Философия Мартина Хайдеггера и экзистенциальная философия

Можно было бы привести немало примеров из области эстетики, искусствознания и литературоведения, показывающих, как в целостном, и казалось бы, нерасчленимом "тексте" художественного произведения анализирующий его критик, ученый или теоретик, если предметом рассмотрения является и отдельное произведение, и жанр, род или вид искусства, вычленяет разные его подсистемы и их компоненты – тему, сюжет, композицию, изобразительно-выразительные средства – и стремится описать их, а затем и выявить принципы их соотнесения в произведении т.е. его структуру. И от того, что рассматриваемая в семиотическом аспекте структура эта не обладает такой степенью жесткости, какая свойственна вербальным текстам нехудожественной природы – художественный текст не знает такой дискретности образных знаков, какая свойственна словесному языку в его обыденных коммуникативных функциях – она остается структурой, т.е. относительно стойким способом связи различных и относительно самостоятельных элементов целого.

Отсюда  следует, что проблема отношения  целого и его частей сохраняет свое значение для познания духовных явлений, но распространение на них этого способа структурирования должно учитывать их сущностные отличия от явлений материальных. Приходится поэтому отклонить две противоположных методологические позиции – позитивистски-структуралистскую, выражающуюся в механическом перенесении суммативного понимания целостности на духовные реалии, и иррационалистски-герменевтическую, отрицающую саму возможность декомпозиции духовных явлений.

АНТРОПО-СОЦИО-КУЛЬТУРНЫЙ ПОДХОД К АНАЛИЗУ СИСТЕМЫ

Разрешение  данной антиномической ситуации стало  возможным благодаря развитию в  середине ХХ-го века теории систем и  методологии системных исследований. Понимание системы как чего-то иного, большего, чем структурно-расчлененное целое, вырабатывалось не сразу и не просто – об этом говорит распространенное поначалу понятие "системно-структурный анализ", отождествлявшее систему и структуру. Внимание биологов – от Л.фон Берталанфи до П.К.Анохина – к системным представлениям привело к переходу от математически-кибернетического понимания системы к функциональному, вылившемуся в признание зависимости структуры живой системы от ее функции. Следующий шаг на пути преодоления структуральной редукции системного мышления был сделан в ходе его распространения на изучение социокультурных объектов, которые отличаются от живых организмов и особым характером функционирования – целенаправленно-избирательным, духовно-регулируемым, свободным (поэтому нелинейным) – короче, культурным, – и тем, что их функционирование перерастает в развитие; выявление этой закономерности привело автора данной статьи еще в начале 70-х гг. к включению в методологию системного исследования исторической (генетически-прогностической) плоскости анализа системы, наряду с структурной и функциональной, когда предметом изучения оказывается наиболее сложный тип систем – антропо-социо-культурный, т.е. исторический по самому способу его существования.

ЦЕЛОСТНОСТЬ

При обращении к этому типу (классу) систем, обладающего духовной стимуляцией  поведения, способностью саморефлектирования, самоконтроля, самоуправления, изменяется понимание "целостности", как качества системного объекта, и отношения целого и его частей: оно описывается понятиями "взаимодействие" и "взаимосодействие" в решении единых задач, стоящих перед целым. Чем сложнее система и чем шире спектр возможных форм ее поведения, тем более важным становится функциональное "разделение труда" между ее подсистемами: так в человеческой психике классическая философия различила три различные силы – разум, чувство и волю, относительная самостоятельность которых подтверждалась тем, что каждая из них обеспечивала специфическую сферу деятельности – научное познание, художественное творчество, практическое поведение (соответственно порождая три разные сферы изучающего их философского знания – логику, эстетику, этику); современная психологическая наука пошла еще дальше, вычленяя и делая предметом самостоятельного анализа более десятка различных "механизмов" психики – в новейшем руководстве (Р.С.Немов, 1994) выделены ощущения, восприятие, внимание, память, воображение, мышление, речь, способности, темперамент, характер, воля, эмоции, мотивация; в других обобщающих работах психологов некоторые выделенные здесь инструменты психики не выделяются, а другие, напротив, появляются (например, чувства, в отличие от эмоций, фантазия, в отличие от воображения, симпатия или любовь, в отличие от других чувств, предвидение, интуиция и т.д.); при всех этих расхождениях несомненна сама функциональная дифференциация психических процессов, обусловленная необходимостью наиболее эффективного решения психикой разных задач по сбору, хранению, переработке и восполнению дефицита информации, потребной для организации генетически непрограммируемой деятельности человека.

