Особенности обучения русских студентов в немецких университетах в XVIII веке

Глава 3. Русские  студенты в немецких университетах  в царствование Екатерины II

В царствование Екатерины II число поездок не опускается ниже пяти человек в год, а по большей части их уровень колеблется от десяти до двадцати ежегодно. «Золотая» же пора русского студенчества в Германии наступила с середины 1760-х до конца 1780-х гг. За эту четверть века студентами немецких университетов стали около трех с половиной сотен уроженцев России.

В таком обильном студенческом потоке на первых порах  еще очень заметна побуждающая роль государства. Так, только в 1765-1767 гг. правительство Екатерины II отправляет в немецкие университеты 28 человек. Из них пятеро были командированы Академией наук, один - Санкт-Петербургским адмиралтейским госпиталем, десять человек - Святейшим Синодом, двенадцать молодых дворян находились в особом ведении Кабинета Ее императорского Величества⁵⁴.

Середина 1760-х  гг. отмечена первым взлетом интереса императрицы Екатерины II к проблемам народного образования. Относящиеся именно к этим годам командировки русских студентов в немецкие университеты показывают доверие к этим учреждениям императрицы, которая передавала университетам возможность воспитания определенных категорий своих подданных. Так, упомянутая отправка десяти студентов от Святейшего Синода в Гёттингенский и Лейденский университеты (при этом еще шестеро были отправлены в Оксфордский университет) была вызвана желанием Екатерины иметь образованных священников.

В начале 1766 г. на юридический факультет Лейпцигского университета для обучения праву были направлены за казенный счет двенадцать молодых дворян по личному решению Екатерины II. Она же 22 февраля 1766 г. собственноручно выбрада из сиска выпускников Пажеского корпуса шестерых человек, назначенных «в Лейбциг для наук». К этой шестерке в течение полугода присоединили еще шесть молодых людей: князей Василия Трубецкого и Александра Несвицкого, братьев Федора и Михаила Ушаковых, Ивана Насакина и Василия Зиновьева (родственника братьев Орловых).

Обучение  группы молодых дворян в Лейпциге в конце 1760-х гг. получило широкую известность в отечественной историографии благодаря тому, что среди них находился А. Н. Радищев. А. Н. Радищев в 1789 г., за год до выпуска «Путешествия из Петербурга в Москву» и спустя двадцать лет после окончания своего студенчества в Лейпциге, напечатал «Житие Федора Васильевича Ушакова» - произведение мемуарного характера, в которое вставил множество критических суждений по отношению к самодержавию, подкрепляя их примерами из юности своих товарищей, центральным среди которых было описание их лейпцигского бунта⁵⁵.

Почему для  подготовки будущих «идеальных»  русских государственных деятелей был выбран именно Лейпциг? В третьей четверти XVIII в. Лейпцигский университет был любимым местом учебы европейского дворянства. Галле и Иена готовили, в основном, теологов и правоведов, а Лейпциг мог предоставить отпрыскам из высших сословий все возможности для подобающего им времяпрепровождения, какие только дает большой торговый город: известные библиотеки, антикварные коллекции, светскую жизнь.

Для Екатерины II Лейпциг был, прежде всего, городом, где учился граф Владимир Григорьевич Орлов. По отзыву академика Я. Штелина, граф В. Г. Орлов «за короткое время своего пребывания в Лейпцигском университете добился очень больших успехов», которые показались императрице столь весомыми, что в двадцать четыре года она назначила его директором Петербургской академии наук. Именно этот успешный пример Орлова, вместе с его советами, подвигли императрицу к ее решению о выборе Лейпцига для обучения молодых дворян⁵⁶.

Перед намеченным на конец сентября 1766 г. отъездом из Петербурга отобранных двенадцати студентов Екатерина собственноручно составила подробную инструкцию для их обучения. В данном документе, впервые в истории студенческих командировок из России, возникла фигура инспектора, имеющего «особое надсмотрение» над студентами. Инспектор имел значитльную начальственную власть над студентами. Он становился ключевой фигурой, от которой зависела вся жизнь студентов в Лейпциге и даже их честь.

На осуществление  замысла императрицы были выделены немалые средства. Всего в Лейпциг ежегодно отправлялось пятнадцать тысяч рублей (заметим, что в такую сумму изначально обходился казне весь бюджет основанного в 1755 г. Московского университета).

