Направление реформ Александра II

     Ведущее место в системе образования занимали университеты. Они давали кадры чиновников всех звеньев, врачей, учителей. В них же развивалась наука. В тоже время в университетах в середине 19в. сосредотачиваются центры революционного движения. Ограничение прав университетов, содержавшиеся в университетском Уставе 1835г.,  урезавшем автономно университетов и корпоративные права студентов, к 60-м. годам 19 века во многом не соблюдались. Для надзора за деятельностью университетов в Уставе 1735г. попечители университетов были наделены очень широкими полномочиями. Однако стеснение университетской свободы сошло на нет, поскольку попечители были достаточно либеральными. В университетах появились студенческие объединения; в здания, на лекции допускались посторонние, включая даже женщин. Университеты издавали газеты и журналы, выходившие баз всякой цензуры.

     Тем не менее фактическое либерализация не способствовало стабилизации настроений студенчества и либеральной профессуры и прекращение студенческих волнений. Иногда страсти выплескивались наружу. Всякое проявление патриотических настроений профессуры порицалось студентами. Правительство пыталось подавить выступления строгими мерами, которые не приводили к успокоению студентов.

     Новый Общий устав императорских Российских университетов от 18 июня 1863г. был направлен на предоставление большей автономии университетов в организации процессов обучения и развития науки, с одной стороны, и на усиление студенческой дисциплины - с другой. Устав 1863г. предоставил право профессорам факультета - декана. Были расширенны права университетского Совета в решении программно-методических вопросов, распределении денежных средств, издании научных трудов.

     Одновременно усложнялся доступ в университеты посторонних лиц, умалчивал Устав и о возможных студенческих объединениях. Не упорядочил он и процесс обучения: платность обучения давало возможность пребывать в стенах университета тем, кто гораздо больше интересовался революцией, чем учебой. Впрочем, роль платности нельзя переоценивать: доля студентов из малообеспеченных слоев была в Российских университетах выше, чем где бы то ни было в Европе.

     Были основаны новые русские университеты в Одессе - на место прежнего Ришельевского лицея и в Варшаве - на место прежней главной школы. Более того, лицей Безбородко в Нежине преобразован в Филологический институт, лицей Демидовский в Ярославле - в Юридический факультет; в Петербурге возобновлен высший Педагогический институт для приготовления преподавателей средне учебных заведений; в Москве основана Земледельческая академия; решено открыть университет в Западной Сибири, в городе Томске.

     Если университеты готовили кадры ученых, чиновников высших классов, врачей, учителей, то гимназии давали среднее образование. Устав гимназии и прогимназии ведомства Министерства народного просвещения от 19 ноября 1864г. предоставлял возможность получить среднее образование детям из всех сословий; он “пустил” в гимназии так называемых кухаркиных детей, что, конечно, отличало интересам развития капитализма в России. Развитие науки и техники, с одной стороны, и потребности государственной службы - с другой обусловили выделение из системы гимназий классических гимназий, выпускники которых готовились к продолжению образования в университетах и реальных гимназий,  выпускники которых, предполагалось, продолжат обучение в высших технических училищах. Программа обучения в гимназиях была весьма насыщена. Для поступления в гимназию требовались некоторые начальные знания.

     Гимназическое обучение так же, как и университетское, должно было быть платным, однако при наличии хорошей успеваемости допускались снижение платы или даже бесплатное обучение детей несостоятельных родителей. Точно также и в вузах допускались казеннокоштные студенты, освобождаемые от платы за обучение.

      Плата за обучение не могла окупать весь процесс обучения, включая жалование учителей. Содержание им уплачивалось как государственным служащим, и они пользовались всеми правами и преимуществами, полагающиеся по государственной службе. Плата за обучение поступала на нужды гимназии.

    Число гимназий было не велико, они испытывали трудности с кадрами учителей. Поэтому допускалось существование прогимназий, дающих неполное среднее образование. Гимназии должны были иметься прежде всего в губернских городах, а в остальных - создавались в силу потребности в них и возможностью обеспечить учителями. При существовавших немногочисленных гимназиях для учеников первых четырех классов действовали пансионы, где они жили столовались. Министр народного просвещения граф Толстой, надеясь на европейский уровень общее образование, которые получается в гимназиях, предпринял положить в основу его изучения классических языков, т.е. усилить занятия греческим и латинским языками.

