Философская концепция сверхчеловека

Принятие проповеди Заратустры и провозглашаемой им "любви  к дальнему" означало для С.Франка утверждение "моральных прав личности", то есть тех "священных и неотчуждаемых прав человека, которые некогда были общественно-моральным лозунгом времени, и которые теперь, с господством позитивистски-утилитарных моральных воззрений... стали "забытыми словами". Для него, как и для Н.Бердяева, пафос Заратустры был пафосом свободной личности. Однако индивидуализм не воспринимался ими как начало, тождественное эгоизму. С.Франк даже критиковал Ницше за то, что "любовь к дальнему" тот уподобил эгоизму. "Обладая более художественной глубиною и прозорливостью, нежели аналитическою силою ума, - писал С.Франк, - Ницше в своем протесте против утилитаризма... ударился в противоположную крайность, сблизив "любовь к призракам" с эгоизмом".²³

Изменения в интеллектуальной атмосфере времени, определявшие духовную ситуацию в стране, не замедлили  наложить отпечаток на отношение  российских читателей к философскому наследию германского мыслителя. К 1908 году популярность философии Ницше  начала уменьшаться, а с 1912 года отечественные  критики в своих исследованиях  стали избегать открытого упоминания его имени.

Такая перемена была порождена  рядом причин. Решающее значение имел тот факт, что на смену ницшеанскому бунту против мертвенности старых, отживших культурных форм пришла новая  историко-культурная ситуация, ознаменовавшая заключительный этап русского религиозного Возрождения. Духовная жизнь на новой  стадии была сосредоточена вокруг образованных в те годы в Москве славянофильски-православного книгоиздательства "Путь" (1910-1919 гг.) и неозападнически ориентированного международного журнала "Логос" (1910-1914)²⁴.

Целью единомышленников, собравшихся  вокруг "Пути": Е.Трубецкого, Н.Бердяева (в 1914 году отошедшего от сотрудничества с редакцией), С.Булгакова, Г.Рачинского, П.Флоренского и В.Эрна было религиозное осмысление культуры, отстаивание русских национальных ценностей как средства осуществления вселенского христианского идеала, модернизация и активизация этих ценностей, а также провозглашение национальных приоритетов в развитии отечественной мысли, обоснование собственной, отличной от западной, философской традиции, покоящейся на началах христианства и идущей от Г.Сковороды, российских духовных академий, славянофилов и Вл.Соловьева. При этом современному западному рационализму, эти мыслители противопоставляли платонизм, рассматривая его как источник и православного, и западнохристианского типов философствования.

Журнал "Логос", напротив, объединил западнически настроенную  интеллектуальную элиту. Ф.Степун, БЮ.Яковенко, А.Белый видели свою задачу в обращении к универсальным ценностям мировой культуры, отрицая как отождествление религии и философии, так и подчинение философии религии.

Определенную роль в охлаждении внимания к текстам Ницше сыграл все возраставший интерес к антропософии и психоанализу, завоевавшим внимание значительной части российской интеллигенции. С начала десятых и вплоть до середины двадцатых годов нынешнего столетия психоанализ и антропософия являлись важнейшими составляющими русской интеллектуальной жизни. Популярность учений З.Фрейда и Р.Штейнера могла соперничать в это десятилетие с влиянием идей Ницше. "Идеи Ницше приобрели тогда прямо злободневный характер (вроде того, как впоследствии приобрели такой же характер идеи Фрейда)", - вспоминал в своих мемуарах А.Бенуа.²⁵

Такое изменение в интеллектуальных пристрастиях отечественных мыслителей было отнюдь не беспочвенным. Именно Ницше  сделал практический вывод из новой  культурной ситуации, сложившейся в  Европе к концу XIX века, раньше и острее других сформулировав новую для человечества проблему, - проблему индивидуального и коллективного бессознательного. Впервые провозгласив свободу человека заглянуть в глубины своего сознания, философ понял, что содержание индивидуального сознания чуждо своему носителю - самой личности.

