Иезуитская система воспитания

   «Учебный  план» не исключал использования  в процессе обучения народных языков.

   Что  же  касается  негуманитарных,  точных  наук,  то  педагогическая  программа  иезуитов  поражает  почти полным их отсутствием. И в низших, и в высших классах они занимали самое незавидное положение. Так, когда встал  вопрос  о  включении  математики  в  программу  studia    inferiora,  генерал  ордена  Аквавива  долго  не  соглашался на это. Разрешение было дано лишь в 1614 г. в связи с тем, что «было неудобно не знать основных арифметических действий»,  но   она  не  была  выделена  как  самостоятельный  предмет,   а  входила  в  состав  «Eruditio»,

которая  включала  отрывки  из  различных  отраслей  знаний.  Правда,  впоследствии  иезуитам  пришлось  уступить требованиям  жизни  и  уже  в  1736  г.  литовский  провинциал  Деукша  советовал  уделять  больше  внимания  арифметике с чистописанием.

   Что касается религиозного образования, то ему также не уделялось должного внимания. Основой преподавания  христианской религии служила  книга  Канизия  «Изложение  христианской  доктрины».  Раз  в  неделю,  по пятницам,   проводился  урок  с  чтением  катехизиса,  да  и  этот  урок  не  всегда  продолжался  целый  час.  По  суббо-там в  течение получаса читалось и объяснялось латинское и греческое Евангелие и катехизис. Ежедневно ученики присутствовали на обедне, а в воскресенье выслушивали и проповедь. Молитву пред уроками выслушивали коленопреклоненно. Ежедневно, кроме того, упражнялись в религиозных размышлениях и молитве по четкам (так называемые „exercitia spiritualia”, „духовные упражнения”). „Ученики должны были ежедневно испытывать свою совесть и ежемесячно ходить на исповедь”. К культу Девы Марии, о котором особенно заботилась католическая церковь, ученики возбуждались особыми „марианскими”, религиозными союзами.Правда, иезуиты действовали в рамках общей педагогической теории католической церкви, которая в воспитании народных масс делала акцент не на вероучении, а на усвоении благочестивых религиозных обрядов [16, 17].

   Много  внимания  иезуиты  уделяли  сохранению  и  укреплению  здоровья своих  воспитанников.  Они  не утомляли их длительными занятиями, в году было всего 190 учебных дней, да и в эти дни им запрещалось заниматься умственным трудом   более двух часов подряд без перерыва. Учителя строго следили, чтобы учащиеся не занимались  науками  во  время,  отведенное  для  сна  и  отдыха.  Устав  ордена  объяснял  это  следующим  образом: «Работая умеренно, с соблюдением равновесия сил, человек будет в состоянии трудиться более долгое время во славу  Божию».  Значительное  внимание  иезуиты  уделяли    физическому  развитию  учеников.    Они  занимались плаванием,  фехтованием,  верховой  ездой,  обучались  танцам.  Иезуиты  заботились  о здоровом  питании и нормальных  условиях  жизни  своих  подопечных.  Многочисленные  инструкции  начальства  ордена,  посылаемые  на восток,  постоянно напоминали о том, что «Обществу» нужны здоровые и выносливые сторонники [18].

   Следующим  этапом  иезуитского  школьного  образования  было  обучение  в  studia  superiora.  В  высших классах  изучалось  два  основных  предмета  -  философия  и  богословие.  Условия  преподавания  здесь  были  более жесткими: никто из профессоров философии и богословия не мог вносить изменения ни в методы преподавания, ни  в  объем   изучаемого  материала,  ни  в  содержание  учебников,  даже  если  они  имели  целью  их  улучшение.  В целом  же  методика  оставалась  неизменной:  сохранялись  все  дидактические  приемы  иезуитов,  например такой прием как диспут.