    Значительное развитие получило женское образование, до этого ограниченное большею частью закрытыми заведениями -правительственными институтами и частными пансионами. Уже в 60-х. годах вместо прежних закрытых женских заведений стали устраивать открытые, с допущением девиц всех сословий, причем эти новые учреждения находились в ведомстве учреждений Императрицы Марии Александровны. В губерниях были учреждены женские гимназии и прогимназии. 24 мая 1870г. было утверждено положение   о  женских  гимназиях  и  прогимназиях  Министерства народного  просвещения.  В  столицах  были  сделаны некоторые  попытки  открыть  женщинам  доступ  к  высшему  образованию ( соответственно  мужским  университетам  и  академиям ), в  особенности  к  занятиям  медициной  и  хирургией.  Кроме  того,  женщинам  открыт  доступ  к  некоторым  служебным  занятиям,  например,  в  почтовых  и  земских  учреждениях.

     В  систему  начального  образования  входили  начальные народные  училища  и  воскресные  школы.  Вопрос  о  создании  народных  училищ  стал  настойчиво  обсуждаться в конце 50 - х годов в связи с приближавшимся освобождением крестьян. В 1859 году по инициативе профессора П. В. Павлова открывается первая воскресная школа в Киеве. Затем воскресные школы стали создаваться повсеместно. Во многом этому способствовали революционный подъем. В таких условиях воскресные школы стали прежде всего политическими трибунами оппозиционно - настроенной молодежи. Именно поэтому в 1862 году по распоряжению правительства они были закрыты.

     При разработке Положения о начальных народных училищах бралось в расчет то, что они будут создаваться повсюду и целью их станет приобщение к просвещению крестьян.

     В планы Александра I входило повсеместное устройство начальных школ, но планы эти не могли быть осуществлены при господстве крепостного права. Ведомства, управляющие казанными и удельными крестьянами, выделяли на содержание школ средства. Некоторые филантропы - помещики обучали своих крестьян. Кое - где имелись церковно - приходские школы. Однако, отмечают О. И. Чистяков и Т. Е. Новицкая, в массе народ был безграмотен.

     Задачей начальных народных училищ, как говорится в ст. 1 Положения о начальных народных училищах от 14 июня 1864 г. , было утверждение в народе религиозных и нравственных понятий и распространение первоначальных полезных знаний. Соответственно, как отмечают О. И. Чистяков и Т. Е. Новицкая в статье “Реформы Александра II”, изучались закон Божий, чтение, письмо, четыре действия арифметики. Народная школа передавалась из ведения директоров гимназии и штатных смотрителей уездных училищ в ведение уездных и губернских училищных советов. Теперь народные училища, по закону, могли открываться различными правительственными ведомствами, а также земствами и частными лицами.

     Учреждение народных училищ должно было решить задачу просвещения населения, тем более важную, что государство собиралось привлечь народ к управлению и суду: земская реформа допускала участие крестьян в выборах органов земского самоуправления, а судебная реформа привлекала крестьян к рассмотрению уголовных дел в качестве присяжных заседателей в окружных судах, а в качестве волостных старшин - в судебных палатах.

     Передать народные училища в ведение какого - либо определенного министерства или учреждения, например, земств, было признано нецелесообразным, хотя к моменту утверждения Положения о начальных народных училищах уже действовало Положение о губернских и уездных земских учреждениях. Участие земств в народном просвещение возрастает с начала 70 - х годов. В 1867 г. земствам были переданы школы Министерства государственных имуществ. В. Ф. Абрамов в статье “Земство, народное образование и просвещение” приводит следующие статические данные по Тульской губернии: в 1867 - 1870 годах из 227 школ одна находилась в ведомстве Министерства, а остальные - в ведении земства, в 1871 - 1875 годах в ведении земств находилось 492 начальных учебных заведения.

     Повышение активности земств заставило правительство обратить пристальное внимание на лиц, служивших в земствах учителями. В 1871 году инспектора народных училищ получили право отстранять их от должности в случае признания неблагонадежными. Изданное 25 мая 1874 г. Положение о начальных училищах, по мнению В. Ф. Абрамова, ставило их под жесткий контроль со стороны правительственных и сословных учреждений.

     Реформа цензуры имела особое значение в серии реформ середины XIX в. Значение негативного слова прекрасно осознавалось правительством. Понимая необходимость освобождения печати от цензурных сужений, оно долгое время не решалось осуществить эту единственную реформу, не требовавшую никаких материальных затрат.

     Ослабление цензурных ограничений, начатое в 1855 г. и осуществлявшееся не столько путем принятия нормативных актов, сколько на практике, продолжалось до 1861 г. Однако повышение революционной активности побудило правительство опубликовать 12 мая 1862 г. Временные правила по цензуре, которые были использованы для борьбы с радикальной периодической печатью. В дальнейшем планировалось издать новый цензурный устав. Вопрос был передан в Министерство внутренних дел, где была образована специальная комиссия. Но Устав его так и не был выработан, а дело ограничилось Именным указом от 6 апреля 1865 г. О даровании некоторых облегчениях и удобств отечественной печати и основанными на нем Высочайше утвержденным мнением Государственного Совета от того же числа о некоторых переменах и дополнениях в действующих ныне цензурных постановлениях, правил по цензуре, которые и действовали без значительных изменений 40 лет.

