Мусульманское духовенство Дагестана и власть история взаимоотношений

Вопрос о форме проведения зикра был и остается спорным  в суфизме. Есть суфийские течения  и братства, которые настаивают на громком зикре (джахр) и тихом зикре (хафи). Тихий зикр является одним из основных особенностей на-кшбандийского тариката. Он вытекал из сформулированных главными идеологами этого тариката Абд ал-Халиком ал-Гидждувани и Баха ад-дином Накшбанди положений, отвергавших показные и отвлекающие обряды и утверждавших преимущество внутреннего уединения. Главным принципом их было "внешнее - для мира, а внутреннее - для бога.

Шамиль и его сподвижники  ходили по горным дорогам и ездили на конях, распевая молитвы вслух. Это делалось, по его мнению, для усиления веры в их сердцах и отдаления шайтана от них¹⁰. Но здесь речь идет о наибских мюридах, воинах Шамиля.

Будучи светским человеком, Бейбулат понимал, что в борьбе с  колониальной политикой царизма в Чечне не обойтись без тесного союза с духовенством. Поэтому он искал союзников среди авторитетного дагестанского духовенства, приглашал его представителей на организованный им съезд чеченского народа. Как отмечает Л.Н. Колосов, наряду с Бейбулатом «чеченским восстанием руководили два имама: Авх и Магома» . Как видно, восстание чеченцев, хотя и было организовано Бейблатом, но в нем активное участие принимали и представители чеченского и дагестанского духовенства.

В своем исследовании, посвященном разновидностям суфизма на Северо-Восточном Кавказе, М.А. Абдуллаев отмечает: «Нам представляется неправомерным отнести руководителя чеченского крестьянского движения Бейбулата Таймиева к последователям накшбандийского тариката» . Однако нет ни одного источника, в котором сообщалось бы, что Бейбулат являлся последователям тариката накшбандийа, но есть источники, в которых утверждается, что он имел личные контакты с лидерами тариката накшбандийа в Дагестане. И это не дает основание утверждать его принадлежность к накшбандийа.

В ряде местных публикаций, посвященных деятельности Бейбулата  Таймиева, утверждается, что организованное им восстание не поддерживалось духовенством, не имело четкой идейно-политической программы. На самом деле Бейбулат опирался на чеченское и дагестанское духовенство, которое принимало непосредственное участие, как в подготовке, так и в ходе его. С нашей точки зрения, участие духовенства в нем и сделало его достаточно массовым. В своей политической деятельности Бейбулат Таймиев ставил задачу создания независимого чеченского государства, но столкнувшись с хорошо вооруженной и организованной русской армией на Кавказе, он осознавал, что силами одних чеченцев он не сможет реализовать эту идею. Поэтому он вынужден был менять свою политическую программу. При посредничестве шамхала Тарковского он пытается договориться с Ермоловым о создании Чеченской автономии под протекторатом России. Убийство в 1832 году Бейбулата прервало реализацию этого плана.

Для дагестанского и  чеченского духовенства, а также для рядовых верующих, восстание Бейбулата Таймиева явилось проверкой на прочность учения накшбандийа-халидийа, его идейного и политического потенциала. Восстание чеченских крестьян под предводительством Бейбулата Таймиева подготовило народно-освободительную борьбу кавказских горцев, начатую Гази-Мухаммадом и продолженную Шамилем в которой наиболее полно реализовалась идеология накшбандийа-халидийа. Шамиль, возглавивший газават кавказских горцев против собственных ханов и колонизаторов, учтет уроки этого восстания, предпримет попытки создания теократического государства на Северном Кавказе со всеми его атрибутами, утверждая при этом культурные ценности ислама¹¹.

