Философия Омара Хайяма

 В ответном  трактате Омар Харям, заявив себя учеником и последователем Авиценны, высказал свои суждения с философских позиций восточного  аристотелианства.  Признавая существование бога как первопричины всего сущего, Хайям утверждал, однако, что конкретный  порядок явлений - не есть результат божественной мудрости, а определяется в каждом частном случае законами самой природы.

 Взгляды   Хайяма,  заметно расходившиеся  с официальной мусульманской   догматикой,  были изложены в  трактате сдержанно и конспективно,  эзоповым языком недомолвок и  иносказаний. Несравненно более  смело, нередко вызывающе дерзко, эти антиисламские настроения  ученого находили выражение в  его стихах.

Однако в 1092 году, со смертью покровительствовавшего ему сельджукского султана Малик-шаха и его визиря Низам ал-Мулка его исфаханский период заканчивается. Обвинённый в безбожном вольнодумстве, поэт вынужден покинуть сельджукскую столицу.

О последних часах  жизни Хайяма известно со слов его  младшего современника — Бехаки, ссылающегося на слова зятя поэта. По словам ал-Байхаки, в конце жизни Хайям "имел скверный характер", "был скуп в сочинении книг и преподавании". Историк Шахразури сообщает, что ученик Хайяма Абу-л-Хатим Музаффар ал-Исфазари (по-видимому, сын одного из ученых, работавших вместе с Хайямом) "к ученикам и слушателям был приветлив и ласков в противоположность Хайяму".

В какой-то момент Хайям возвращается в Нишапур, где он прожил до последних дней жизни, лишь по временам покидая его для посещения Бухары или Балха. Ему к тому времени было, по-видимому, более 70 лет. Возможно, Хайям вел преподавание в Нишапурском медресе, имел небольшой круг близких учеников, изредка принимал искавших встречи с ним ученых и философов, участвовал в научных диспутах. В "Доме радости" Табризи сообщается, что у Хайяма "никогда не было склонности к семейной жизни и он не оставил потомства. Все, что осталось от него, - это четверостишия и хорошо известные сочинения по философии на арабском и персидском языках".

Однажды во время  чтения «Книги об исцелении» Абу Али  ибн Сины Хайям почувствовал приближение  смерти (а было тогда ему уже  за восемьдесят). Остановился он в  чтении на разделе, посвященном труднейшему  метафизическому вопросу и озаглавленному «Единое во множественном», заложил между листов золотую зубочистку, которую держал в руке, и закрыл фолиант. Затем он позвал своих близких и учеников, составил завещание и после этого уже не принимал ни пищи, ни питья. Исполнив молитву на сон грядущий, он положил земной поклон и, стоя на коленях, произнёс: «Боже! По мере своих сил я старался познать Тебя. Прости меня! Поскольку я познал Тебя, постольку я к Тебе приблизился». С этими словами на устах Хайям и умер.

Также есть свидетельство о последних  годах жизни поэта, оставленное  автором «Четырёх бесед»:

 В году 1113 в Балхе, на улице Работорговцев, в доме Абу Саида Джарре остановились ходжа имам Омар Хайям и ходжа имам Музаффар Исфизари, а я присоединился к услужению им. Во время пира я услышал, как Доказательство Истины Омар сказал: «Могила моя будет расположена в таком месте, где каждую весну ветерок будет осыпать меня цветами». Меня эти слова удивили, но я знал, что такой человек не станет говорить пустых слов. Когда в 1136 я приехал в Нишапур, прошло уже четыре года с тех пор, как тот великий закрыл свое лицо покрывалом земли, и низкий мир осиротел без него. И для меня он был наставником. В пятницу я пошел поклониться его праху взял с собой одного человека, чтобы он указал мне его могилу. Он привел меня на кладбище Хайре, повернул налево у подножия стены, огораживающей сад, и я увидел его могилу. Грушевые и абрикосовые деревья свесились из этого сада и, распростерши над могилой цветущие ветви, всю могилу его скрывали под цветами. И пришли мне на память те слова, что я слышал от него в Балхе, и я разрыдался, ибо на всей поверхности земли и в странах Обитаемой четверти я не увидел бы для него более подходящего места. Бог, Святой и Всевышний, да уготовит ему место в райских кущах милостью своей и щедростью!

 

Часть II.Философия в рубаи (четверостишия) Омара Хайяма.

Единственной формой своих стихов Хайям избрал рубаи - четверостишия. Это исконно народная форма стихов, она бытует и поныне у персов и таджиков. Рубай Хайяма - своеобразная миниатюра, где целая жизнь, большое человеческое переживание включены в четыре строчки.

