Символика заглавий книг и произведений Анны Ахматовой

         Определяя сама свое поэтическое мироощущение, свою «арбитрскую позицию», А. Ахматова употребляет понятия «отражение в зеркалах», «чей-то сон», «бред», всячески подчеркивая идею «вымороченности», иллюзорности и шаткости, «непрочности» жизни, существования в своеобразном зазеркалье, наполненном образами «персон» – двойников.

          «Мыслимым пространством для лирического сюжета служит только сознание поэта, ...его внутренний опыт, независимо от того, идет ли речь о личном переживании или о делах и предметах внешнего мира [7, с. 343]. 
          Этим «мыслимым пространством» в новой поэтике оказался новый тип поэтического сознания, вместивший в себя как ощущение раздробленности и хаотичности мирового бытия, так и необходимость героического будничного пафоса собирательства. Так было и у                       А. Ахматовой. «Осколки зеркала», «листы складня», «опавшие листья», шаткий и непрочный фундамент, на котором, ощущая его непрочность, субъект культуры пытается выстроить дом своего приватного бытия, укрепляются за счет прочных свай, вгоняемых по самое основание, скреп, соединяющих швы постройки, сцеплений, дающих ощущение защищенности. Культурная традиция у Ахматовой становится, как и положено в лоне акмеистического текста, элементом архитектоники.

          Однако апелляция к традиции у А. Ахматовой существует и с другими целями. Цели эти многообразны, и нас интересует выявление более конкретной и узкой темы: культурологические функции «вечных образов» культуры в поэзии Анны Ахматовой. В свою очередь, это связано с задачей: понять функциональный смысл культурных ценностей прошлого в жизни человека, занимающегося искусством, и создающего новую    культурную поэтическую парадигму.

          В творчестве А. Ахматовой иерархические идеи осуществляются, как говорилось и выше, на всех уровнях. Идет «внутриположение» и по отношению к старым ценностям, подвергнутым верификации. 
         Во-первых, это вечные образы мифа – и, прежде всего, вечного Текста – Слова с большой буквы – Логоса – Библии. Это, конечно, «библейские стихи», где ахматовский принцип «тройного дна» – сочетания трех временных пластов, веерность времени (А. Бергсон) – особенно нагляден. Через «неорнаменталистское» (С. Аверинцев) использование ситуации мифа поэт сближает временные ситуации в столь свойственном ей психологическом переживании, локализованном во времени и пространстве, означенном пейзажем или предметом. И здесь, пользуясь словами Н. Струве, происходит постоянная ахматовская «победа бытия над небытием, онтологическая прибавочная ценность, данная страданием, переданная языком почти не обновленным, хотя все таким же трагедийным»[32, с. 178].

          Во-вторых, А. Ахматова «вводит» в вечность, осознавая уже как высокие образцы, существующие на равных с эпохой классики, образы поэтов – своих современников: Блока, Пастернака, Цветаевой, Анненского, Мандельштама. То, что она обладает безупречным поэтическим слухом, в данном случае – лишь одна из причин подобного «ввода». Для поэта Ахматовой главным здесь остается принцип метонимического культурного сцепления.

          В-третьих, постоянный «вечный образ» ахматовской поэзии – Пушкин. Он – «вечный современник», всегда живой и ощущаемый не только как высший знак классической парадигмы, но и как неотъемлемая часть «жизненного мира» другого поэта, такая же реальность, как и Блок, и Срезневская, и Пунин. Его можно ревновать, с ним можно встретиться на царскосельских аллеях, он может служить точкой исторического отсчета, временным моментом, в котором, как в эталоне – Библии, заложены все варианты и ситуации настоящего, прошедшего и будущего. Кроме того, он несет в себе ощущение потерянной целостности жизни и культуры, момент недоступной органичности, «утраченного рая» поэтической культуры.

          В-четвертых, это «вечные образы» еще более отдаленных культурно-исторических эпох – «эталонные образцы» новоевропейской культуры, выработанные в эпоху романтизма – Шекспир, Софокл и др. Новый контекст культуры вдвигает их в работу механизма инновации: они хороши не своим слогом, не своей тематикой (хотя, безусловно, и этим тоже), а самим присутствием в виде исходных точек для метонимических сцеплений и ассоциативных рядов культуры.

