их сознаниями существует своего рода "предустановленная гармония", которая обеспечивается тайной причастностью всех людей к одним и тем же очевидностям, поддающимся демонстративно-рациональному выражению.

Свой  досуг, свою социальную привилегию на умственный труд мыслитель-классик переживал как привилегию метафизическую, как безусловное право мыслить за всех других, представительствовать в сфере разума от лица тех, кто лишен возможности обрести и культивировать собственный разум. Выключенность из системы материального производства, из тревог и забот, связанных с поддержанием, физического существования, осознавалась им как свобода от страстей, интересов, своекорыстия и их искажающего воздействия на процесс постижения истины: мыслитель-классик ощущал себя изъятым из сферы социально-принудительных иллюзий, обусловленных особым, ограниченным положением различных общественных групп. Он представлялся себе абсолютным наблюдателем, находящимся вне любых социально-относительных "систем отсчета", а потому способным непосредственно усматривать объективно-истинное положение дел. Отсюда естественным образом возникала, в частности, иллюзия, будто простое возвещение внутренних достоверностей его сознания способно уничтожить предрассудки, в которых живет масса, рассеять их светом ослепительной очевидности. Эта иллюзия была источником колоссальной внутренней силы классической философии и гуманистики и, вместе с тем, главной причиной их ограниченности. С одной стороны, она обеспечивала огромную энергию идейного подвижничества, с другой – приводила к патерналистскому и даже менторскому образу мысли, к нечуткости, закрытости в отношении любого "непросвещенного" опыта.

Для классической философии характерны монологическая форма умственной деятельности, стремление к окончательной, дидактической замкнутости всякого идейного построения. Можно сказать, что классическое философское мышление – это по преимуществу мышление за другого. Оно явным или неявным образом предполагает интеллектуальную несамостоятельность своего массового –контрагента, оставляет за ним в лучшем случае функцию воспроизведения уже проделанных творческих актов. Эта сострадательная активность массовой аудитории подразумевается всей классической культурой: стремление доставить читателю, зрителю, слушателю "жареных рябчиков абсолютного воззрения" (Маркс) дает о себе знать и в тяготении послевозрожденческой живописи к построению полной оптической иллюзии, и в повествовательной объективации авторского видения в буржуазном романе, и в так называемом эффекте "четвертой стены", ставшем в XVIII-XIX вв. обязательной нормой сценического действия.

Аналогичные тенденции наблюдаются в педагогике, моралистике и политической практике. (Последняя особенно интересна для  анализа, так как именно в ней  нашла самое полное выражение концепция идейного представительства за массу.)

В рамках современной западной культуры в  целом в течение последнего полувека, несомненно, произошла известная  переоценка классической модели отношений  между производителем и потребителем духовной продукции. Налицо растущее понимание того, что сознание "образованного сословия" вовсе не является деидеологизированным по своей природе, что оно лишь относительно свободно от воздействия социально-групповых интересов, что интеллигенция занимает определенное положение в обществе и, подобно любой другой включенной в него группе, обладает иллюзиями, обусловленными этим положением.

Соответственно  в различных сферах культуры произошло  изменение самого типа апелляции  к широкой массовой аудитории, получили признание ее интеллектуальная самостоятельность и жизненная опытность, перестроилась общая стилистика мышления. Последнее особенно отчетливо видно в практике современной западной литературы, многие произведения которой уже не кристаллизуются по смыслу вокруг заведомо абсолютного, всепонимающего, чуть ли не божественного авторского сознания. Предполагаемый потребитель произведения принимается в значении соавтора, сотворца, многое строится в расчете на его встречную интуицию, сама смысловая композиция продукта духовного труда подчиняется требованиям "открытого диалога". Параллельно этому растет стремление к пониманию реальной обусловленности всякого, пусть даже самоочевидного представления, т.е. к иным, неклассическим способам "уяснения себе своего собственного сознания" (Маркс), снимающим ту абсолютизацию, которая вносилась абстракцией предельной способности самосознания, исключавшей саму возможность каких-либо неконтролируемых процессов и неявных зависимостей в функционировании мышления (и поэтому разрушаемой любым признанием социальной зависимости знания, в частности, учетом особенностей общественного– бытия интеллектуала).

Однако  все эти тенденции вплоть до последнего времени не получают сколько-нибудь последовательной (философской) концептуализации.

Главной причиной этого является, на наш взгляд, своеобразный шок, который западная гуманитарная культура испытала при столкновении с "индустрией сознания", как она практикуется современным капитализмом.

Просветительские  установки классической философии  могли сохранить свою устойчивость и цельность лишь до тех пор, пока не существовало сколько-нибудь широкой реальной практики просветительства. Уже во второй половине XIX в., когда буржуазные политические партии на деле приступили к работе по овладению массовым сознанием, обнаружились наивность и утопизм просветительской модели общения мыслителя и непросвещенной аудитории. Во-первых, стало очевидным, что сознание масс вовсе не является "насквозь предрассудочным", что оно включает в себя отложения глубоко реалистического и трезвого социального опыта, никак не воспроизводившегося на уровне "просвещенного сознания" и в принципе не замещаемого его идеальными очевидностями. Во-вторых, оказалось, что сами предрассудки массы в силу их внутренней сращенности с этим глубоким практическим реализмом обладают устойчивостью и прочностью, которых не предполагали классическая философия и гуманистика, что использовать их куда легче, нежели разложить, рассеять светом абсолютного самосознания. Установление данного обстоятельства создало возможность для быстрого развития социального манипулирования, этого основного типа общения с массой, характерного для эпохи монополистического и государственно-монополистического капитализма.

Раньше чем  гуманистически ориентированная философия  успела пересмотреть свои традиционные модели, сделать все выводы из неудачных попыток "прямого просвещения масс" и патерналистской идейной опеки над ними, буржуазное общество произвело на свет мощные реальные инструменты демагогии, селекции предрассудков, поверхностного, но эффективного перекомбинирования элементов обыденного сознания, фиксации одних его представлений и "неподкрепления" других. Процесс критического расчета с миссионерскими и просветительскими иллюзиями осуществлялся западной философией уже в условиях существования этой гигантской машины по "обработке умов", стократно усилившей социальное влияние предрассудков и фетишистских представлений.

Начиная с 20-30-х  годов нынешнего столетия (а особенно после второй мировой войны) мыслитель, внутренне следующий классическим установкам, имеет своим контрагентом уже не просто непросвещенную, предоставленную самой себе массу, но массу, подвергшуюся целенаправленной психо-идеологической обработке. Он встречается с аудиторией, предрассудки которой сконцентрированы, а рассудок дезорганизован, ослаблен, дестимулирован. Более того, его контакт с этой аудиторией всегда уже опосредован, и опосредован именно тем социальным инструментом, с помощью которого осуществляется сам процесс катализации и накопления массовых предрассудков. По реальным условиям трансляции знания и любых других духовных продуктов читатель, слушатель, зритель противостоит ему как аудитория, завербованная массовыми коммуникациями, а сам он вынужден обращаться к ней в формах и терминах этих же коммуникаций.