Заключение.

          “Реформы 60-х начала 70-х годов XIX века были заметным шагом вперед на пути превращения России в правовое государство, они коренным образом изменили политический облик страны, - считает Ф.А. Петров, - однако, оставался незыблемым центральный бюрократический аппарат самодержавия монархии.”¹ По его мнению, здесь и таится один из парадоксов русской истории. С одной стороны, именно самодержавие правительства осуществило эти “великие реформы”. С другой стороны, образование на местах выбранной всеми сословиями законной корпорации в лице земств объективно создавало предпосылки к созыву всероссийского парламента, то есть ограниченно абсолютной монархии. “Однако, - пишет Ф.А. Петров, - правительство Александра II считало преждевременным резкий переход от неограниченной монархии к конституционной, полагая, что русское общество не готово к этим переменам.”² Надо сказать, что последующие события подтвердили обосновать данного мнения даже применительно к XX веку. Признавая неизбежность введения начал всесословности, выборности, представительства, правового государства, Александр II не сомневался в незыблемости самодержавной власти. Что касается его отношения к конституции, то особенно ярко он выразил свои взгляды в беседе с прусским послом О. Бисмарком в Петербурге 10 ноября 1861 года. На вопрос посла о возможности в России конституции и либеральных учреждений Александр II сказал: “Во всей стране народ видит  в монархе посланника Бога, отеческого и всевластного господина. Это чувство, которое имеет силу почти религиозного чувства, которое имеет силу почти религиозного чувства, неотделимо от личной зависимости, от меня, и я охотно думаю, что я не ошибаюсь. Чувство власти, которым владеет нация. Глубокое уважение, которым русский народ издревле в силу прирожденного чувства окружает трон своего царя, невозможно устранить. Я без всякой компенсации сохранил бы авторитарность правительства, если бы хотел ввести туда представителей дворянства или нации. Бог знает, куда мы вообще придем с делом крестьян и помещиков, если авторитет царя будет недостаточно полным, чтобы оказывать решающее воздействие.”³

    Л. Захарова пишет, что “ставка либеральной бюрократии на превращение самодержавной монархии в инициативную монархию” оказалась зыбкой и уязвимой с самого же провозглашения отмены крепостного права. Многие реформаторы оказались отстраненными от дела.⁴ К такому же выводу приходит С.С. Секиринский: “В целом, меры, направленные к допущению контролируемой сверху активности, включая гласность, деятельность дворянских губернских комитетов, кооптацию общественных деятелей в состав Редакционных комиссий и, наконец, введение всесословных органов местного самоуправления и независимого, открытого судопроизводства, выстраивались в зыбкую систему либерального авторитаризма, балансирую между самодержавием власти и самодеятельности общества.”⁵

    Говоря о том, что в России сохранился авторитарный режим, авторы не учитывают тот факт, что в то время в России не было другой альтернативы. Авторитарный режим был исторически неизбежен и необходим для России. Более того, в российских условиях, действуя в основном в интересах страны, способствуя ее развитию, он был прогрессивен.

    Л. Захарова ставит в вину правительству Александра II то, что была сохранена прежняя военная направленность бюджета.⁶ Но как же иначе? Ведь из 538 лет, прошедших со времени Куликовской битвы(1380 год), до Брест-Литовского мира(односторонний выход большевистской России из Первой мировой войны,1918 год), Россия провела в войнах 334 года, то есть почти две трети своей исторической жизни. Причем до середины XVII века, пока цари и императоры не вмешивались в династические дрязги в Западной Европе и не тщились поддерживать “европейское равновесие”, почти все русские войны носили характер зашиты собственных национальных интересов.

          Однако, как бы ни оценивали реформы 1860-1870-х годов, очевидно, что они стали значительным шагом на пути общественного развития. Вся их совокупность знаменовала переход российского общества в новое качество, и раз начатый этот процесс нельзя было повернуть вспять. Впервые за несколько десятилетий в обществе появилась основа для деятельности, на которой могли объединить усилия все прогрессивные силы. Но упорные традиционисты отвергали новые начала уже потому, что они - новые, чрезмерные ожидания и чрезмерные опасения заслоняли для них полезные и выгодные стороны реформы. Рьяные же левые радикалы клеймили правительство за медлительность в переменах, за сохранение “прежних людей и прежних порядков.”⁷ И те и другие сходились в одном - в критике правящих консервативных реформаторов во главе с Александром II.