Целостная работа психики – и в нашей повседневной жизни, и во всех областях специализированной деятельности – не есть, следовательно, нечто противостоящее ее расчлененности; целостность не означает "аморфность", "плазмообразность" – она есть качество, обусловленное содействием всех ее частей той части (подсистеме, элементу), которая в данной деятельностной ситуации является основной "ударной силой" в решении конкретной задачи (познавательной, оценочной, проективной, художественно-творческой, коммуникативной, организационной и т.п.).

Таким образом, система есть наиболее высокоразвитый тип целого, и отношения "система – подсистемы – элементы" – вбирают в себя отношения "целое – часть". Изучение связи этих двух отношений стало и возможным, и необходимым благодаря распространению системного подхода на самые сложные формы целостности, рождающиеся в сфере духа – в психологии и развитии личности, в искусстве, в культуре.

Особого внимания заслуживает рассмотрение данной проблемы при изучении исторически  развивающихся систем, ибо здесь целостность может относиться не только к пространственному аспекту бытия этих систем, но и к временному, процессуальному: тут оказывается, что понятие "структура" характеризует не только синхронический аспект существования системы, но и диахронический, обозначаемый понятием "хроноструктура" (см. об этом обобщающую статью: Каган М.С. Система и структура. – В кн.: Системные исследования; Методологические проблемы. Ежегодник. 1983. М., 1983. С. 86-106); простейшими примерами могут служить измерение времени в тех или иных единицах, возрастная структура жизненного пути индивида или же излюбленные Гегелем триады "тезис – антитезис – синтезис". С рождением синергетики изучение того типа хроноструктур, который делает процесс целостным, получает новые научные основания и открывает заманчивые перспективы исследования процессов самоорганизации и самореорганизации сложнейших антропо-социо-культурных систем.

© М.С.Каган, 1996

Философские проблемы социально-гуманитарных наук 

5.1. Специфика социально-гуманитарного  познания

Познание представляет собой один из видов деятельности человека как  разумного существа. Как и всякая деятельность, познание предполагает возможность определения субъекта и объекта. Если понять разум как  способность ставить цели, направляющие волю, и выбирать средства их достижения, то познание должно пониматься как стремление к определенной цели – знанию, которое должно соответствовать объекту. При этом очевидно, что необходимо предположить различные типы познания, поскольку могут различаться:

♦ объекты познавательной деятельности, которым должно соответствовать искомое знание (определенность предмета);

♦ пути достижения субъектом этого знания (определенность метода).

Указанные взаимосвязанные пункты всякий раз  необходимо определять для того, чтобы  иметь возможность осмысленно говорить о том или ином реально существующем виде познания, в том числе о той или иной реально существующей науке.

В самом общем виде социально-гуманитарное познание предполагает достижение знания о законах действия людей как  разумных существ, о тех законах, которые они устанавливают себе сами как разумные существа, т. е. о законах свободы.

Когда ставится вопрос о специфике социально-гуманитарного  типа познания, то имеется в виду возможность выделить черты, отличающие его от другого или других типов познания (по преимуществу от естествознания). Возможность такого определения типических черт не исключает того, что в реальной научной практике наблюдается их совмещение, взаимное дополнение, что позволяет говорить о единстве научного знания. В разные исторические периоды существования наук возможны следующие ситуации:

♦ черты одного типа признаются более значительными, чем черты другого для достижения общих целей познания (например, в Новое время образцом научности вообще считается естественнонаучное и математическое познание);

♦ происходит подчеркнутое выделение (до противопоставления иному) специфических черт какого-либо вида познания, что связано с формированием соответствующих наук (например, становление социогуманитарного знания в качестве отдельной области исследований в XIX в.);

♦ совмещаются принципы и методы различных видов познания; это совмещение не только оказывается предметом специального интереса методологии научного познания, но и наблюдается в реальной исследовательской деятельности.

Можно сказать, что современный тип  научной рациональности в его  неклассической и постнеклассической формах (см. определения в главе 2, раздел 2.3) связан с признанием характеристик  социально-гуманитарного познания в качестве не только самостоятельных, но и определяющих более или менее полно отдельные виды социальных и гуманитарных наук. Эти характеристики начинают выступать в качестве образцов научной рациональности в целом. Такое возрастание значения этого вида познания связано, во-первых, с развитием социальных и гуманитарных наук и, соответственно, c разработкой и обоснованием собственных принципов и методов; во-вторых, с признанием значения этих принципов и универсальности методов в различных областях наук, традиционно противопоставляющих себя корпусу социально-гуманитарного знания; и, в-третьих, с острым осознанием необходимой ответственности ученого за результаты непосредственно научной деятельности. Эта ответственность возможна при условии осмысления собственной социальной и исторической укорененности, т. е. при осмыслении необходимости дополнения своей позитивной научной деятельности (направленности на собственный предмет) критическим взглядом на самого себя как на объект социально-гуманитарного познания.