   Философский курс длился три года и разделялся на несколько отделов: 1) философия как таковая, основанная  на  теории  Аристотеля;  2)   нравственная  философии,  изучаемая  по  «Этике»  Аристотеля;  3)  математика, преподававшаяся  по  правилам  Евклида.  Все  кандидаты  философии  обязаны  были   проходить  этот  курс.  Философия  читалась  в  течение  всего  курса  по  два  часа  ежедневно.  Первый  год  изучалась  логика  (по  произведениям схоластических писателей-философов), второй - физика (по книгам Аристотеля), третий - метафизика (также по Аристотелю),   и  этика.  Но,  зная  цели  и  принципы  иезуитов,  можно  предположить  как  изучались  философские произведения. V конгрегация, одобрившая  «Ratio studiorum», давала  по этому вопросу следующие  советы:  профессора  философии  должны  следовать  идеям  Аристотеля,  кроме  тех  случаев,  когда  он  сам  отступает  от  своего учения, принятого академиями; противные   истинной вере аргументы его и других философов нужно решительно  опровергать;  необходима  осторожность  и  при  выборе  толкователей  Аристотеля,  так  как  многие  из  них  комментировали  его  не  в  пользу  христианской  церкви;  основой  философского  образования  должно  стать  следование признанным церковью авторитетам; профессора философии не могут вводить   в обучение  новых мнений  и новых трактовок, поэтому люди, склонные к новшествам  и свободомыслию должны быть отстранены от преподавания.  «В  наших  школах  не  должны  быть  терпимы  сочинения  поэтов  и  писателей,  которые  могут  повредить нравам; их можно допустить лишь после предварительного очищения; но такие писатели, которые не поддаются очищению,  должны  быть,  безусловно,  изгнаны».  На  втором  году  философского  курса учащиеся  прослушивали математику и стереометрию, а также   отрывки из географии. Возможно, что повторялись  и древние языки,  хотя точных  сведений  об  этом  нет.  В  результате  философского  курса  учащиеся  расширяли  свои  познания  и  способности  к  самостоятельному  исследованию  отдельных  вопросов.  Но  существовал  ряд  ограничений:  1)  не  во  всех иезуитских  коллегиях  существовали  философские  факультеты  (Губер  Ж.  считает,  что во  всех  университетах, принадлежащих  ордену,  курс  учения  делился  на  две  части  -  средний курс,  который  проходился  в  коллегиях  и университетский  курс.  Пять  низших  классов  составляли  коллегию,  а  курсы  философии  и  богословия  -  университет); 2) многие учащиеся ограничивались низшими классами; 3) сами иезуиты допускали к изучению философии только благонадежных, с их точки зрения, учеников. Зачастую же философский курс был как бы введением в богословие.

   Сам  богословский  курс  длился  четыре  года,  в  течение  которых  читалось  богословие  схоластическое, догматическое, нравственное, полемическое и казуистическое, а также каноническое право, Священное писание и  еврейский  язык,  необходимый  для  его  прочтения.  К.  Харлампович  отмечает,  что  профессор  давал  ученикам основы  грамматики  еврейского  языка.  А  затем  параллельно  с  ее  дальнейшим  изложением  читал  с  учениками наиболее  легкие  книги  Ветхого  завета.  Основой  в  преподавании  схоластического  богословия  являлась  система Фомы  Аквинского,  одобренная  конституциями  ордена  и  папами.  В  тоже  время  запрещалось  говорить  о  тех  вещах, которые Фома не трактовал или которые не были приняты церковью. Нравственное богословие выделялось в  том  случае,  если  его  основы  не  были  прочитаны  в  курсе  схоластики,  и  была  возможность  открыть  новую кафедру. Каноническое право в большинстве коллегий также   не преподавалось. Изучению казуистики отводилось два года, в течение которых профессора готовили уже священнослужителей. Они изучали учение о таинствах, о нравственных  обязанностях  человека,  разбирали  десять  Божьих  заповедей  и  устраивали  диспуты  (иногда  публичные)  о  делах  совести.  При  изучении  Священного  писания  профессорам  рекомендовалось  не  тратить  много времени  на  хронологию,  географию  Палестины  и  другие  «малополезные»  знания,  а  уделять  больше  внимания тем местам, где показываются еретики. Истолковывать Священное писание необходимо было   согласно с постановлениями  соборов,  пап  и  мнениями  отцов  церкви.  Ветхий  и  Новый  Заветы  изучались  по  году,  поочередно.

   Профессор,  трактовавший    св.  Писание,  был  зачастую  и  учителем  еврейского  языка.    Этим  преподавателям предписывалось: 1) истолковывать св. Писание в буквальном смысле; 2) защищать  перевод, одобренный церковью;  3)  защищать  смысл,  приданный  Писанию  папскими  и  соборными  постановлениями;  4)  не  опровергать  отцов церкви и богословов, если они утверждали, что какое-нибудь правило веры основано на Писании [19].

