Менталитет и политическая культура римских граждан

       Особенности  эволюции римской общины и  становления института гражданства  заложило основу формирования  римского менталитета, а точнее  - его, так называемого, цивилизационного  компонента. Цивилизационный компонент характеризуется теми чертами менталитета, которые возникают еще в самом начале формирования социума и в дальнейшем сохраняются на протяжении всего его существования и определяют «лицо» социума. В данном случае, особенности формирования римской общины – подавление индивидуальности, превалирование общественного над личным – породили основную черту римского менталитета о которой уже упоминалось выше – стремление к обрядовости и ориентация на внешнюю форму. В свою очередь, процесс становления института гражданства -  когда гражданство изначально считалось привилегией, а потом превратилось в единственный для индивида способ защитить себя с точки зрения закона -  все это способствовало изначальному формированию разделения на «римлян» и «неримлян».⁹⁰ Этот факт подтверждается многими современными исследователями исторической психологии. В частности, Шкуратов В.А. отмечал, что дифференциация общества по критерию гражданства на привилегированную и непривилегированную части было характерно для античной психологии.⁹¹ Кроме того, формирование огромных провинций практически параллельно с становлением самого римского социума в значительной степени способствовало укоренению в психология римлян идей о исключительности их народа, т.е. того, что позднее легло в основу «римского мифа».

§2. Социокультурные особенности  менталитета римских граждан

Все эти черты римского менталитета находили отражение  в повседневной жизни граждан  Рима, что позволяет нам изучить  по нарративным источникам многие из выше указанных особенностей. Особенно ярко прослеживается почти фанатичная ориентация римлян на внешнюю форму, без уделения должного внимания содержанию. В литературе давно замечено, что римляне придавали особо важное значение внешнему виду, внешнему блеску, всему, что бросается в глаза и привлекает внимание. Высказывания по этому поводу можно найти у В. Кожевникова, Л. Фридлендера,  Г. Буассье и др. Ц. Яветц применительно к рассматриваемому периоду замечает, что «бывают такие эпохи, когда внешняя форм оказывается более существенна, чем суть действия непосредственно».⁹²

   Как уже говорилось, роль индивидуального начала ослаблена В Риме была значительно ослаблена. Лучшим подтверждением этому можно считать слова Сенеки, обращенные к его другу Луцилию: «отвоюй себя для себя самого».⁹³ Не смотря на то, что свободный, экономически и юридически независимый римский гражданин имел теоретическую возможность жить исключительно для себя самого, этого не позволял сам римский стиль жизни. Как пишет Э. Чизек, в сivitas римляне являлись как бы одним целым и принимали участие во всем происходящем.⁹⁴ Хотя в рассматриваемый период экономические и политические основы полиса были уже подорваны, но общественное сознание и психология жителей, по замечанию Кнабе Г.С., продолжали оставаться ориентированными на полис и его каноны.⁹⁵

      Характерной чертой древнеримской жизни Г.С. Кнабе называет публичность существования. Автор считает специфической особенностью психологии римлянина его потребность нахождения в толпе: «Такое пребывание в толпе, - пишет он, - ...ощущалось как ценность, как источник острой, коллективной положительной эмоции».⁹⁶ Таким образом, римлянин постоянно, что бы он ни делал, находился на виду у сограждан. Практически любое его более или менее значимое действие являлось публичным актом.

      Утренний прием клиентов, семейное торжество, поздравление по самым различным поводам, прогулка, визит к больному, выражение соболезнования – все это происходило по определенному сценарию, было рассчитано на зрителя и являлось, таким образом, своего рода спектаклем. В литературе, посвященной римскому быту, содержится достаточно подробное описание этих процедур и церемоний. Во всех этих случаях поведение римлянина демонстративно. Оно заранее продумано и рассчитано таким образом, чтобы произвести на сограждан должное впечатление.

     Поведение римлянина во время утреннего приема посетителей, важнейшего акта повседневной жизни, в значительной степени определяло имидж патрона. Патрон, принимающий приветствия, должен был вести себя снисходительно-покровительственно и всем своим видом, словами, жестами, мимикой высказывать доброе расположение. Впрочем, иные предпочитали демонстративно зевать или с притворной поспешностью пробегать мимо⁹⁷, что тоже было рассчитано на определенный эффект.

        Любое появление человека в общественном месте, его поведение на людях были не чем иным, как демонстрацией самого себя. При этом огромное значение имело все, что касалось внешнего вида: одежда, прическа, взгляд, выражение лица, манера разговора. Такие нюансы, из которых в принципе складывается репутация человека в любом обществе в любую эпоху, у древних римлян имели особенно большое значение именно в силу ориентации их культуры на внешнюю форму. Цицерон в трактате «Об обязанностях» дает ряд рекомендаций специально по этому поводу ⁹⁸.

        Появление римлянина на улице или в общественном месте, как правило, было рассчитано на публичное восприятие, а поэтому зачастую было театрально обставлено. Так, шествие влиятельной персоны в сопровождении свиты друзей, клиентов, отпущенников и рабов, несомненно, представляло собой зрелище для окружающих. Чем большая толпа следовала за таким человеком, и чем больше прохожих обращало на него внимание, тем сильнее это укрепляло его репутацию и льстило его самолюбию. О таких людях Сенека писал, что они окружают себя друзьями «не из дружбы, а для внешнего блеска».⁹⁹

Эффектно преподносить свое появление в обществе римляне научились еще с древнейших времен. Можно сказать, что это было своего рода искусством. При этом вовсе не обязательно, чтобы успех обеспечивался при помощи пышной свиты. Иногда намного большее впечатление производилось, когда очень влиятельный и знатный человек, которого в силу его высокого статуса просто невозможно было представить себе без соответствующего облачения, знаков отличия и толпы сопровождающих, вдруг появлялся на людях без таковых. Именно так вел себя Публий Корнелий Сципион во время второй Пунической войны: «не по-римски, и даже не по-военному»¹⁰⁰. Подражая ему, аналогичным образом вел себя Германик в Египте: ходил повсюду в местной одежде и без военной охраны¹⁰¹. Такое поведение в данном случае вовсе не считалось недостойным, напротив, оно было очень популярно.

Стремление  к внешним формам хорошо прослеживается по римскому обычаю дарения подарков. Спектр чувств, связанных с подарками, у римлян настолько разнообразен и ярок, что упоминаниями о подарках источники изобилуют, причем авторы пишут об этом с сильной эмоциональной окраской. Здесь также стоит обратить внимание на роль внешней формы в акте дарения. Она зачастую имела в древнем Риме даже большее значение, чем сам подарок. Стоит отметить, что оказывать  материальную  помощь  согражданам,  попавшим в трудное положение, принято было в Риме издавна – этот обычай шел еще от римской civitas - и считалось нормой поведения, можно сказать, правилом хорошего тона. При этом чем выше был социальный статус человека, тем с большим основанием друзья и знакомые рассчитывали на его поддержку. Однако здесь было крайне важно сделать красивый жест таким образом, чтобы не унизить человека и выглядеть благородно в глазах окружающих. Так как сам факт материальной помощи расценивался обществом как нечто само собой разумеющееся и не вызвал особых восторгов, то для римлян значительно важнее было не само благодеяние, а форма, в которой оно делалось.¹⁰² Пренебрежение к внешней форме в таких случаях могло быть чревато последствиями даже для самого императора. Прекрасной иллюстрацией служит поступок императора Тиберия. Сенека упоминает случай, когда Тиберий оплатил долги бывшего претора Мария Непота, но при этом оскорбил последнего. В результате Непот, который, как полагалось в таких случаях, должен был связать себя с императором клиентской зависимостью, этого не сделал (Sen. De ben). Детали подобного рода очень важны для нашего исследования в том плане, что именно здесь кроются те самые субъективные механизмы исторического процесса.

