История исторического знания

При этом они обращали особое внимание на то, что каждый документ требует критического исследования с опорой на точный метод и соблюдением многочисленных предосторожностей, а самой этой процедуре должна предшествовать эвристика (поиск и сбор документов, необходимых для изучения того или иного вопроса), которая составляет первую и одну из самых главных частей работы историка. Неполнота источников, даже с применением в их анализе всех предписанных правил, приводит к самым серьезным ошибкам и искажениям. Огромное значение придавалось вспомогательным дисциплинам, их роли в профессиональной подготовке историка. Допускалось два ряда вопросов, соответствующих двум рядам процессов, путем которых составляется документ: во-первых, следовало обнаружить, что его автор действительно думал, потому что он мог быть неискренен («критика достоверности»); во-вторых, надо было определить, что он действительно знал, потому что он мог ошибаться («критика точности»). Когда автор неизвестен, возникает новая проблема: поскольку критика действует, мысленно воспроизводя условия труда автора, то в случае анонимного свидетельства она может воспользоваться только одним приёмом – изучить общий характер документа.

202

Подчеркивая трудности исторического познания, Ланглуа и Сеньобос заявляли, что прошедшую реальность историк не наблюдает, он знает её только по сходству с существующей реальностью. Одновременно изменилось понятие факта и вера в его абсолютную объективность, а также убежденность в универсальности научного метода. Поскольку исторические факты узнаются только косвенным путем, по оставшимся от них следам, историческое знание, таким образом, не основано на непосредственном наблюдении, то и метод исторической науки должен коренным образом отличаться от метода положительных наук, т. е. всех наук, кроме геологии, которые основаны на непосредственном наблюдении. Действительно, хотя следы прошлого, называемые историческими памятниками, историк наблюдает непосредственно, дальше он действует исключительно путём умозаключений, руководствуясь принципами исторической критики. Если во всех науках, основанных на наблюдении, подчеркивали Ланглуа и Сеньобос, исходной точкой для умозаключений служит сам наблюдаемый факт, то для историка отправной пункт – документ, а конечная цель исследования – факты прошлого. И между этой отправной точкой и конечной целью нужно пройти ряд тесно связанных друг с другом умозаключений, рискуя то и дело впасть в ошибку. Исторический, или косвенный, метод в силу этого гораздо уязвимее метода, основанного на непосредственном наблюдении. Но только он позволяет историкам установить истину.

Наряду с внешней и внутренней критикой источников, считавшихся важнейшей частью исторического метода, Ланглуа Сеньобос специально остановились на проблеме синтеза полученных разрозненных фактов и выстроили целый ряд процедур, необходимых для того, чтобы сгруппировать изолированные факты в научное целое. Во-первых, это создание в воображении историка мысленного образа, максимально похожего на тот, какой могло бы дать непосредственное наблюдение факта прошлого. Во-вторых, это группировка полученных фактов на основе предположения о том, что совокупность явлений настоящего аналогична совокупности явлений прошлого. В-третьих, это заполнение неизбежных пробелов в рядах фактов (ввиду отсутствия следов в сохранившихся источниках) посредством рассуждений и умозаключений, исходя из уже достоверно известных фактов. В-четвёртых, это сведение массы фактов к некоторым формулам, позволяющим выяснить их общие признаки (данный процесс приводит к окончательным выводам и венчает историческое построение с научной точкой зрения). И, наконец, в-пятых, изложение результатов работы.

203

Первым в мировой литературе фундаментальным исследованием своеобразия исторического познания с неокантианских позиций стал двухтомный труд выдающегося русского историка АЛЕКСАНДРА СЕРГЕЕВИЧА ЛАППО-ДАНИЛЕВСКОГО (1863–1919) «Методология истории» (1910–1913), опубликованный в качестве пособия к лекциям, прочитанным студентам Санкт-Петербургского университета. В этой книге впервые было обосновано определение методологии истории как особой отрасли научно-исторического знания.

В русле неокантианской методологии Лаппо-Данилевским были поставлены коренные вопросы исторического познания, по сей день сохраняющие свою актуальность: принципы исторического знания, критерии оценки, познавательные цели и объект исторической науки, специфика исторического факта, методология источниковедения и т. п. Лаппо-Данилевский подчеркивал тесную связь между теорией исторического знания (определяющей исходные принципы исторического познания), методологией источниковедения (устанавливающей принципы и приёмы, на основании и при помощи которых историк, пользуясь известными ему источниками, утверждает, что интересующий его факт действительно существовал) и, наконец, методологией исторического построения (с её принципами и приёмами, при помощи которых историк объясняет этот факт). Источник понимался как реализованный продукт человеческой психики, объективированная форма человеческого творчества. Автором были рассмотрены основные виды источников, принципы их классификации, методы интерпретации и критики.

Историк изучает индивидуальные события, но поскольку действительность слишком разнообразна, чтобы её можно было изобразить во всей полноте индивидуальных черт, то необходимо осуществить процедуру отбора фактического материала в соответствии с представлением о его историческом значении и ценности. Однако историк судит об историческом значении индивидуального не только по его ценному содержанию, но и по степени его действенности, или влияния. Сочетание ценности и действенности индивидуального служит критерием отбора исторических фактов. Следующая необходимая процедура – построение целостного образа исследуемого объекта на основе понимания и переживания его ценности. При этом каждый отдельный факт определяется в своей индивидуальности как незаменимая часть целого.

204

При признании субъективной стороны исторического познания, научность и объективность исторического описания могла быть всё же обеспечена высоким профессионализмом историка, строгим критическим анализом источников, использованием норм и правил проведения синтетических процедур. Историк, который применяет научные методы изучения и критики свидетельств прошлого, стоит на достаточно прочной основе. В науке под критикой понимают совокупность приемов, направленных на выявление ценности источника. Задача научной критики состоит в том, чтобы, вскрыв различные недостатки и пробелы в показаниях источника, лучше его понять и восстановить его подлинный смысл.

Разумеется, материалы, которыми располагает историк, даже в своей совокупности представляют лишь часть объекта изучения, в то время как целое давно исчезло и существует лишь в той мере, в какой его может воссоздать историк. Следовательно, то, что мы знаем как историю, – лишь часть человеческого прошлого, которая поддаётся сознательной реконструкции на основании имеющихся свидетельств и привлекаемых историком косвенных данных. При этом уже Ланглуа и Сеньобос считали требование не использовать выводы других историков, содержащихся в так называемых вторичных источниках, чрезмерными: «Такая сложная наука, как история, где прежде, чем формулировать вывод, приходится, обыкновенно, накоплять факты миллионами, не может основываться на подобном вечном написании снова. Историческое построение не делается прямо по рукописям, точно так же как история «не пишется по рукописям» на одном и том же основании – ради сбережения времени. Чтобы двигать вперед науку, нужно комбинировать выводы, добытые тысячами частичных работ» [17].

205

Глава 8. ИСТОРИЯ В XX в.: КРИЗИСЫ И РЕВОЛЮЦИИ В ИСТОРИЧЕСКОМ ПОЗНАНИИ

Как бы ни были хронологически удалены события, в действительности любая история отсылает к нуждам ситуации настоящего, вибрации которого помогают услышать факты.

Бенедетто Кроче

На протяжении XX в. историческая наука не раз претерпевала радикальные изменения, которые учёные назвали поворотами. Эти изменения касались понимания предмета науки, её содержания, проблематики, методов исследования и, в конечном счёте, её профессионально-научного и социального статуса.

Кризис историографии в XX в. был связан со сменой научных парадигм, принципов и методов познания, а также с изменениями социального статуса исторической науки. В любой отрасли знания в какой-то момент возникает ситуация, когда её доминирующая научная модель оказывается не в состоянии объяснить полученные научным сообществом новые результаты. Усиливается разрыв между эмпирическими данными науки и её теоретическими постулатами. Период кризиса – это период ломки старой парадигмы науки и активного поиска её нового образа, соответствующего изменившимся реалиям. Поэтому он характеризуется острыми методологическими дискуссиями, появлением конкурирующих исследовательских стратегий, существенным расширением самого познавательного поля науки.

Кризис исторической науки в XX в. являлся закономерным следствием бурного развития исторического познания предшествующего столетия, в результате чего возникла острая потребность привести теоретическое знание об истории в соответствие с её значительно расширившейся эмпирической базой.

206

Пересмотр старой научной парадигмы начался уже на рубеже XIX–XX вв. с утверждения принципиального различия между историческим и естественнонаучным познанием, что, в конце концов, привело к радикальным изменениям в самом образе истории. Однако в первом десятилетии XX в. никто ещё не отрицал, что история является наукой, имеющей дело с конкретным, единичным, неразложимым на более простые элементы историческим фактом. Более решительная атака на позитивизм была предпринята только накануне и во время Первой мировой войны. Начавшийся на рубеже веков методологический кризис в годы войны получил колоссальный импульс и превратился в общий кризис исторической науки.

Будучи формой самосознания общества, история чутко реагирует на его проблемы, и чем эти проблемы значительнее и острее, тем масштабнее их влияние на состояние науки. Вот почему проблема кризиса исторической науки имеет ещё и выраженный социальный аспект, который существенно осложняет и обостряет все его течение. Потрясения начала века развеяли оптимистическую уверенность в безостановочном поступательном развитии западной цивилизации, способной гармонично решать все свои проблемы. Рушилась теория прогресса, вновь появилось стремление найти идеал в прошлом. Вместе с оптимистическими ожиданиями потерпел крушение образ самой истории – мудрой наставницы жизни, способной на основании глубокого понимания прошлого прорицать будущее. Остро встал вопрос о том, нужна ли история вообще.

Важную роль в пересмотре основных принципов исторического познания сыграл и произошедший в конце XIX – начале XX в. переворот в научной мысли – революция в физике. Теория относительности Альберта Эйнштейна и другие великие открытия в физике и математике обосновали новую, релятивистскую, картину мира (пришедшую на смену механистической), исходящую из признания органической связи пространства и времени с движением материи и вытекающего отсюда вероятностного характера естественнонаучных законов и, соответственно, вероятностной, относительной природы научной истины.

О глобальном значении этой научной революции очень точно сказал позднее Люсьен Февр: «Ясно как день, что фактической отправной точкой всех новых концепций, овладевших учеными (или, вернее, исследователями, теми, кто создает, кто движет вперед науку и чаще всего бывает поглощен именно исследованиями, а не их осмыслением), – этой отправной точкой была великая и драматическая теория относительности, потрясшая все здание науки, каким оно представлялось людям моего поколения в годы их юности» [18].

207

Относительность исторического знания

Пересмотр позитивистских эпистемологических основ исторического знания происходил под флагом релятивизма и презентизма [19]. Наиболее авторитетными и последовательными критиками позитивизма были выдающиеся мыслители XX в. Б. Кроче и Р. Дж. Коллингвуд, которые, вслед за Гегелем, представляли исторический процесс как историю развития духа. Они утверждали, что история, в отличие от природы, не может быть объективно отражена в сознании исследователя. Факты природы и истории не являются фактами в одном и том же смысле слова. Факты природы – то, что учёный может зримо воспринять или воспроизвести в лаборатории. В роли фактов истории выступают события, случившиеся в прошлом, и условия, которых больше не существует. Они становятся объектами исторической мысли лишь после того, как перестают непосредственно восприниматься. В распоряжении историка только документы или иные реликты, остатки прошлого, из которых он и должен каким-то образом реконструировать факты. В этом и заключается специфика исторического познания, в то время как все теории познания, понимающие его как непосредственное отношение между субъектом и объектом, существующими в настоящее время и противопоставленными друг другу, делают историю как науку невозможной. Однако «теория исторического познания в рамках здравого смысла», по выражению Р. Коллингвуда, предлагает собственный критерий истины – соответствие утверждений, сделанных историком, умозаключениям, которые он обнаруживает у своих авторитетов. Между этими принципами лежит поле поисков нового критерия достоверности, без которого не может быть критики источников.

Итальянский историк и философ БЕНЕДЕТТО КРОЧЕ (1866 – 1952) начинал свои первые исследования как позитивист. Однако быстро ощутив ограниченность характерного для позитивизма натуралистического подхода к истории, не оставлявшего места «ни для человека, ни для истории человека», исследователь приходит к осознанию необходимости создания национальной истории, понимаемой не как хроника событий, а как «история чувств и духовной жизни». Философские взгляды Кроче претерпевают весьма сложную эволюцию. Последовательно испытав на себе влияние неокантианства и марксизма, он, наконец, приходит к гегельянской философии «абсолютного духа».

208

Основные теоретические постулаты своей методологии исторического познания, которую Кроче называл «абсолютным историзмом» он изложил в труде «Теория и история историографии» (1915). Кроче стремился выявить преемственность, непрерывность духовного развития каждого народа, трактовал историю как органическую связь прошлого и настоящего. Главный пафос его концепции, близкой к взглядам Вико и историографии романтизма, направлен на признание и в процессе исторического развития, и в процессе познания роли активной личности, творящей историю в соответствии со своими нравственными, ценностными установками. Один из основных постулатов «абсолютного историзма» – тезис о современности истории: всякая подлинная история всегда современна, поскольку мы познаем ту историю, которую важно знать в данный момент.