   Средством  контроля  учебных  успехов  воспитанников  иезуитских  школ были  экзамены.  Они проводились  в  виде  репетиций  каждую  неделю,  и  после  изучения  какой-либо  части  грамматики  или  другой  науки.  Но самыми  важными  были  годичные  экзамены,  которые  проводились  довольно  строго.  На  высших  курсах  экзамены  были  наиболее  сложными.  Основой  такого  жесткого  отбора  был 33-й  декрет  VII  конгрегации,  который требовал,  чтобы  из  класса  в  класс  не  переводились  учащиеся,  не  достигшие  средних  успехов  или  плохо  понимав-шие прочитанные курсы и не сумевшие их защитить. Иногда иезуиты устраивали показательные экзамены, происходившие  после  настоящих.  Лучшие  ученики  выступали  на  них  перед  своими родителями  и избранной публикой  в  качестве  знатоков  древних  языков,  декламаторов,  философов  и  др.  Оценкой  здесь  служило  одобрение слушателей.    Своеобразными  экзаменами  были  и  театральные  представления,  в  которых  актерами  выступали лучшие воспитанники иезуитов. В  репертуар таких театров входили сюжеты  из Библии, из античной  и отечественной истории. Спектакли шли на  латыни  и раз в год на родном языке. На представления  приглашались родители и гости, а также все желающие. Театральные постановки имели двоякую  цель:  во-первых, родители могли увидеть,  каких успехов достигли  их  дети,    во-вторых,  они  повышали  престиж  иезуитов  и   воздействовали  на религиозные чувства зрителей.

   Иезуитское  воспитание  отличались  жесткой  дисциплиной.  Учащиеся  были связаны  весьма  строгими правилами,  нарушение  которых  отрицательно  отражалось  на  них  самих.  Еще  Лойола  определил  даже  шаги, движения,  позы,  которые  позволительны  иезуитским  воспитанникам  [20].  Конечно,  со  временем  эти  правила были  смягчены  для  определенных  категорий  учащихся.  Но  при рассмотрении  правил  школьной  дисциплины нужно иметь в виду, что имелось два разряда воспитанников - экстернов и интернов. Последние жили в семинариях (или бурсах) и содержались на средства,  пожертвования различных богатых покровителей. Интерны  находились  под  постоянным  контролем  своих  учителей  и  других отцов  коллегии  и  подчинялись  более  строгой  дисциплине: им нельзя было выходить из здания, а для прогулок в саду требовалось особое разрешение начальства. Все их поступки четко фиксировались: сколько  ученик  гуляет,  что  читает,  с  кем  и  о  чем  говорит.  В  отношении интернов  более  строго  соблюдались  и  требования  к  посещению  богослужений  и  участию  в  церковных  таинствах. Большинство же учащихся проживало на частных квартирах и нередко добывало себе средства пропитания пением под окном. Но и их жизнь  была  регламентирована  «Учебно-воспитательным  планом».  Они  были  обязаны  проживать  на  квартирах,  известных  начальству,  а  к  надзору   за  их  поведением   привлекались   даже  хозяева квартир.  В  обязанности  экстернов    входили  исповедь,  посещение  обедней  и  проповедей,    прослушивание  по субботам толкований катехизиса. Им запрещалось бывать в  неприличных местах  и  на  непристойных зрелищах, совершать   поступки, подлежавшие наказанию (появление в классе с оружием, порча классной мебели,   неповиновение учителям), запрещалась также игра в кости и карты. Осуществлять надзор за воспитанниками помогали -  декурионы,    назначавшиеся  из  наиболее  способных  и  послушных  старших  учеников.  Да  и  атмосфера  откровенного шпионажа, когда  все  учащиеся  активно  наблюдали  за  действиями  и  словами  друг  друга  и  доносили  об этом начальству коллегии, способствовала жесткой дисциплине в иезуитских школах.

   В тесной связи с дисциплиной находилась система поощрений и наказаний. Иезуиты раньше других поняли, что на учащихся плохо действуют строгость и большая нагрузка. В  то время, когда едва  ли  не единственным средством, чтобы   заставить ученика выполнять свои обязанности были страх и розги, они сообразили, что быстрее добьются успехов, если будут применять поощрение. В качестве награды за успехи  в  учебе  и победы в диспуте применялись материальные награждения: небольшие подарки - книги и картинки с изображениями святых,  медали,  «премии»,  выделяемые,  однако,  не  из  средств  ордена.  Кроме  вещественных  наград,  применялась система моральных поощрений. В  классах лучшие  ученики занимали почетные  первые  места,  им  давались  особые  значки,  их  сочинения  вывешивались  на  всеобщее  обозрение.  Существовала  также  система  присвоения  почетных  титулов  -   декурионов,  цензоров,  преторов,  императоров,  префектов.   Правда,  такой  способ  поощрения имел недостатки, так как часто вел  к проявлению тщеславия со стороны  успевающих, и зависти  со  стороны  отстающих.  Но  в  тоже  время  именно  он  был  заимствован  у  иезуитов   их  противниками,  как  наиболее  эффективный для   повышения интереса школьников к обучению.

   За  плохую  учебу, нарушение школьной  дисциплины  и другие  проступки  учащиеся  подвергались  различным  наказаниям,  среди  которых  были  моральные  и  телесные.  Педагогический  устав  иезуитов  предписывал преподавателям  не  быть  слишком  строгими  и  поспешными  при  назначении  наказаний.  Наоборот,  им  разрешалось  скрывать  проступки,  если  они  не  причиняли  большого  вреда.  Наставникам  запрещено  было  оскорблять своих  подопечных  словами  или  действиями,  хотя  зачастую  это  запрещение  не  выполнялось   Плохим  ученикам одевали «дурацкую шапку» с бубенцами или  «ослиные  уши», в  каждом классе также была   «позорная» скамейка,  попасть  на  которую  считалось  большим  стыдом.  Часто  эта  скамейка  исписывалась  именами  учеников,  совершивших  плохие  поступки.   Преподавателями  использовались  и  телесные  наказания.  «Учебный  план»  определял количество ударов, которое могли назначить педагоги в зависимости от должности и от самого проступка, а  декреты  ордена  требовали,  чтобы  исполнителем  наказаний  являлся  экзекутор,  который  бы  не  был членом  общества и который   наказывал бы учеников по приговорам наставников». Если в коллегии не было экзекутора, то наказание  провинившегося  поручалось  одному из  воспитанников.  Ж.  Губер  высказывает  мнение,  что  если  воспитанник, подвергавшийся  телесному наказанию, был уже не молод, то оно могло быть заменено исключением из  заведения.   Следующей  ступенью  наказания  в  «Плане»  являлось  заключение  в  карцер,  а  последней -  исключение из училища [21].

   3) Достоинства и недостатки воспитательного строя иезуитских школ

   По-видимому, учебный порядок в иезуитских школах был не так плох, как привыкли представлять, исходя из исторических ассоциаций, связанных с именем „иезуитов”. И если справедливо, — как отмечает один из историков иезуитского ордена (В. Гетте), — что из иезуитских школ никогда не выходило сколько-нибудь замечательных людей, выдающихся мыслителей и ученых, то иезуитские школы, ведь, никогда и не преследовали целей научного образования. Задачей их было воспитать преданных сынов католической церкви и ордена, правда, интеллигентных и образованных, но совсем не в том смысле, чтобы, стоя выше жизни, они всецело отдавались научным занятиям. Для католической церкви, действующей в миру, выгоднее были образованные и преданные ей люди мира, чем люди науки. Но, даже и с этой точки зрения, в учебном строе иезуитских школ был крупный, существенный недостаток: это — неподвижность и омертвелость строя. С Уставом Аквавивы и определенным им учебным порядком иезуитские школы остались вплоть до 19-го века. Неизменно продолжали преобладать латынь и с неизменным руководством, одобренным еще Уставом „Ratio”, — с латинской грамматикой Эммануила Альвареца. иезуитские школы почти не считались с потребностями времени, и, начавши лучше, чем современные протестантские школы, кончили хуже их. С половины 18-го столетия немецкий язык, напр., вводится в школы Австрии наравне с латинским и греческим, а в школах иезуитов „учителям строго запрещено чтение немецкой литературы. Предметы „эрудиции”, — история, математика, география, — только в 19-м столетии получают в иезуитских школах больше, самостоятельное значение. Словом, как будто неизменность и неподвижность формул церкви, относящихся к вечному ее существу, присоединяется к человечески-живому, развивающемуся школьному делу.