Существует и еще одна значительная причина, определившая начало медленного угасания всеобщего увлечения  творчеством Ницше. В силу огромной популярности его концепции идея Ницше стала порой использоваться в превращенной, а отнюдь не в  адекватной форме, второсортными сочинителями, отдающими дань моде. А.Белый писал в 1908 году: "Сталкиваясь с Ницше, обычно идут совершенно другим путем: не слушают его в "себе самих"; читая, не читают; обдумывают, куда бы его поскорее запихать, в какую бы рубрику отнести его необычное слово; и - рубрика готова: только Ницше в ней вовсе не умещается. Тогда поступают совсем просто и решительно. Обходя и исключая противоречия, не стараясь вскрыть основу этих противоречий, или вскрывая их не там, легко и просто обстругивают Ницше; и ветвистое дерево его системы глядит на нас, как плоская доска; затем проделывают с доской решительно все: или ее выкидывают, или сжигают, или прилаживают к домашним своим потребностям, или же заставляют молиться на деревянный идол, - деревянное ницшеанство, деревянная борьба с Ницше..."²⁶

Таким образом, на массовом уровне ницшеанство нередко ассоциировалось  с проявлениями бытовой пошлости и анархическим отношением к культуре и жизни. Этому способствовал прежде всего невысокий уровень переводной литературы, нередко искажавшей идеи автора оригинального текста. Зачастую переводы трудов Ницше были неполными, состояли из произвольно выбранных глав, и отражали, как правило, не специфический смысл произведений философа, а особенности восприятия Ницше тем или иным переводчиком его текстов.

В начале второго десятилетия  нынешнего века, несмотря на целый  ряд неблагоприятных факторов, прежде всего, распространение антиницшеанских настроений, обусловленных популярным в России времен первой мировой войны неославянофильским отвержением духа германской культуры, ницшевские мотивы все еще продолжали звучать со страниц книг и периодических изданий. Заглавие известной брошюры В.Эрна "Время славянофильствует" (1915) стало лозунгом наиболее резко выражавших антинемецкие настроения членов Московского Религиозно-философского общества (С.Булгакова, Е.Трубецкого).

Однако не все соотечественники были едины в принятии "славянофильской" концепции войны. Она встретила  критику со стороны неокантиански настроенных мыслителей. Против тенденциозного одностороннего осуждения немецкой культуры решительно выступил С.Франк. Но уже тогда имя Ницше начали связывать с немецким милитаризмом и агрессией. Однако в те годы, когда обвинение Ницше в идеологии милитаризма прозвучало впервые, оно вызвало в среде русской интеллигенции резкий протест. Н.Бердяев прямо писал: "Я не знаю ни чего более чудовищного по своей внутренней неправде, чем это желание связать Ницше и современную милитаристскую Германию. Это значит читать буквы, не понимая смысла слов".²⁷

Концепция Ницше, воспринятая  политически активной частью российской общественности оказала мощное, хотя и опосредованное влияние на русский марксизм. Традиция сопоставления ницшеанства и марксизма восходит к работам Н.Михайловского, впервые увидевшего близость данных направлений мысли в подходе к проблеме борьбы личности за свои права. Сходного взгляда придерживались на рубеже веков писатели различных политических ориентаций. Так, П.Струве, причислявший Ницше к "самым мощным разрушителям культа довольства" и не видевший ему равного "среди борцов с культурной буржуазностью", писал: "...есть некоторые точки соприкосновения между Ницше и Марксом, хотя их практические идеалы диаметрально расходятся".²⁸ Позитивное истолкование у русских марксистов получила идея сверхчеловека, воспринятого как образец героической личности, сильного лидера, беззаветно служащего народным массам. Важной чертой, объединившей марксизм и ницшеанство, стала футуристическая концепция "воли к будущему", обратившаяся в тезис о том, что современная действительность, поколения ныне живущих людей получают оправдание и смысл своего существования лишь как материал и залог появления грядущего племени совершенных людей. Синтез марксизма и ницшеанства помог многим видным деятелям Советской России в поиске пути к страстно желаемому ими примирению идеалов социальной справедливости и индивидуального совершенствования. Хотя идеи философа использовались ницшеанскими марксистами прежде всего для осмысления путей переустройства и новой организации общества, важными и существенными для них оказались проблемы творческой свободы, искусства и культурного строительства, осмысление которых также шло через призму ницшеанства.

Отголоски ницшеанского бунта  против традиции, вера в возможности  человека создать новую культуру и концепция "воли к власти" получили специфическую трактовку  как у художников постреволюционной  поры (С.Эйзенштейн, А.Луначарский, М.Горький), повлияв на различные эксперименты в литературе, театре и кино той поры, так и у идеологов и практиков большевизма (С.Вольский, Л.Троцкий, А.Богданов), строивших планы реальных перемен общества под влиянием пережитого ими в молодые годы увлечения идеями Ницше.