Еще одной  внешней формой, доставшейся в  наследство от civitas  - необыкновенно серьезное отношение римлян к семейной жизни. Брак считался важным условием для материального достатка и общественного веса. Любой римлянин, стремящийся сделать карьеру в политике, должен был быть в первую очередь примерным семьянином. Вступление в брак являлось моральным долгом каждого гражданина, в то время как холостяцкий образ жизни резко осуждался. Однако подобное отношение не помешало тому, что семейно-брачные отношения так же как и все другие аспекты жизни римлянина. приобрели публичный характер. Заметим при этом, что требования к внешней форме семейных отношений очень сильно варьировались в зависимости от ситуации. Так например, император Тиберий, бывший до неприличия спокойным на похоронах единственного сына¹⁰³, был резко осужден согражданами, а вот Калигула, отправившийся по морю в непогоду за прахом матери и братьев¹⁰⁴, вызвал у них восхищение. В тоже время, у Ливия есть упоминание о прецеденте, когда консульское звание обязало отца казнить сыновей.¹⁰⁵ При этом отец-консул под пристальными взглядами сограждан сохранял подобающее случаю выражение лица: гневное и суровое. Тит Ливии замечает, что вообще-то отца следовало бы удалить даже от зрелища казни , но в данном случае об этом не могло идти и речи. Консул должен был выполнить свою обязанность, причем так, как положено, т.к. общественно для римлян стояло гораздо выше личного.

Нами был  рассмотрен ряд примеров, где четко прослеживается склонность театрально обставить свои действия, желание произвести впечатление, заставить о себе говорить. Однако далеко не все римляне имели возможность демонстративно блистать роскошью и щедростью, окружать себя пышной свитой, оказывать благодеяния друзьям и знакомым и устраивать пышные похороны своим близким. Большинство рядовых жителей империи всего этого не могло себе позволить. Тем не менее, склонность к демонстративному поведению и театральным эффектам давала о себе знать и в среде плебса. Одним из самых распространенных способов привлечь внимание к своей персоне было публичное чтение стихов собственного сочинения. Так у Марциала встречается упоминание о неком Лигурине, который зовет к себе гостей якобы на обед, а на самом деле только для того, чтобы читать им вслух свои «стишонки». От этого Лигурина «все бегут со всех ног, боясь встречаться»¹⁰⁶.

Стремление к обрядовости  и внешней форме нашло свое отражение и в религиозном  компоненте римского менталитета. Сама по себе римско-италийская религия разительно отличалась от развитых религий Древнего Востока и Запада, обладавших своими космогониями и сложными понятиями о богах. Вообще, судить о древнейшем периоде Римской мифологии чрезвычайно трудно, так как источники относятся к более позднему времени (1 в. до н.э. - 4 в. н.э.) и часто содержат ложные этимологии имен богов и интерпретации их функций. На сегодняшний день римская религия достаточно хорошо изучена, что дает возможность проанализировать ее вклад в становление римского менталитета.

Как уже упоминалось, римская религия  обладала рядом уникальных черт, характерных  только для нее. Первое, что бросается  в глаза, особенно по сравнению с  религией Древней Греции, это крайне бедная мифология. У большинства народов боги не просто антропоморфны – они близки к людям по своим привычкам, мотивации поступков, они легко вступают в контакт с людьми и т.д. Все это было абсолютно чуждо для римского язычества. Римские боги не спускались на землю и не показывались людям так охотно, как греческие. Они держались вдали от человека и даже если хотели его о чем-то предостеречь, никогда не являлись непосредственно: в глубине лесов, во мраке храмов, либо в тишине полей слышались внезапные таинственные возгласы, при помощи которых бог и подавал предостерегающий сигнал. Долгое время научная традиция вообще отрицала наличие у римлян какой-либо мифологии, чему способствовало господствовавшее тогда мнение о том, что само мировосприятие римлян препятствовало антропоморфизации богов в созданию мифологической системы.