          В-пятых, можно говорить о «вечных образах» самой поэзии в стихах А. Ахматовой – точнее, об образах поэтической атрибутики: музе, лире, цевнице, тетради, тростниковой дудочке и др. К ним относится и «пушкинская атрибутика»: Лицей, Царское Село, его аллеи, статуи, деревья, как бы опоэтизированные вечным присутствием поэта. Этот «вечный поэтический предметный мир» у А. Ахматовой очень насыщен и любовно описан: она дает своеобразный «ландшафт поэзии», ее собственный «жизненный мир», одновременно теплый и человечный и, в то же самое время, ощущаемый как часть «высокой» культурной традиции. 

     В-шестых, у А. Ахматовой огромное место занимают «вечные образы» времени – «знаки эпохи», то, что она сама называла «исторической живописью» и что обильно представлено в ее лиро-эпических стихах и поэмах.   

          И, наконец, седьмая ступенька иерархии – возведенный в ранг «вечного образа» миф о себе, поэте, – «высокая игра», в которую поэт играет всю жизнь, стремясь оправдать свою «арбитрскую» позицию. Как уже говорилось выше, роль поэта теперь отлична от символистской теории жизнетворчества, искусства как жизненного поведения, говорения «текстами» как сакральными словами.

          Эпоха, означенная современниками как эпоха «кризиса культуры», начавшаяся для России в 80-е – 90-е годы XIX столетия и осознававшаяся в десятые годы, была эпохой перехода от классической парадигмы к неклассической. Нас она интересует по целому ряду причин: и по тому, как происходит в ней воспроизводство культурного фонда современной эпохи, и потому, что сегодня к ней существует огромный интерес.

          С момента выхода  первой книги А. Ахматовой прошло не только много лет, но – что гораздо важнее – много исторических эпох. Огромные события потрясли мир и человеческое сознание – первая мировая война, Октябрьская революция, гражданская война, бурные годы социалистического строительства, затем Война Отечественная. Переоценка минувшего, с поразительной быстротой удалявшегося от нас, происходила за это время непрерывно, и, разумеется, наиболее интенсивно и плодотворно в самые трагические годы века – в годы войны с фашизмом. В эти годы человеческая душа отбирала для себя лишь те ценности, которые ей действительно  внутренне, лично, необходимы, отбирала по жестокой, чистой и очень высокой норме.

          И вот среди этих ценностей, отобранных в такие годы, в нашем сознании заслуженное и почетное место занимает и поэзия Анны Ахматовой, вся ее поэзия, потому что именно теперь мы с особой отчетливостью видим, что она современна и близка нам основным своим пафосом – своей человечностью. Да, это – о человеке и человеческих чувствах, а все, что касается духовного мира человека, все, что проповедует в нем сильное, красивое и высокое – не может не быть дорого нам. А. Ахматова пишет о таком человеке и от имени такого человека, который много, жадно и доверчиво любит жизнь, землю, людей. Таким поэтом пришла А. Ахматова  в русскую поэзию в то время, когда мир в поэзии существовал, главным образом, как мир дематериализованный, как символ, как умозрение, таким поэтом остается она и по сей день, но, разумеется, еще более зрелым и мудрым в своей неистощимой любви к живому миру. Поэтому-то и живет он в ее стихах тысячами вещественных, осязаемых и зримых деталей, потому-то и светится изнутри своей поэтической правдой.

    Этому ясному, зоркому, земному поэтическому зрению                 А. Ахматовой соответствует и манера ее письма, столь резко выделявшая ее еще в начале ее пути, – манера строгая, лаконическая, четкая, не нуждающаяся ни в стилизации, ни в словесной и метафорической вычурности.

     Так же, как мир, и чувства, воспеваемые А. Ахматовой, – это необычно земные, реальные чувства, свойственные каждому живому человеку с настоящей плотью и кровью, любящему жизнь, ее радости, ее движение. И основное чувство, поэзию которого тонко и многогранно разрабатывает Ахматова, основная ее лирическая тема – это самое сильное, самое красивое человеческое чувство – любовь, в широком значении этого слова. Лирический герой А. Ахматовой – от имени которого идут эти стихи – сложен, содержателен и в существе своем – глубоко национален: это – русская женщина с очень цельным, щедрым и целомудренным сердцем, с высокими и суровыми требованиями к любви, способная к чувствам сильным, гордым, свободным.

          Отличительной чертой ахматовской лирики является психологизм. Но психология, чувства в стихах поэтессы передаются не через непосредственное описание, а через конкретную, точную психологизированную деталь. Художественная деталь, вещные подробности, предметы быта в поэтическом мире Ахматовой являются чрезвычайно значимыми. Показывая, а не объясняя, используя прием говорящей детали, А. Ахматова добивается безусловной достоверности описания, высочайшей психологической убедительности.

