Шпаргалка по "Социологии"

Из сказанного нетрудно заметить, что понятию коммуникативной  среды придается ареальное осмысление, поскольку в отличие от социальных группировок факт ее территориальной  определимости имеет безусловно существенное значение. Такое понимание коммуникативной среды вызывает ассоциации с другим, хорошо известным в лингвистике, понятием - «языковой союз». Эти образования, однако, принципиально различны, несмотря на такие вроде бы общие признаки, как ареальная локализованность и наличие более тесных эндоцентрических связей. Сущностью языкового союза как особого типа группировок языков является наличие «благоприобретенных сходств в структуре двух или нескольких смежных языков, равнобежные преобразования самостоятельных языковых систем». Понятие же коммуникативной среды не предполагает вхождение в нее того или иного языка в целом (как частный случай это справедливо, впрочем, и для языкового союза), ни тем более, «равнобежного преобразования» структур представленных в коммуникативной среде языков, хотя возможность подобного преобразования не исключается. Точно также как границы коммуникативной среды не совпадают непременно с границами этнических единиц, они не совпадают и с границами языков.. Эти совпадения возможны, но их наличие не входит в дефиниционную презумпцию. Границы коммуникативной среды, как правило, накладываются на этноязыковые границы, пересекая их, и поскольку конкретные коммуникативные среды выделяются не по структурно-языковым (лингвистическим), а по коммуникативным (социолингвистическим) признакам, одна и та же лингвогеографическая территория не может входить в разные коммуникативные среды. В этом состоит коренное отличие коммуникативной среды от таких лингвогеографических объединений, как диалектные зоны, которые выделяются по комплексам структурных признаков, также могут пересекать границы первичных единиц — диалектов и наречий, но при этом могут допускать и взаимное пересечение.

В связи  с вопросом о границах коммуникативной  среды необходимо сделать еще  одно замечание. Когда мы говорим, что  для каждой коммуникативной среды  призжнак территориальной определимости имеет кардинальное значение, это не следует понимать в том смысле, что во всех случаях границы коммуникативной среды должны получить четкое топографическое выражение. Эти границы могут быть физически реальными (река или горный массив), но могут быть и весьма относительными, образуя не столько четкий рубеж, сколько размытую полосу затухания коммуникативного притяжения, исходящего из центра коммуникативной среды. Чем обширнее ареал, охватываемый данной коммуникативной средой, тем заметнее будет различие в степени коммуникативной спаянности между ее центром и периферией.

Кроме того, следует учитывать, что презумпция коммуникативной непрерывности, лежащая  в основе определения и выделения  коммуникативных сред, имеет ввиду не абсолютную, а относительную непрерывность. Внутри любой коммуникативной среды могут выделяться более дробные подсреды, которые либо существуют реально (например, номадные стоянки или городские поселения), либо вычленяются нами искусственно в тех или иных исследовательских целях (например, коммуникативные среды отдельного княжества, города, квартала). По мере дробления исходной коммуникативной среды мы можем получить микроединицы, для которых признак территориальных границ становится нерелевантным; так можно говорить о микросреде конкретного рынка, учебного заведения и т.п. Во всех этих случаях, однако, сужение ракурса исследования приводит нас в область микросоциолингвистики, где понятие коммуникативной среды в определенном выше смысле оказывается избыточным и уступает место понятию социальной группы как единицы, более отвечающей данному уровню описания.

В этом случае более Экономным и эффективным  может оказаться понятие коммуникативной общности. Это не означает, что коммуникативная среда автоматически трансформируется в коммуникативную общность: данные единицы являются результатом различных сечений и непосредственно несводимы друг к другу. Несмотря на их терминологическое сходство, они также различны, как различны понятия коммуникативной среды и социальной группы. Коммуникативная общность трактуется как прямой социолингвистический аналог социологического понятия группы, в результате чего вполне естественно замечание авторов, что человек может принадлежать одновременно к нескольким коммуникативным общностям, подобно тому, как он принадлежит к нескольким социальным группам. Применительно к понятию коммуникативной среды такого замечания сделать нельзя, как нельзя сказать о человеке, что он проживает одновременно в нескольких местностях (ну, вообще говоря, можно, но такие случаи редки).В отличие от коммуникативной общности коммуникативная среда не ориентирована на ролевую стратификацию общества; последняя присутствует в ней, но не является ее абсолютной детерминантой. В каждом конкретном случае необходимо исходить из характера и степени стратифицированности коммуникативной среды с учетом реального соотношения ее этнических и социальных компонентов.