Становление и утверждение  ислама как духовной, политической и культурной реальности в Дагестане и Чечне главным образом связан с эволюцией суфизм в данном регионе. В ходе эволюции суфизм прошел несколько этапов. Первый этап (Х-Х I века) связан с появлением суфизма в Дербенте и его усвоеним населением, в ходе которого этот город превратился в «город суфиев». Подробные сведения об исторических, социальных и культурных реалиях того времени представлены в трактате шейха Мухаммада ад-Дарбанди. Суфийские идеи и их особенности, изложенные в нем, позволяют определить мировоззрение средневекового мусульманина, проживавшего в этот период в Дагестане. И это мировоззрение, как видно из содержания текста, отличалось богатым гуманстическим, духовно-нравственном потенциалом.

На разных этапах распространения  суфизма в Дагестане взаимоотношения  суфиев и Российского государства было неодинаковым и в зависимости от исторических реалий существенно менялось. В российской и зарубежной историографии постулируется тезис о том, что суфийское братство Накшбандийа под влиянием как внешних, так и внутренних факторов на Кавказе претерпело значительные изменения и трансформировалось в новое религиозно-политическое учение – мюридизм, в основе которого лежала идея джихада – сопротивления русскому владычеству на Кавказе. Начало этому было положено чиновниками царской администрации на Кавказе (В. А. Потто, А. А. Неверовский, К. И. Прушановский). Так, впервые ими была прослежена четкая взаимосвязь между антиколониальной борьбой горцев против России в первой половине ХIХ в. и суфизмом. Позже эту идею подхватили как российские (В. В. Дегоев, Блиев, Н. И. Покровский, Х. Х. Рамазанов), так и зарубежные исследователи (А. Беннигсен, М. Гаммер, А. Зелькина). Однако письменные арабоязычные источники этого периода рисуют обратную картину, вследствие чего такое устоявшееся мнение требует дополнительной интерпретации.

В своих проповедях три  первых имама – Гази Мухаммад, Гамзат-бек  и Шамиль – обращались к населению  с требованием отказаться от местных  норм социально-правовых отношений  – адата и следовать нормам шариата. Но редко какой источник сообщает о том, что в проповедях Мухаммада аль-Яраги или Гази Мухаммада звучали призывы слетовать тарикату. Более того, общеизвестен тот факт, что накшбандийский шейх Джамалуддин аль-Гази-Гумуки отказался дать Гази Мухаммаду разрешение вести войну с Россией.

Действительно, со стороны шейха Мухаммада аль-Яраги звучали призывы сопротивления российской экспансии на Кавказе. Но возникает вопрос, насколько эти призывы вести джихад с неверными соотносятся с тем, что писали в своих трудах по суфизму сами накшбандийские шейхи периода Кавказской войны. Наш анализ этих работ показал, что в их основе лежат духовно-нравственные аспекты: отказ от земных благ, работа над нравственным самосовершенствованием, непричинение зла своим близким, беспрекословно выполнять предписания шариата и муршида. Таким образом, в этих трудах лежит идея большого джихада, который в интерпретации суфиев направлен на борьбу мусульманина со своими пороками и нравственное самоочищение Нелишним будет отметить, что ни в одном суфийском трактате дагестанских авторов нет ни слова о малом джихаде – войне за веру¹².