Третий этап (опосредованного  влияния философии Ницше), относящийся  к 1920-1970-м годам, характеризуется  ослаблением серьезного внимания к  наследию философа. Главным образом  это явилось результатом проводимой в Советской России "культурной политики", частью которой стало  запрещение работ немецкого мыслителя. В 1923-1924 годах книги Ницше были фактически изъяты из библиотек.  Его  имя воспринималось как синоним  фашизма, поскольку теоретики национал-социализма использовали отдельные положения  мыслителя для проповеди расизма  и насилия. Возник целый корпус текстов²⁹, в которых творчество Ницше, на основании ряда вырванных из контекстов цитат, объявлялось "идейным базисом фашистской идеологии". В последующие годы, вплоть до восьмидесятых годов нынешнего столетия имя Ф.Ницше практически было исключено из повседневного философского дискурса. Причиной тому стало табу на произведения немецкого философа, провозглашенное большевистской идеологией. Свободные от ходячих идеологических стереотипов и штампов исследования и интерпретации сочинений Ницше грозили смертельной опасностью их авторам. В период с 1920-х по конец 1980-х годов произведения Ницше не переиздавались в России. Можно констатировать, что эти годы были фактически потеряны для отечественного ницшеведения.  Четвертый этап ("возвращение" философии Ницше). В 1980-90-е годы, по мере ослабления идеологического прессинга, ситуация начала понемногу меняться к лучшему. Складывалось новое поколение ницшеведов, расширился круг поднимаемых ими в исследованиях проблем. Наиболее заметный след в отечественной ницшеане оставили Ю.Давыдов, А.Михайлов, К.Свасьян, Р.Данилевский, М.Коренева, П.Гайденко.

Рубеж 1980-90-х голдов ознаменовался появлением первых публикаций текстов немецкого философа: собрание избранных произведений в 2-х томах, составитель М.Иванова (М.: Сирин, 1990 ); "Так говорил Заратустра"  в переводах Ю.Антоновского (М.: Изд. Московского ун-та, 1990), В.Рынкевича (М.: Интербук, 1990), Я.Голосовкера и В.Микушевича (М.: Прогресс, 1994): Примечателен тот факт, что сегодня, как и век назад, большинство публикуемых текстов составили переводы "Так говорил Заратустра". Нельзя не отметить как отрадное явление выпуск в 1996 году белорусским издательством "Алкиона Присцельс"  двухтомного сборника "Фридрих Ницше и русская религиозная философия".- И.Войская.

После полувекового идеологического  запрета идеи Ницше вновь стали  предметом пристального внимания со стороны гуманитарной интеллигенции  и широкой публики. Среди причин устойчивого интереса к философии  Ницше - наряду с литературной и художественной незаурядностью философа, глубоким проникновением его идей в духовную культуру и  художественное мышление ХХ века - важнейшим  фактором, на наш взгляд, является этический  гений Ницше-моралиста. Его учение - осмысление не только теоретических  основ морали, но, главным образом, практических вопросов этики, замечательная  попытка указать нормальный строй  практической жизни и нравственности, основой которой послужил трагический  жизненный опыт самого мыслителя. "Несмотря на явное преобладание в его работах  разоблачительно-критического тона, скрытый  основной пафос его учения - в  создании "практической философии" в традиционном смысле, то есть философии, научающей жизни и нравственному поведению".³⁰ "Возвращение" немецкого философа объясняется также, чутко уловленным самим Ницше законом возвращения эпох и смыслов, гениальных и переломно-критических волн истории, культурных кодов и ментальных парадигм, уходящих и неизбежно настигающих человечество "вечных" проблем и вопросов, меняющих со временем свои обличья и маски, но неизменных по существу.

Заключение.

Фридрих Ницше попытался  пройти путь к сверхчеловеку. Итогом было безумие. Степень погружения в  проблему превзошла меру личной выносливости. "Кто нападает на свое время, нападает лишь на себя". Разрушение традиционных ценностей обернулось саморазрушением. Образ сверхчеловека исказился  до неузнаваемости и приобрел черты "белокурой бестии", не щадящей  ничего и никого, безжалостно разрушающей  мир и его ценности. Фашистская интерпретация идей Ницше до крайности искажала его мысли, превращала мыслителя в шовиниста и человеконенавистника, каким он не был. Нацизм в свое время ухватился за эти рассуждения Ницше, истолковав их на свой лад и объявив войну "слабым, а именно тем, кого следовало бы поработить или уничтожить ради процветания высшей расы.

Понятие “сверхчеловек” явилось  для российских мыслителей “ключом” к “надлежащему” пониманию творчества Ницше. В ортодоксально-религиозной среде и представителями старшего поколения философов-идеалистов сверхчеловек Ницше был воспринят как воплощение злого начала, которое стоит вне всякого нравственного порядка, действует на основании собственных инстинктов, в соответствии с основным своим влечением — “жаждой власти”, и при этом не щадит ни себя, ни своих ближних: “сверхчеловек — отрицатель и противник как личной нравственности, заключающейся в укрощении влечений низшей природы, так и деятельности, основанной на любви и самоотвержении в интересах своих ближних”.