Теперь  необходимо подробнее рассмотреть типические черты социально-гуманитарного познания.

В данном разделе будет рассмотрена  первая характеристика социально-гуманитарного  познания, а именно определение его  объекта. Этот объект – человеческая деятельность, ее формы и результаты.

Одним из первых мыслителей, определивших человеческую деятельность в качестве предмета науки, т. е. поставивший задачу обнаружения законов человеческой деятельности, был итальянский мыслитель Джамбаттиста Вико (1668–1744), выдвинувший основания «новой науки» о мире, который был создан людьми:

«В  этой густой ночной тьме, покрывающей  первую, наиболее удаленную от нас  Древность, появляется вечный, незаходящий  свет, свет той Истины, которую нельзя подвергнуть какому бы то ни было сомнению, а именно, что первый Мир Гражданственности был, несомненно, сделан людьми. Поэтому соответствующие основания могут быть найдены (так как они должны быть найдены) в модификациях нашего собственного человеческого ума. Всякого, кто об этом подумает, должно удивить, как все Философы совершенно серьезно пытались изучать Науку о Мире Природы, который был сделан Богом и который поэтому он один может познать, и пренебрегали размышлением о Мире Наций, т. е. о Мире Гражданственности, который был сделан людьми и Наука о котором поэтому может быть доступна людям»[131]131 
 
  Вико Еж. Основания новой науки об общей природе наций. М.; Киев, 1994. С. 109. 
 
 
[Закрыть].

Одну из наиболее отчетливых формулировок специфики объекта социально-гуманитарного  познания (в форме противопоставления предмета «наук о природе» и «наук  о культуре») можно найти в  трудах представителя баденской  школы неокантианства Г. Риккерта (1863–1936):

«Природа есть совокупность всего  того, что возникло само собой, само родилось и предоставлено собственному росту. Противоположностью природе  в этом смысле является культура как  то, что или непосредственно создано  человеком, действующим сообразно  оцененным им целям, или, если оно уже существовало раньше, по крайней мере, сознательно взлелеяно им ради связанной с ним ценности»[132]132 
 
  Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре // Риккерт Г. Науки о природе и науки о культуре М., 1998. С. 55. 
 
 
[Закрыть].

В связи с этим определением можно  отметить, что естествознание, как  и всякая наука вообще, относится  она к объектам природы или к так называемым культурным феноменам, представляя собой деятельность сотрудничающих ученых, действующих сообразно поставленным ими целям, подлежит возможному прояснению в качестве предмета «наук о культуре». Необходимо подчеркнуть, что в определении человеческой деятельности в качестве предмета социально-гуманитарного познания существенны оба понятия. Во-первых, недопустимо абстрагироваться от того, что человек есть сознательное существо и, соответственно, не учитывать, что его деятельность является целесообразной и ориентированной на ценности. Если, например, конкретным объектом внимания ученого выступает общество, то оно, по словам немецкого философа и социолога Г. Зиммеля (1858–1918), рассматривается как «единство, которое реализуется только своими собственными элементами, ибо они сознательны»[133]133 
 
  Зиммель Г. Как возможно общество // Зиммель Г. Избранное: В 2 т. Т. 2: Созерцание жизни. М., 1994. С. 88. 
 
 
[Закрыть]. Соответственно, задача исследователя состоит в том, чтобы определить, «какие предпосылки должны действовать для того, чтобы отдельные конкретные процессы в индивидуальном сознании были реальными процессами социализации; какие из содержащихся в них элементов делают возможным в качестве результата, абстрактно выражаясь, производство из индивидов общественного сознания»[134]134 
 
  Там же. С. 113. 
 
 
[Закрыть].

Во-вторых, что не менее существенно  и, без сомнения, связано с первым элементом определения, недопустимо  рассматривать формы и результаты человеческой деятельности в их самостоятельном существовании, в отрыве от самой этой деятельности, т. е. натуралистически, а не конкретно исторически. Пример такого искаженного понимания предмета исследования приводит современный философ М. К. Мамардашвили (1930–1990) в статье «Превращенные формы»: