Пауль фон Гинденбург: портрет германского полководца и политика

Постепенно положение  меняется. Дисциплина и боеспособность русской армии восстанавливается. Россия начинает большое наступление  при Керенском. «Трудно сказать, решится ли Керенский на наступление по собственному побуждению, или к этому принудила его Антанта. Во всяком случае, Антанта была очень заинтересована в том, чтобы Россия снова предприняла наступление, так как на западе она до сих пор напрасно пожертвовала половиной своих сил».⁶⁹ Антанте надо было задержать немцев на востоке. Положение осложнила Америка с затягивающейся помощью. К тому же перспективы для наступления Керенского против немецкого фронта были едва лучше, чем прежде. Хотя и были переведены на запад хорошие немецкие дивизионы, но и оставшихся было достаточно, чтобы выдержать русский удар.

Очень серьезным было положение на австро-венгерском фронте. Русский натиск был направлен на слабые места. «Керенский имел впечатление от австрийского фронта. Большинство австрийско-славянских войск теперь окажет еще меньше сопротивления, чем в 1916 году, потому что они, как и русские войска, подверглись политическому разложению».⁷⁰

Не итальянском фронте цели были скромнее. Цель – прорыв слабого северного фланга  итальянской «армии Изонцо», чтобы затем нанести уничтожающий удар по главным силам итальянских войск, находившихся южнее, чем им удастся отойти. Победа у Плеццо-Тольмино в конце октября – начале ноября, несмотря на захват огромного количества итальянских военнопленных, не увенчалась уничтожением войск противника. На Пиаве тоже не удалось сломить итальянское сопротивление. Вновь крупная победа не оказала какого-либо влияния на ход войны.

Таким образом, спокойствие  было достигнуто только на восточном фронте. 15 декабря официально было заключено перемирие. Но Антанта не собиралась переходить к всеобщему миру без приращения территорий. Мирные переговоры начались 22 декабря. Немецкая дипломатия в Брест-Литовске вела себя деликатно. В стране сложилось две точки зрения на условия мира. Возглавляющий (председатель) делегации Кюльман считал, что надо согласиться с советскими требованиями об общей мирной конференции и об отказе от насильственных территориальных приобретений и возмещения ущерба, однако Гинденбург был не согласен. «Он телеграфировал канцлеру: «Не нам, а России нужен мир».⁷¹

В протесте от 31 декабря, выдержанном в еще более резком тоне, фельдмаршал подчеркнул, что  не станет нести какую-либо ответственность  за заключение мира, если не будет проведен каталог его требований: ограничение Польши в размерах, требуемых ОХЛ, запрет на сооружение польских приграничных укреплений, присоединение Литвы, которая должна простираться к югу от Беловежской Пущи, а также Курляндии, Риги и островов, добиться, чтобы Россия обеспечила право на самоопределение в Лифляндии и Эстляндии и не препятствовала к их присоединению к империи и, наконец, признание самостоятельности Финляндии.

Вильгельму предстояло выбрать между «сильным» миром  ОХЛ и «слабым» миром Кюльмана, Валентини, Мюллера. Германия должна была стратегически укрепитьмя путем аннексий, иначе война была бы напрасной. Гинденбург предлагал предъявить русским ультиматум о выводе войск из Лифляндии и Эстляндии, в противном случае перемирие необходимо прервать. Коронный совет в Хомбурге, по существу, повиновался требованиям ОХЛ. Советом было сообщено, что срок перемирия истекает 17 февраля. «Политические акции» должны были установить право и порядок в Прибалтике, с Украины должно было быть гарантировано поступление зерна. «Продвижение 52 немецких дивизий не встретило существенного сопротивления. Отсутствие проблем у всей экспедиции не только привело к триумфу ОХЛ, но и способствовало тому, что даже бывшие противники перешли не его сторону».⁷²

Мир, навязанный в Брест-Литовске 3 марта 1918 года, наконец продемонстрировал кульминацию как немецкой силовой позиции в Европе, так и победного шествия политики ОХЛ.

Ликование в Германии по поводу выхода из борьбы огромного восточного противника было безмерным. У кайзера были основания открыть шампанское. Он объявил Брест-Литовский мир «одним из величайших триумфов мировой истории, значение которого в полной мере оценят лишь наши внуки». Через 3 дня он сообщил собравшемуся в Хомбурге Военному совету, что существует всемирный заговор против Германии, участниками которого являются большевики, поддерживаемые президентом Вильсоном, «международное еврейство» и Великая Восточная Ложа франк-масонов. Как справедливо заметил историк М. Гилберт, кайзеру не пришло в голову отметить, что за Германию в рядах ее армий уже погибли десять тысяч евреев и многие тысячи франк-масонов. И он словно забыл, куда еще два месяца назад деньги шли из германских секретных фондов»⁷³.   Таким образом, обобщая выше написанную картину войны, можно представить так, что, несмотря на слабинку на восточном фронте, общая ситуация была незавидной. Военный потенциал Германии был практически исчерпан. Оба победоносных полководца востока шаг за шагом терпели поражение на западе. Ни неограниченная подводная война, ни весеннее наступление на западе в 1917-18 гг. не могли сломить боевую мощь противника. Напротив, он становился все сильнее благодаря постоянному подвозу американских войск.

В начале августа 1918 года оба разочарованных полководца рассчитывали, что Антанта пока не предпримет крупное наступление. Новый фронт за реками Эна и Вель казался укрепленным. Оба генерала с оптимизмом уповали на разработанный ими план «наступательной обороны», посредством которого они хотели измотать наступающие силы союзников. Однако немецкие войска уступили инициативу противнику, усиленному миллионом американских солдат. Союзное командование во главе с маршалом Фошем надеялось завершить войну в течение следующего года.

8 августа была предпринята  массированная атака английских  танков по обе стороны от дороги Амьен – Сен – Кантен. Без обычной артиллерийской подготовки 500 английских танков захватили врасплох немецкую 2-ю армию. Позиции немецких дивизий были прорваны, радиосвязь прервана. Передовые линии остались без управления. Потеря территории составила 12 километров. О контрударе – надежде Гинденбурга – нечего было и думать из-за нехватки войск и орудий. К 12 августа Фош приостановил наступление, но оно уже сыграло свою роль в деморализации войск.

Мысль о перемирии  все больше тяготила двуумвират.

Почти весь сентябрь западные союзники сотрясали немецкий фронт  атаками. Американцы тоже уже нанесли  немцам тяжелые потери, особенно за счет взятия в плен уступающих по численности  и изнуренных борьбой кайзеровских войск. 16 сентября Фош начал новое наступление. Войска Антанты при поддержке 1500 танков нанесли удар между Наасом и Аргонами, а также в Шампани. «Линия Зигфрида» была прорвана западнее Камбре, одержаны успехи во Фландрии. После успешного наступления союзников в Македонии Болгария оказалась разгромленной и запросила перемирия. Эти новости заставили покориться судьбе даже такого непоколебимого оптимиста, как фельдмаршал.

«Вечером 28 сентября Гинденбург и Людендорф пришли к соглашению, что окончание боевых действий стало  безусловной необходимостью. Правительство должно просить о перемирии и мире на основе объявленной в январе 1918 года программы Вудро Вильсона из 14 пунктов».⁷⁴ Но ОХЛ совсем не думало о капитуляции. Германия понимала, что придется отказаться от оккупированных территорий на Западе, но об уходе с территории на Востоке она и слышать не хотела. Поэтому ОХЛ хотели скорее перемирия, а не мира.

Наряду с этим встает вопрос о государственной власти. «29 сентября принимающие решения  политики один за другим прибыли в  СПА: сначала – Хинтус, затем – кайзер и наконец – рейхсканцлер Гертлинг. В 10 часов в отеле «Битаник» прошло совещание Гинденбурга и Людендорфа и Хайе со статс-секретарем по иностранным делам. Говорилось о необходимости как внутри, так и вовне сделать шаг в направлении парламентаризации  и нового государственного порядка».⁷⁵

«Коронный совет 29 сентября принял соответствующие решения. Господствующая до сих пор в Германии конституционная  система была заменена парламентской. Хотя уже по своему воздействию на заграницу – выбор баденского наследника престола принца Макса главой нового правительства не был удачным».⁷⁶

Новый рейхсканцлер особо  не повлиял на внешний курс. В  ночь с 3-4 октября немецкое предложение  о перемирии было направлено Вильсону. Но под нажимом своих союзников американский президент просто не принял обращения. Антанта хотела использовать процесс разложения в центральных державах и избрала тактику затягивания. В Германии снова усиливались военные настроения (война до конца). Гинденбург был на распутье. «Действительно ли сражаться до последнего человека, обеспечив себе таким образом возможность возрождения, или хотеть, чтобы принудили к безоговорочной капитуляции?» Однако правительство больше не видело другой возможности, кроме как идти навстречу Вильсону. «На следующий день фельдмаршал писал в своих воспоминаниях – «я снова вошел в бывшие казармы. У меня было чувство, как будто я вернулся с похорон особо дорогого мне человека в опустевшую квартиру».⁷⁷

Еще одним подогревающим  к перемирию событием было заключение мира Австро-Венгрией 27 октября и Италией 30. Усталость и пессимизм все больше толкали Германию к революции. Отсутствие перемирия вело к радикализации. Унаследованная феодальная структура, милитаризм и особенно монархия стояли теперь у позорного столба. Власть Вильгельма была под вопросом. Бунт немецкого флота открытого моря в Вильгельмсхафене окончательно возвестил о конце монархии и начале революции. Были образованы рабочие и солдатские советы – в Северной Германии, а также в Мюнхене и Берлине. Армия больше не стояла за кайзером, так что он потерял свою легитимность. «В 18 часов 10 минут 9 ноября 1918 года в СПА пришло судьбоносное сообщение из столицы: Макс Баденский самовольно на основании выхода социал-демократов из правительства и вследствие всеобщей забастовки, объявил об отречении Вильгельма и отказе кронпринца от трона. Филипп Шейдеман (глава движения умеренных социал-демократов) с балкона берлинского рейхстага провозгласил Германскую республику».⁷⁸ Кайзер бежал в Голландию.