          Таким образом, Анна Ахматова – одна из знаковых фигур русской литературы. Она свидетельница самого кровавого и трагического периода русской истории, она испытала на собственной судьбе давление тяжкой десницы советской власти, она органично, как никто другой, соединила в своем творчестве художественные традиции ХІХ и ХХ веков, реализм и модернизм, и почти без потерь пережила годы свирепствования нормативной литературы. Отличительная черта поэзии А. Ахматовой – это конкретность, простота, земной характер чувств, разговорность интонации, эпиграмматичность словесной формы, объективированность лирического переживания, повествовательность лирики и ее новеллистичность.

         

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

          ІІ. Название стихотворений и книг как отзвук времени в душе Анны 

      Ахматовой

 

           2.1. Сборник «Вечер»

 

          Стихи, вошедшие в книгу  «Вечер», писались между 1909 и 1912 годами. Они выражают  и исследуют ее собственную внутреннюю жизнь, а опыт, который они описывают, является скорее личным и психологическим, нежели национальным и культурным. Трагедии, с которыми она сталкивается, являются результатом ее собственного характера, а не трагедиями личности, вызванными силами истории. Ранняя А. Ахматова с трудом различала общественный, политический и культурный мир, так как борьба и хаос внутри себя занимали большую часть ее мировоззрения.

Для понимания смысла заглавия книги «Вечер» необходима работа с внетекстовыми ассоциациями данного заглавия.

Название «Вечер», на первый взгляд, мало подходит для первой книги, так как вечер – это время суток, наступающее в конце дня, перед ночью. Вечер – символ завершенности, конца, а в 1909 – 1912 годы Ахматова только начинает свой творческий путь.

Центральное место  в ее поэзии занимает религия. И если обратиться к канонам православного церковного богослужения, то можно заметить, что служение Богу в храме начинается именно вечером. Поэтому в контексте анализа данной книги символ «вечер» следует понимать как начало, точку отсчета всего творческого пути А. Ахматовой.

Ассоциативно заглавие «Вечер» также связано с концом жизни перед «вечной ночью». Но для  поэта физическая смерть – ничто по сравнению с вечной жизнью, которая для нее символизируется встречей с Богом. Для земной жизни, для людей А. Ахматова будет жива памятью о себе, завоеванной при помощи ее творчества.

При рассмотрении внутритекстовых ассоциаций, прежде всего следует остановиться на эпиграфе, так как он вместе с заглавием, можно сказать, возглавляет произведение, расширяет ту мысль, тот символ, который обозначен заглавием.

Эпиграф к книге «Вечер» был помещен только в сборнике «Бег времени» (1965). Он был взят из стихотворения «Виноградник в цвету» французского поэта Андре Терье (1833 – 1907):

          Распускается цветок винограда,

А мне сегодня вечером двадцать лет.

Лексика этого мини-текста имеет прямое отношение к слову «вечер» как символу начала: «распускается цветок винограда» – начало жизни, «мне сегодня вечером двадцать лет» – начало взрослой жизни, возможность заниматься тем делом, для которого создана, то есть творить.

Сам по себе образ винограда очень символичен, и поэтому необходимо остановиться на нем подробнее. Этот образ-символ встречается в той или иной своих ипостасях в мифологии античности, в Ветхом и Новом Заветах, а также во многих произведениях литературы и других искусств.

Если открыть Ветхий Завет, а точнее «Песню Песней» (гл. 6), прочитаем строки:

          «Я сошла в ореховый сад, посмотреть на зелень долины, поглядеть, распустилась ли виноградная лоза…».

«Песня Песней», написанная царем Соломоном, – это книга, олицетворяющая любовь. А любовь – всегда созидающее, творческое начало. Следовательно, здесь образ виноградной лозы является символом расцвета духа, начала цветения любви.

Тема любви, безусловно, доминирует в «Вечере», где ранняя Ахматова является певцом несчастной любви. Любовь в ее поэзии предстает как «поединок роковой», почти никогда она не изображается безмятежной, идиллической, а, наоборот, – в момент разрыва, утраты чувства.

         Стихотворение «Читая Гамлета» – одно из самых показательных в раскрытии внутреннего мира героини. Ход повествования приводит к пониманию того, что темнота «Вечера» – это несчастье в любви, и указывает на ряд возможных путей, которые может выбрать героиня. Внутри нее чувствуется напряженность:

                    Ты сказал мне: «Ну что ж, иди в монастырь

          Или замуж за дурака…»

          Принцы только такое всегда говорят,