Лирика Хайяма носит философский  характер, в ней чувствуется напряжённая  бьющаяся мысль мятущегося, ищущего  человека. Она проста по своим образам  и языку, понятна и доступна каждому, но в каждой рубаи лежит скрытый смысл, понять который, можно только проникнув в атмосферу творчества Хайяма. Его смелая бунтарская мысль порой прерывается призывами к наслаждению и успокоению, порой становится печальной, отчаянной, но никогда Хайям не теряет надежды на жизнь, считая её даром всевышнего. Жизнь со всеми неурядицами и всем известным окончанием он принимает и ценит, не отделяя её от таких явлений как любовь и вино, находящихся у Хайяма в неразрывном симбиозе.

Мир – мгновенье, и я  в нем – мгновенье одно.

Сколько вздохов мне  сделать за миг суждено?

Будь же весел, живой! Это  бренное зданье

Никому во владенье навек  не дано.

Имеющий уши - услышит.

 

Центральным символом Хайяма является вино.

 

Напитком вечности зовут  вино. Испей

Веселье мира в нем воплощено. Испей.

Пускай захватит дух  и обожжет как пламя,

Зато огонь беды зальет оно. Испей!

 

О поэзии Омар Хайяма исследователи судят по-разному. Некоторые считают, что поэтическое  творчество было для него забавой, которой  он предавался в свободное от научных  занятий время. Но все же рубаи Хайяма пережили века и дошли до наших дней. Свои стихи Хайям писал по-персидски, Арабской поэзии четверостишия-рубаи были неведомы. Это детище чисто персидской культуры, порожденное поэтами, писавшими на фарси (в X - XV веках фарси был чем-то вроде "латыни Востока"). Омар Хайям трансформировал эту форму в жанр философско-афористический.

Европейцам Омар Хайям стал известен лишь в 1859 году, когда впервые были опубликованы 75 четверостиший в переводе Эдварда  Фитцджеральда. Фитцджеральд обратил  внимание на стихи Хайяма летом 1856 года благодаря своему другу, профессору Коуэллу. Некоторые исследователи полагают, что, подобно античным стихам рубаи пелись одно за другим, отделенные паузой (как куплеты песен). А образы и идеи получали развитие от одного рубаи к другому. Возможно, именно поэтому Эдвард Фицджеральд объединил 101 рубаи в целую поэму, выдержавшую до конца XIX века 25 изданий. С тех пор приписываемые Хайяму рубаи многократно переиздавались во многих странах и во множестве переводов.

Точно неизвестно, сколько и какие рубаи написаны Хайямом. Ему приписывают авторство 300-400 рубаи. Наследие Хайяма обросло таким количеством "бродячих" рубаи, что выделить из позднейших сборников, на которых значится авторство Хайяма, первоначальное ядро теперь невозможно. Древнейшая известная нам рукопись - уже XV века. Забавно, что на своей родине - в Иране, Омар Хайям не считался великим поэтом, хотя с давних пор был признан прославленным представителем персидской культуры - но только в науке.

Когда создавал Омар Хайям свои четверостишия? Очевидно, в течение всей жизни, до глубокой старости. Он никогда не писал хвалебных  од правителям, даже когда имел все  основания для этого. Рубаи не считались серьезной формой поэзии; и современниками, как поэт, Омар Хайям не признавался. Едва ли сам Хайям придавал своим рубаи серьезное значение, скорее всего они возникали мимоходом, экспромтом.

Омар Хайям  был одним из самых философичных поэтов классического Востока. Жажда  его знать "Откуда мы пришли? Куда свои путь вершим? В чём нашей жизни смысл?"  остаётся поначалу неудовлетворённой. Он констатирует отсутствие в жизни смысла и свободы. Фатальность бытия такова, что даже беспокоиться бессмысленно:

Ты все пытаешься  проникнуть в тайны света

В загадку бытия… К чему, мой друг, все это

Ночей и дней часы беспечно проводи,

Ведь все устроено без  твоего совета.

       Или:

Мир я сравнил бы с  шахматной доской:

То день, то ночь.. А пешки? - мы с тобою

Подвигают, притиснут - и  побили

И в темный ящик сунут  на покой.

Лирические стихи  поэта о любви и дружбе, о  поиске смысла жизни и о многом другом - оптимистичные и скорбные, практические и возвышенные, всегда наполнены глубоким философским  смыслом:

В день завтрашний нельзя сегодня заглянуть,

Одна лишь мысль о  нем стесняет мукой грудь.

Кто знает, много ль дней тебе прожить осталось?

Не трать их попусту, благоразумен будь.

Ты скажешь, эта жизнь  — одно мгновенье.

Ее цени, в ней черпай вдохновенье.

Как проведешь ее, так  и пройдет,

Не забывай: она —  твое творенье.