Дабы сохранить лицо ОХЛ, он (Грёнер – прим. автора) побудил Гинденбурга телеграфировать Эрцбергеру, сообщившему Компьеня о предложенных державами Антанты условиях перемирия, что тот должен добиться их смягчения, но при этом добавил к тексту телеграммы: «Если же это не удастся, заключить перемирие, несмотря ни на что»⁷⁹.    Вопрос о форме правления был решен. Вечером же в СПА были получены продиктованные Фошем условия перемирия. «Нет сомнения, что ОХЛ в случае германской победы точно также унизило бы проигравших: Брест-Литовск был не так давно».⁸⁰ Теперь Германия должна была почувствовать жестокость победителей: сперва надлежало оставить Эльзас-Лотарингию и оккупированные территории, затем – левый берег Рейна, включая 40-километровую нейтральную зону на правом берегу, а также три предмостных плацдарма – Кёльн, Коблену, Майну. «Империя должна была передать Антанте 5000 локомотивов, 150 000 грузовиков, а также вооружение и боевую технику – артиллерийские орудия, танки, самолеты, флот и подводные лодки. Военнопленных нужно было отпустить без притязаний на взаимность с другой стороны».⁸¹ Мирные договоры в Брест-Литовске и Бухаресте были объявлены недействительными, хотя находившиеся на территории России немецкие войска еще не должны были выводиться.

В Компьенском лесу, в  салоне-вагоне союзного Главнокомандующего, руководитель немецкой делегации Матиас Эрцбергер из партии Центр утром 11 ноября подписал соглашение о перемирии.

«11 ноября 1918 года в 12 часов  дня война была закончена».⁸²

Подводя итог вышеизложенному, можно сказать, что война сильно потрепала Германию. Гинденбург, старый пруссак, стал свидетелем того, как от старой системы не осталось камня на камне. Гинденбург отказался разделить ответственность за заключение перемирия и за все последующие шаги. Он считал, что к ответу обязаны быть привлечены новые ведущие политические силы, те, которые хотели во что бы то ни стало прекратить войну, а не те, кто ее вызвал. В отличие от многих в стране, Гинденбург, рьяный монархист, оказался реалистом и прагматиком. Он смог принять и приспособиться к «новой Германии». Это во многом определило его место в Германии в будущем.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава V.  От войны к политике рейхспрезидента.

 

§ 1. Гинденбург на посту  рейхспрезидента.

Провозглашение республики не низложило Гинденбурга. Он оставался начальником Генерального штаба. ОХЛ представляло наследие погибшей империи кайзера, но должно было приспосабливаться к новым условиям, чтобы из руин проигранной войны и демократической революции перенести в новое государственное образование как можно больше ценностей и традиций старой структуры.

Вскоре Главному командованию сухопутных войск удалось подняться  до положения равноправного партнера правительства. Его основной задачей  сначала было своевременно, упорядоченно, не допустив усиления влияния большевизма, вывести войска в Германию. Кроме того, необходимо было оказать поддержку умеренному социал-демократическому правительству против левых радикалов. Уже вечером 10 ноября Грёнер сообщил по телефону главе правительства, что войска находятся в распоряжении новой власти. Власть офицера продолжала оставаться неограниченной, солдатские советы и советы доверенных лиц были поставлены в подчиненное положение.

Вскоре грянули выборы в Национальное собрание. Три партии обратились к Гинденбургу с просьбой выставить свою кандидатуру на выборах в национальное собрание. «Куно фон Вестарп и бывший прусский министр финансов Хёргт хотели видеть его первым кандидатом своей Немецкой национальной народной партии, преемницы прежней консервативной и свободной консервативной партии по избирательному округу Восточной Пруссии».⁸³ Сам Гинденбург не хотел ни слагать с себя главного командования, ни втягивать ОХЛ в партийную политику. ОХЛ, как фактор, находящийся вне правительства и национального собрания, в состоянии оказывать всестороннее воздействие во время работы Национального собрания на всех направлениях, особенно на правительство. Таким образом, политика ему была не нужна, хотя путь был проложен.

После выборов 19 января три  политические партии – СДПТ, Центр  и Немецкая демократическая партия – получили 329 из 421 места. Они образовали правительственный альянс. Филипп Шейдеман стал социал-демократическим министром-президентом во главе так называемой «Веймарской коалиции». Эберт стал рейхспрезидентом. Гинденбург остался Главнокомандующим и обладал полной командной властью над всеми военными формированиями. Вскоре ситуация изменилась, слабость превалировала над решимостью. Записка Шуленбурга, обвиняющая фельдмаршала чуть ли не в измене, и Парижская мирная конференция дисквалифицировали Гинденбурга. «1 мая он писал рейхспрезиденту Эберту: «На переломе лет я оставался во главе главного командования Сухопутных войск, поскольку видел свой долг в том, чтобы защищать свое Отечество. Так как предварительный мир заключен, я считаю свою задачу выполненной. Желание вернуться к частной жизни понятно при моем преклонном возрасте».⁸⁴