Однако назначенный  инспектором Бокум оказался «не чист на руку». Мошенничество его проявилось уже с самого начала. Многих поразил первый же ужин, состоявшийся после отъезда из столицы (о нем упоминали в своих жалобах из Лейпцига студенты, его же особо выделял Радищев в «Житии Ф. В.Ушакова»)⁵⁷. Дворяне получили на ужин по ломтю хлеба с маслом и старое нарезанное мясо, тогда как Бокум с семьей заказали себе роскошную трапезу.

В весенне-летнем семестре 1767 г. новопроизведенные русские студенты приступили к учебе. По свидетельству Радищева, молодые дворяне прибыли в Лейпциг с «алчностью к наукам». Они должны были четыре раза в неделю по часу заниматься немецким, французским языком и латынью, логикой и слушать лекции по всеобщей истории у Беме. Препятствием служило плохое знание немецкого языка. Слушание же лекций по-французски не допускалось Бокумом⁵⁸.

Сразу же по приезде в Лейпциг обозначился конфликт между представлениями студентов, о том, как они должны учиться, и требованиями их инспектора. Молодые дворяне, старшим из которых (Петру Челищеву, Федору Ушакову, Ивану Насакину, Алексею Кутузову) уже исполнилось двадцать лет, полагали, что сами в состоянии определить, какие лекции им полезно слушать и как лучше исполнить предписанную им императрицей программу учебы. Для инспектора важнее обучения в университете было «совершенствование нравственности», на деле проявлявшееся в мелком тиранстве над студентами. Противостояние студентов и инспектора вылмлось в черезу сильнейших конфликтов, разбирать которые риезжали специальные посланники императрицы.

Камнем преткновения одного из конфликтов послужили лекции у профессора Беме. Утром 26 июня 1767 г. два студента, князья Александр Несвицкий и Василий Трубецкой, явились к Бокуму с известием, что не могут больше посещать коллегии по истории, поскольку не понимают их. Незадолго до этого те же студенты начали без ведома Бокума посещать лекции по нравственной философии, читавшиеся по-французски. С точки зрения студентов, речь шла о том, что Бокум не мог наладить нормальный ход их учебы, Бокума же задело то, что студенты проявляют «неповиновение». Конфликт разросся до рукоприкладства и Бокум с помощью солдат посадил всех десятерых русских студентов под арест.

Но суд, который проходил над ними в университете по жалобе Бокума в начале июля 1767 г., выслушав все показания, в которых студенты отрицали свою виновность, призвал студентов помириться с Бокумом и подчиниться его управлению. После суда четверых студентов, и в том числе Радищева, выпустили на свободу, а пятеро, которых Бокум называл зачинщиками бунта, были оставлены дожидаться приезда русского посланника⁵⁹.

Екатерина дала приказ немедленно вернуть в Россию представленных Бокумом «главными возмутителями» двух братьев Ушаковых, Челищева, Насакина, а также «тех еще, кои ...найдутся совсем неспособными и для других вредными к дальнейшему их там содержанию». Нависшая гроза отвратилась, однако, успехом миссии Белосельского – посланника императрицы: в донесении в Петербург посланник описал восстановление мира «искренне и надолго». История завершилась, можно даже сказать, частичной победой студентов, которые смогли добиться ослабления над собой инспекторского гнета, а в Петербурге, наконец, заметили «погрешности и слабость поведения» Бокума. Окончательной же победы пришлось ждать почти четыре года. Зимой 1770-1771 гг. проведший в Лейпциге вместе со студентами три недели дворцовый курьер М. Яковлев представил обстоятельную «Записку о содержании находящихся для обучения в Лейпциг на казенном коште двенадцати российских дворян», благодаря которой вышли наружу злоупотребления майора и тяжелые бытовые условия, в которых по его вине находились студенты. Назначенная ревизия вскрыла масштабы хищений мошенника, который был задержан и бежал из-под ареста, оставив в Лейпциге неоплаченных счетов на гигантскую сумму в 18 тысяч талеров⁶⁰.

Помимо юридических  дисциплин, истории и философии, дворяне слушали также курсы лекций по физике и математике. В 1770 г. трое студентов - Радищев, Кутузов и Рубановский - посещали лекции молодого профессора Э. П. Платтнера по психологии.

Единственным университетским профессором, которого Радищев упомянул в своем мемуарном произведении о Ф. В. Ушакове, был известный филолог и поэт-сентименталист X.Ф. Геллерт, последняя «звезда» Лейпцигского университета середины XVIII в⁶¹.

 Конечно, университетские лекции не занимали всего времени, проведенного молодыми дворянами в Лейпциге. Их образ жизни включал гуляния за город, различные развлечения, наконец, проявлялась, как отмечалось в инспекторском рапорте, «непреодолеваемая склонность к женскому полу». Участвовали русские студенты и в светской жизни Лейпцига. Через Лейпциг в эти годы проезжало много представителей дворянской культурной элиты, контакты которых с русскими студентами представляются весьма вероятными.