12. Интерференция как результат языковых контактов. Билингвизм и диглоссия.

Интерференция. В речи билингва происходит взаимовлияние  языков, которыми он пользуется. Это  взаимовлияние касается как речи, так и языка и может проявляться  в любых языковых подсистемах: в  фонетике, в грамматике, в лексике. Всякое воздействие одного языка  билингва на другой, а также результат   этого   воздействия   называется   интерференцией. Обычно под интерференцией понимают только неконтролируемые процессы, а сознательные заимствования к  ней не относят.

Направление интерференции может быть различным. Наиболее частой является интерференция  родного языка второй, однако если второй язык становится основным, и  он может воздействовать на родной. Это легко заметить по русской речи эмигрантов из России, проживших в ино¬язычной среде несколько лет.

Проницаемость разных подсистем языка различна и связана с направлением интерференции. В фонетической области интонация  основного языка легко воздействует на интонацию родного дополнительного, а в системе фонем и фонотактике, как правило, ведущим оказывается влияние системы родного языка на вторые языки.

Фонологическая  интерференция проявляется в  трех аспектах.

1. Недоразличение фонем (например, снятие про¬тивопоставления по мягкости в парах типа рад/ряд в бело¬русском этнолекте русского языка).

2. Сверхразличение фо¬нем (француз, например, может различать открытое и за¬крытое [е/е] в русском).

3. Реинтерпретация фонологиче¬ских различий (например, немцы склонны интерпретиро¬вать русское противопоставление глухих и звонких соглас¬ных как противопоставление сильных/слабых).

В области  фонотактики наиболее сильно воздействует на второй язык тип редукции родного языка. Русские и немцы с трудом осваивают произношение конечных звон¬ких согласных в английском. Лица с родным украинским языком, наоборот, переносят на русский привычную мо¬дель, сохраняющую звонкость согласного в конце слова и в середине перед глухим: по[д]писать, са[д] и т. п., в резуль¬тате чего появляются минимальные пары типа дедка/детка, дужка/душка. Сходным образом во втором языке проявля¬йся и свойственный родному языку тип редукции гласных, веские часто склонны редуцировать безударные о-образные гласные во вторых языках, а "кавказский" акцент харак¬теризуется, в частности, произнесением гласного а полно¬го образования на месте русских безударных о я а. Болгар¬ский бизнесмен, отвечая в телеинтервью на вопрос, с чего начал свое дело, сообщил, что для начала он накупил денег, имея в виду накопил. Говоря по-русски вполне свободно, он сохранял тип редукции безударных гласных, свой» венный его родному языку: если в русском фонема <о> редуцируется в сторону с-образных звуков, то в болгарском в сторону у-образных.

В грамматической области интерференция часто  связана с невольной интерпретацией грамматических катего¬рий второго языка через призму родного: приписывание русским существительным боль, мозоль, собака мужского рода в соответствии с нормой родного белорусского, употреблением глагольного вида во втором польском языке в соот¬ветствии с нормой родного русского, использованием опре¬деленного или неопределенного артикля во втором английском языке в соответствии с нормой родного французского и т. п.

Интерференция может проявляться и в синтаксисе. Несмотря на относительную свободу  грузинского порядка слов, позиция  некоторых членов предложения жестко за¬креплена. В частности, в противоположность русскому, уп¬равляемое слово в норме предшествует управляющему и глагол-сказуемое оказывается на последнем месте. Этот по¬рядок слов сильно интерферирует в русскую речь грузин. Предложения типа Был вечер, когда в Барихасо поднялись; Мы вошли в первую же классную комнату, где третьекласс¬ники оказались; Обрадовались, когда знакомых увидели; В го¬рах расположенное трехэтажное здание школы-интерната радовало сердца посетителей [Кевлишвили 1990], с точки зрения нормативного русского языка выглядящие в разной степени девиантными, вполне укладываются в локальный стандарт русского языка Грузии и могут порождаться мест¬ными русскими монолингвами. То же касается и использо¬вания русского что в функции грузинской частицы ра, выражающей настойчивую просьбу в побудительных предло¬жениях: Приходи, что ко мне! Дай, что книгу.

Воздействие второго доминирующего языка  на родной в грамматической сфере  сильнее всего проявляется в  моде¬лях управления.

Чем больше различие между языками, тем теоретиче¬ски больше потенциальных возможностей для интерферен¬ции, но в родственных языках она менее заметна самому го¬ворящему. Поэтому у билингвов, свободно владеющих и по¬стоянно пользующихся близкородственными языками, ин-терференция становится почти неизбежной. Прекрасным подтверждением этому служит русский перевод классиче¬ской монографии У. Вайнрайха по языковым контактам [Вайнрайх 1979], в значительной части посвященной как раз проблемам интерференции. Перевод издан в Киеве и содержит немало фактов интерференции украинского язы¬ка в русский, ср.: мы можем показать <...> на следующей таблице; приток заимствований с французского; <...> когда они [дети] стают взрослыми; межзубной [звук] [Вайнрайх 1979: 136, 152, 181, 203]. Последний пример особенно инте¬ресен; по-русски прилагательные зубной и межзубный оформляются по-разному, но первое из них несопоставимо частотнее, по-украински в обоих случаях окончания одина¬ковые: (м1ж)зубний. Ориентация на более частотное русское слово и отталкивание от украинского привели переводчика к конструированию гиперкорректной формы межзубной.

Интерференция-это  явление, свойственное индивиду, но при  массовом двуязычии однотипные интерференци¬онные процессы характеризуют речь многих лиц, и, закрепившись в идиолектных языковых системах, они начинают воздействовать также и на языковую компетенцию монолингвов, что приводит к языковым изменениям. Как только интерференция получает признание в языке (становится частью стандарта определенного языкового кода), она не ощущается в этом коде как нечто чужеродное, т. е. переста¬ет быть таковой для всех, кроме лингвистов.

Билингвизм  и диглоссия.

Естественные  языки принципиально неоднородны: они существуют во многих своих разновидностях, формирование и функционирование которых  обусловлено определенной социальной дифференцированностью общества и разнообразием его коммуникативных потребностей.

Некоторые из этих разновидностей имеют своих  носителей, т.е. совокупности говорящих, которые владеют только данной подсистемой  национального языка (территориальным  диалектом, просторечием). Другие разновидности  служат не единственным, а дополнительным средством общения: например, студент  пользуется студенческим жаргоном главным  образом в «своей» среде, в  общении с себе подобными, а в остальных ситуациях прибегает к средствам литературного языка. То же верно в отношении профессиональных жаргонов: программисты и операторы ЭВМ используют компьютерный жаргон в непринужденном общении на профессиональные темы, а выходя за пределы своей профессиональной среды, они употребляют слова и конструкции общелитературного языка.

Подобное  владение разными подсистемами одного национального языка и использование  их в зависимости от ситуации или  сферы общения называется внутриязыковой диглоссией (от греч.  "дву-" и "язык"; буквально – "двуязычие"). Простейший вариант языкового состояния — это случай, когда индивид или языковая общность владеет лишь одной формой существования языка. Это моноглоссия. Ей про¬тивопоставлена диглоссия — пользование двумя и более формами существования данного языка (эти термины введены Ч. Фергюсоном).

Моноглоссия в чистом виде встречается редко. Ее можно видеть там, где единственным средством общения выступает территориальный диалект, креольский язык, койне, языки без функциональных вариантов (племенные, одноаульные). По мнению В. А. Аврорина, моноглоссия характерна для начальных этапов развития языка, когда каждый человек пользовался одним языком, еще не имевшим диалектного дробления; встречается моноглоссия и на значительно более поздних этапах, когда имеет место владение одним диалектом. Основной формой состояния языка обычно служит диглоссия, поскольку каждый индивид (социальная группа) «сопринадлежит одновременно нескольким и разным по охвату коллекти¬вам» (Б. А. Ларин) и может пользоваться разными языковыми подсистемами.

При диглоссии одна из форм существования языка высту¬пает как главная, доминирующая, а вторая — как дополне¬ние к ней. Схемы сочетаемости разных форм существования языка довольно разнообразны. Назовем их, а затем отметим типичные, наиболее распространенные в русском языке.