 В место этого римляне  населяли мир безличными - вредоносными или благодетельными силами - numina, свойственные отдельным предметам, живым существам, действиям. Основой для таких выводов, как правило, служило свидетельство Варрона о том, что у римлян в древности существовали лишь символы богов (Юпитер - камень, Марс - копье, Веста - огонь и др.), а различные обряды и ритуалы толковались как действия, имевшие целью усилить благодетельное в и нейтрализовать губительное воздействие numina.

Сейчас большинство исследователей склоняется к мысли, что первоначально  мифология у римлян все же существовала, но в последствии пришла в упадок.

          Так, по мнению Дюмезиля, специфика  римской мифологии состоит в том, что конфликты и гармония воспроизводятся на "героическом" уровне в римских легендах, то есть, переносятся из мира богов в мир героев. В качестве примера Дюмизель анализирует легенду о войне Ромула и его союзника Лукумона с Титом Тацием. По мнению ученого в этой легенде Ромул символизирует религиозно-жреческую функцию, Лукумон – военную, Тит Таций – хозяйственную. Последовавший вслед за войной мир и союз этих героев, а значит, всех необходимых обществу компонентов, отразился в предании о делении общества на три трибы - Рамнов (в честь Ромула), Луцеров (в честь Лукумона), Татиев (в честь Тита Тация).¹⁰⁷ Таким образом Дюмизель делает вывод о существований и римлян, пусть и не развитой, мифологии, носящей прикладной характер, т.е. объясняющей какие-либо явления природной или социальной жизни. Положения Дюмезиля, отвергшего мнение об антимифологичности римлян и показавшего, как под влиянием особых обстоятельств возникала римская мифология - как отражение земного Рима в сфере небесной.

     Кроме того, на основе немногих дошедших источников (гимны коллегий Арвальских братьев и салиев, формулы, произносившиеся главой коллегии фециалов Патер Татратус при объявлении войны и заключении мира и союзов и др.), также отдельных упоминаний у позднейших авторов возможно предположить, что верования римлян в древнейший период были аналогичны стадиально близким верованиям других народов. Вероятно, существовал некогда миф о сотворении мира Янусом (оттесненным затем Юпитером), а также миф о происхождении людей от дуба, об их первоначально дикой жизни и последующей цивилизации культурными героями и или богами.¹⁰⁸

       Наличие же в Римской мифологии пар божеств многие ученые, например, В. Манхардт, склонны аналогиями крестьянскими обрядами, в которых духи растительности, весны, жатвы и т.д. могли изображаться мужчиной, женщиной или парами.

       Еще одной особенностью  римской религии являлась «размытость»  богов и их функций. Даже  после формирования относительно  четкого пантеона (благодаря греческому  влиянию), в религиозном сознании римлян сохранилась тенденция населять сверхъестественными существами весь окружающий мир, каждый предмет и каждое действие. Повсюду мерещилось какое-либо божество, и недаром один из латинских писателей сказал, что в этой стране легче встретить бога, чем человека.

       По убеждению римлянина, человеческая жизнь во всех, даже в самых мельчайших, проявлениях подчинялась власти и находилась под опекой различных богов, так что человек на каждом шагу зависел от какой-либо высшей силы. В жреческих книгах «Индигаментах», наряду с такими богами, как Юпитер и Марс, могущество которых все более возрастало, существовало неисчислимое множество менее значительных богов, духов, опекающих различные действия в жизни и хозяйстве. Их влияние касалось лишь определенных моментов в обработке земли, росте злаков, выращивании скота, бортничестве и жизни человека. Ватикан открывал уста ребенка для первого крика, Кунина была покровительницей колыбели, Румина заботилась о пище младенца, Куба наблюдала за переносом его из колыбели в постель, Статан учил его стоять, а Фабулин — говорить и т.д. Несмотря на такую мелочность, часто оказывалось, что римлянин не знал, к какому конкретно богу он должен обратиться (например, при землетрясении, так как не было известно, кто его вызывает).