Другие арабоязычные письменные источники также косвенно подтверждают это. В частности, в  арабоязычных письмах эпохи Шамиля практически нет ни одного, где  к нему обращались бы как к шейху  или где обсуждались бы вопросы суфийской практики, что обычно было широко распространено в переписке шейхов и их муридов. Более того, накшбандийский шейх Абдурахман ас-Сугури, фактически второй человек в суфийской иерархии в имамате Шамиля, в одном из писем имаму Шамилю жалуется на притеснения рядового наиба Кебед Мухаммада из Телетля. Такое неуважение к суфийскому шейху никак не соотносится с основными положениями накшбандийского учения, изложенными практически у всех дагестанских авторов. Сам же Абдурахман ас-Сугури в имамате Шамиля «занимал скорее почетную, чем значительную должность мухтасиба в своем родном селении Согратль…». Другие арабоязычные источники, переведенные на русский язык, в частности хроника секретаря имама Шамиля Мухаммад Тахира аль-Карахи «Барикат ас-суйуф аль-джабалийа» и зятя имама Абдурахмана аль-Гази-Гумуки «Китаб ат-тазкира», косвенно свидетельствуют о том, что практикующих суфиев в имамате Шамиля было незначительное количество. Понятие «мюридизм» означало не столько религиозно-мистическое учение, сколько использовалось в военном значении. Муридами стали называть не только последователей суфизма, но и воинов имамов. И, как справедливо отмечают некоторые исследователи (Н. Н. Дьяков, М. А. Абдуллаев, М. Кемпер), понятие шейх, мюрид трансформировалось в иное, не присущее суфизму значение. Так, Н. Н. Дьяков отмечает, что «помимо чисто внешних, практических особенностей связи между мюридизмом и суфизмом прослеживается достаточно сложно». М. Абдуллаев пишет, что проповеди Мухаммада аль-Яраги вооружиться, бросить семейство, дом и не щадить жизни не вытекают из накшбандийского тариката. М. Кемпер также справедливо отмечает: «В шамилевское время лишь немногие муриды были практикующими суфиями, большинство же относились не к “тарикатским”, а к «наибским» муридам, то есть к элитной военной гвардии Шамиля. Они принимали участие лишь в обрядах громкого зикра, который во время походов Шамиля стал своего рода солдатской песней. Ни в каких других суфийских практиках они не участвовали». В источниках также можно найти немало свидетельств в пользу этой теории. Известный дагестанский историк и просветитель Хасан Алкадари писал: «Тарикат… не есть новое учение, обязывающее людей пускать в ход кинжалы и сабли, а, скорее, есть путь, делающий людей более кроткими, терпеливыми, смиренными». Другой автор, вышеупомянутый Абдурахман аль-Гази-Гумуки, также отмечал: «Тарикат не терпит джихада…Тарикат, который принял Газимухаммад от моего отца (Джамалуддина из Газикумуха. – Ш. Ш.), не велит вести джихад, так как он (признает) только упоминанием Аллаха Всевышнего (зикр), не более»¹³.

С этим мнением трудно не согласиться с учетом как примеров современной практики тарикатских  братств, так и исторических фактов. Так, большинство участников движения Шамиля никак не были связаны с  суфизмом, а само понятие «шейх» в отношении лидеров национально-освободительного движения Гази-Мухаммада, Гамзатбека и Шамиля, а дальнейшем Хаджи-Мухаммада Согратлинского и Нажмутдина Гоцинского означало не суфийский шейх, а шейх-предводитель, имам. То есть суфийское значение термина «шейх» было преобразовано в значение «политический, военный лидер». Любопытно, что во многих обнаруженных нами арабоязычных списков силсила – генеалогической цепочке духовной преемственности в тарикате – имена таких шейхов, как Шамиль и Гази-Мухаммад, отсутствуют. Другие преемники Джамалуддина аль-Гази-Гумуки, такие как Мама Дибир ар-Ручи и Мухаммад аль-Хуккали, вообще не принимали участие в Кавказской войне[3].

Конечно, было бы неверным ставить под сомнение то, что сам  Гази Мухаммад и Шамиль были накшбандийскими шейхами, так же как и вовсе отрицать роль суфизма в Кавказской войне, однако, как пишет М. Кемпер, это учение передало антиколониальной борьбе лишь организационную структуру.

Поскольку со стороны  официальных чиновников царской администрации была выдвинута определяющая роль суфизма в Кавказской войне, то после падения имамата Шамиля российские власти на Кавказе уделяли пристальное внимание распространению суфизма, «вредного» с их точки зрения течения.