Состав молодых дворян в Лейпцигском университете не оставался постоянным, на открывающиеся вакансии из Петербурга присылали новых студентов. Так, осенью 1767 г. на место скончавшегося Римского-Корсакова приехал старший сын статс-секретаря Екатерины Дмитрий Олсуфьев. Всего через «студенческий институт» в Лейпциге прошло восемнадцать человек.

Задуманное  Екатериной II предприятие длилось восемь лет и стоило казне, по приблизительной оценке, около ста тысяч рублей. Оценивая его отдачу для России, нужно заметить, что судьбы лейпцигских студентов сложились по-разному. Из восемнадцати двое умерли в Лейпциге, а один, князь В.П. Трубецкой - спустя менее чем год после возвращения оттуда. Не получилась военная карьера у И. Я. Насакина и М. В. Ушакова. Многие же дворяне поступили на статскую службу, где наибольшей известности и заслуг перед Россией добился Осип Петрович Козодавлев. Благодаря его трудам в Комиссии об учреждении народных училищ в середине 1780-х гг. был составлен «План учреждения в России университетов», в котором Козодавлев пытался собрать лучшие черты усвоенного им облика немецкого университета, приспособив их к условиям российского государства. В царствование Александра I он занимал должность министра внутренних дел, а также несколько раз временно управлял другими ведомствами, будучи одним из наиболее сведущих и дельных правительственных сановников начала XIX в⁶².

Видным сановником конца XVIII в. стал и Василий Николаевич Зиновьев, сенатор, тайный советник и камергер, президент Медицинской коллегии.

Сергей Иванович Подобедов также смог дослужиться до высокого чина, что тем удивительнее, учитывая его совсем незнатное происхождение. В Департаменте уделов в начале XIX в. он достиг должности товарища министра в чине действительного статского советника.

Сергей Николаевич Янов, начавший дипломатическую карьеру в посольстве при саксонском дворе, был потом переведен в Венецию, затем в Варшаву, а в начале 1782 г. назначен директором экономии в Казенной палате Тобольского наместничества.

Несколько лейпцигских  студентов оставили в истории  след как общественные деятели, вступив на писательскую стезю. Помимо Радищева, также сложилась судьба его ближайшего друга Алексея Михайловича Кутузова. Вернувшись в Россию, они вместе поступили в Сенат, а затем Кутузов перешел на военную службу. Подав в 1783 г. в отставку, он поселился в Москве и целиком посвятил себя литературно-просветительской деятельности

Со статской службы на военную перешел и еще  один друг Радищева, Петр Иванович Челищев. Выйдя в отставку в небольшом чине секунд-майора, он смог найти применение своему образованию, тяге к науке и литературе во время предпринятого им в 1791 г. путешествия по северу России, дневник которого был обнаружен и опубликован в XIX в. Задуманный Челищевым как журнал путешествия по святым местам, дневник в то же время содержал богатейший материал для этнографического описания русского Севера.

Итак, рассмотрение поездок русских студентов в Лейпцигский университет в 1760-1790-е гг. показывает нам несколько новых особенностей в облике русского студента, появившихся в эпоху Екатерины II и еще отсутствовавших в предыдущее время⁶³. Главная черта - изменившийся характер социального состава студенчества екатерининской эпохи, куда теперь вовлекаются достаточно широкие слои русского дворянства и поддержка со стороны государства, которое рассчитывало воспитать с помощью европейского высшего образования «идеальных» государственных деятелей для России.

Еще одним направлением поездок в эпоху Екатерины  Великой был Лейденский университет, который в середине XVIII в. приобрел ведущее значение в процессе получения высшего образования русскими врачами. В социальном составе русского студенчества в Лейдене второй половины XVIII в. примерно половину образовывали недворяне.

Наиболее  значительные из командировок относятся  к первой половине 1760-х гг. В середине 1761 г. на учебу в Европу были направлены девять студентов. Цель же командировки в одном из указов была сформулирована предельно четко: чтобы «со временем как полки, так и гошпитали Русскими Лекарями и Докторами укомплектовать». Цель этой командировки была вполне достигнута, поскольку полученная в Лейдене квалификация позволила молодым врачам после возвращения в Россию не только успешно заниматься практикой, но и развивать преподавание в российских медицинских училищах. Наибольшей известности из восьми человек добились трое. Петр Иванович Погорецкий, Кассиан Осипович Ягельский, Фома Яковлевич Тихорский.