Наличие смерти обесценивает жизнь  в её целостности, а радости потусторонней  жизни для поэта весьма проблематичны, ибо Бог не сумевший хорошо сотворить этот мир, прибавивший к жизни смерть, к добру зло, вряд ли побеспокоится о радостях загробного существования для вечного грешника и праха земного - человека.

Наполнил зернами бессмертный ловчий сети,

И дичь попала в них, польстясь на зерна эти.

Назвал он эту дичь людьми и на нее

Взвалил вину за зло, что  сам творит на свете.

Хайям вскрывает противоречие между  религиозным учением о всемогуществе  и всеведении бога и учением о  воздаянии:

Когда ты  для меня слепил из глины плоть,

Ты знал, что мне страстей своих не побороть;

Не ты ль тому виной, что  жизнь моя греховна?

Скажи, за что же мне  гореть в аду, господь?

Хайям высмеивает религиозный призыв к отказу от благ земных во имя благ, ждущих нас за гробом. Никакого загробного мира, говорит он, нет. Существует лишь потусторонний мир, где царят законы природы. Перед их лицом молитвы и болтовня о рае и аде смешны.

К чему кумирен дым, светильники  мечетей?

К чему про рай и ад все разговоры эти?

Все религии, включая ислам, обманывают людей, одаряя их „сорной травой" веры в воздаяние.

 Хайям рассуждает  – скорей  всего: "Когда умрем, наш прах пойдет на кирпичи (И кто-нибудь себе из них хоромы сложит"). Неизбежность конца даже блаженствующей жизни гнетет поэта. "Что дальше?" - задает он вопрос, равный по значению гамлетовскому "быть или не быть?" Собственно, это "что дальше?" означает: одинаково, что быть, что не быть. Круг судеб равный Ничто - также онтология поэта.   

Омар Хайям  страстно желал переустройства мира и делал для этого всё, что  в его силах: открывал законы природы, устремлял взгляды на звёзды, вникал в тайны мироздания и помогал  людям освобождаться от духовного  рабства. Он видел, что все религии  сковывают человеческий дух, силу его  разума и понимал, что только освободившись от этого, человек сможет жить свободно, счастливо.

 

1.Раздумья о смысле человеческого бытия.

Этот мир я сравнил  бы с простым фонарем.  
Солнце с свечкой, пылающей жарким огнем. 
Мы блуждаем, как тени, в загадочном мире,  
Ничего достоверно не зная о нем. 
Омар Хайям

 

Великий поэт и  философ Омар Хайям и в наши дни широко известен как выдающийся мыслитель, исследователь, астроном. Но и это далеко не все, чем славится его имя. Он стал настоящим энциклопедистом  своего времени. Не случайно среди его  титулов можно услышать такие, как  Ученейший муж века, Доказательство Истины, Царь философов Востока и  Запада и множество других, не менее  достойных званий. Но жизнь великого ученого не ограничивалась научными изысканиями. Известно около двух тысяч  лирических четверостиший (рубай), написанных им. И каждое из них — маленькая поэма.

"Небесный свод жесток и  скуп на благодать…". Бог - символ Вечности, а Вечность, особенно как устроительница жизни, абсурдна, то есть абсурдным оказывается и сам Бог. Человек оказывается погруженным в стихию иррационального и одинок. Но в силу этого делается более значительной и более свободной сама человеческая субъективность. У человека не остается ничего, кроме него самого, его души - последней надежды на спасение от зла. Человек сам будучи своеобразным мгновением оказывается родственным мгновениям бытия и собственной жизни. Даже во тьме он может быть устроителем собственного света. Протест сливается воедино со "спасением", то есть с надеждой на "спасение", страдание оказывается дорогой к удовольствию. "Чтоб с наслажденьем жить, живи для наслажденья"  - вот вывод из пессимистических посылок. Жизнь пошла и кратка, - так умей же даже в мгновеньях ее найти благую Вечность и Красоту: никто не поможет, - или ты сам уничтожишь пошлость жизни, или она, эта пошлость, уничтожит тебя еще при жизни.

Хайям обличал  показную религиозность и узколобую  догматичность своего времени. Однако часто он впадал в пессимизм и  фанатизм, что было широко распространено в средневековье и особенно на востоке. Этот мир считался временным  и преходящим. Богословы и философы того времени придерживались мнения, что вечную жизнь и блаженство можно найти только после смерти. Всё это не могло не найти своего отражения в творчестве поэта. Однако он также любил и реальную жизнь  и взывал наслаждаться каждым её мигом, невзирая на то, что существующие нравы и инквизиция не разделяли и преследовали подобные взгляды на жизнь. Хайяма переполняла любовь к жизни, он наслаждался ею во всех проявлениях. И это чувство выражал в своей поэзии: 
 
Мир прекрасен! На все благодарно взирай!  
Нам для жизни Господь подарил этот рай!