Идеология кадирийского тариката и его практика отличались от идеологии шамилевского мюридизма, ориентирующей горцев на сражение с царизмом до победного конца. Антивоенное содержание - отличительная особенность его религиозной деятельности, в своих проповедях он призывал чеченцев к миру с русскими, смириться с установившимся господством русских ради того, чтобы сохранить народ от полной гибели. Для этой цели, с его точки зрения можно было носить кресты, молиться в церквях. Вместе с тем он ставит предел этому смирению: в случае же насилия над женщинами, требования замены родного языка он предлагал восстать всему народу. В высказываниях царских генералов это учение было признано как мирное, могущее быть использовано в целях укрепления политики царизма среди чеченцев¹⁴.

На борьбу с  «сектантами-зикристами» было мобилизовано официальное духовенство, состоящее из последователей накшбандийа. Зикристы уходят в подполье и все годы существования царской власти они были лишены возможности свободно исповедовать кадирийский тарикат. Военная администрация края видела в зикристах своих непримиримых врагов, а зикристы борьбе с произволом чиновников использовали партизанские методы.

В многочисленных исследованиях советского периода  при анализе духовно-религиозной  деятельности Кунта-Хаджи на него навешивались уничижительные ярлыки, игнорировались принадлежащие ему плодотворные идеи ненасилия, смирения, содержащие миротворческий и духовно-нравственный потенциал. В работах, появлявшихся в годы советской власти, в Чечено-Ингушетии, Дагестане, Ставрополе, Москве доминировало атеистическое мировоззрение, в них игнорировался правдивый анализ религиозных и нравственно-философских высказываний суфиев, в частности, и шейха Кунта-Хаджи. В партийно-атеистической пропаганде, многочисленных публикациях издаваемых как в регионах, так и в центре, Кунта-Хаджи непременно изображался в качестве религиозного фанатика, реакционера и мракобеса . Против него и его последователей велась не только идеологическая, но и политическая борьба. Лидеры зикристских вирдов в Чечено-Ингушетии подвергались преследованиям, арестам и расстрелам.

В 1877 г. в Дагестане  и Чечне вспыхнуло восстание, основными причинами которого М. А. Мусаев называет «искусственное ограничение  роли духовенства в жизни дагестанского  общества, лишение его реальной власти в светской сфере, выселение влиятельных духовных лиц, попытки христианизации и русское переселенческое движение, создание конкурирующей системы образования, ограничение сферы использования арабского языка и шариатских норм права и другие причины, прежде всего связанные с идеологическими и политическими воззрениями дагестанского духовенства».

В историографии о  восстании 1877 г. сообщается о том, что  наиболее влиятельный суфийский  шейх в послешамилевскую эпоху Абдурахман ас-Сугури был против этого восстания и, только повинуясь воле народа, он дал добро на это восстание. Причины, побудившие его не выступать против российской власти, могут быть разные. Но тем не менее источники однозначно сообщают о том, что ни он, ни его последующий преемник в Накшбандийи хаджи Муса аль-Кукни не хотели начинать восстание. Ввиду того что духовным лидером этого восстания все же был избран суфийский шейх Абдурахман ас-Сугури, чиновниками царской администрации была проведена параллель этого восстания с Кавказской войной, и суфизм подвергался дальнейшему преследованию как идеология, способствующая, на их взгляд, мусульманскому сопротивлению империи.

ГЛАВА 2. ВЗАИМООТНОШЕНИЕ МУСУЛЬМАНСКОГО ДУХОВЕНСТВА С ВЛАСТЬЮ ПОСЛЕ ОКТЯБРЬСКОЙ РЕВОЛЮЦИИ

Февральская революция в 1917 г. была встречена в Дагестане многими мусульманами одобрительно.

1918-1919 гг. характеризуются  бурными политическими событиями.  В 1918 г. в Порт-Петровске и  Темир-хан Шуре появились Военно-революционные  комитеты, однако уже в 1919 г.  Советская власть под ударами  добровольческой армии Деникина пала. Некоторые лидеры большевиков были расстреляны.