Падение Перуна. Становление христианства на Руси

Большой простор для произвольных построений спекуляций открывается потому, что ни в Риме, ни в Константинополе акт крещения Руси при Владимире не был отмечен. Путано и противоречиво, как было сказано, рассказывают об этом событии и русские источники. В истории часто бывает так, что о событиях, вроде бы всем известных, в действительности мы знаем очень мало. Это происходит потому, что для потомков они значат больше, чем для современников, или же потомки их иначе воспринимают. Подправляя сведения о деяниях прошлого, они подтягивают их под собственные представления и желания. Борьба за наследство редко обходится без искажения истины, даже если искажение и не осознается.

Расхождения между специалистами  возникают как из-за разного понимания  источников, так и вследствие неодинакового  осмысления исторических процессов. Разумеется, сказывается и эрудиция. Но сама по себе, так сказать, автоматически она к верным выводам не поведет. Разобраться в противоречиях, отделить существенное от несущественного можно лишь с помощью истинной методологии, которой также можно овладеть лишь вместе с изучаемым материалом. Принципиальное значение при этом имеет исходная точка поиска: идти ли от источника, или же от проблемы. Можно заметить, что при том и другом подходе выводы получаются совершенно разными. И дело в том, что, следуя за источником, легко как бы стать на его точку зрения и просмотреть действительно важное. Постановка же проблемы обязывает шире смотреть на сам источник, учитывать условия его происхождения, полнее использовать уже открытые законы развития общества.

Оба подхода рельефно проявились при  оценке «Повести временных лет» (ПВЛ) — главного источника по теме крещения Руси. До сих пор в учебных пособиях и популярной литературе история летописания обычно сводится к изложению схемы А. А. Шахматова (1864—1920). Еще в прошлом столетии было прочно установлено, что летописи, включая «Повесть временных лет» (иначе называемая Начальной летописью),— это своды, сборники разнородного и разновременного материала, составленные, как правило, более или менее длительное время спустя после описываемых событий. Шахматов попытался в единой схеме представить все этапы летописной работы. Он привлек большое число летописных списков и, сравнивая их, искал узлы и обрывы. Такой путь давал определенные результаты, пока речь шла о сводах XV—XVI веков, сохранившихся в ряде списков. Но раннее летописание таких бесспорных граней не содержит. О времени работы летописцев или авторов включенных в летопись сказаний и повестей приходится судить по их содержанию, языку, стилю. Выстраивая свою схему, Шахматов слишком упростил побудительные мотивы летописцев. Так, создание «Древнейшего свода» он датировал 1039 годом на том основании, что в это время на Русь приехал первый грек-митрополит и по случаю создания митрополии был составлен свод. Затем несколько десятилетий летописания в Киеве не было. И лишь в 1073 году игумен Печерского монастыря Никон взялся за продолжение, отредактировав предшествующий текст. Последующее летописание ведется практически только в Печерском монастыре. В 1095 году здесь был составлен так называемый «Начальный! свод»4, а в 1113 году написана собственно «Повесть" временных лет». В отношении авторства этой летописи Шахматов колебался между Нестором и Сильвестром. В конечном счете он пришел к выводу, что Нестерова летопись не дошла до нас, а имеем мы редакцию 1116 года Сильвестра и редакцию 1118 года какого-то печерского летописца *.

Схема явно упрощенная. Шахматов не учитывал

«Повесть временных  лет» (ПВЛ).

закономерностей функционирования общественной мысли, одной из форм проявления которой являлось летописание. Он, по существу, не учитывал борьбы идей, которая обычна и заставляла браться за перо. Показательно, что многочисленные повести и сказания, сохранившиеся в сборниках и сходные с аналогичными текстами летописей, он считал извлечениями из той или иной летописи, а не источниками их. Даже «Слово о законе и благодати» Илариона он поставил в зависимость от уникального «Древнейшего свода», хотя познания одного из первых русских писателей могли восходить к различным — письменным и устным — источникам, а время Владимира он и сам мог помнить.

Критиковали Шахматова  с противоположных сторон. Обычно при углубленном изучении какого-нибудь конкретного вопроса выяснялось, что схема не срабатывает и требуется иное объяснение. Но такого рода критика шла все-таки по частностям, а потому не зачеркивала схемы в целом. Лишь Н. К. Никольские (1863—1935) поставил вопрос о принципиальной не обоснованности схемы. Он указал на то, что нарисо ванная лестница сводов была умозрительной, оторван ной от жизни. «XI век, — пояснял Никольский, — ...историки литературы совершенно напрасно называю? безыдейным». А ведь безыдейных столетий вооб ще не бывает. Условия социальной жизни рождаю¹ идеи, которые и воплощаются в текстах.

В советской литературе более всего сомнений вы сказано  по поводу предполагаемого «Древнейшей свода», датированного Шахматовым 1039 годом. Пр) этом одна часть специалистов начало летописания ot несла к более позднему времени (именно к 70-м года! XI столетия), другая — к более раннему. Бремене] Владимира датировали раннее летописание академию М. Н. Тихомиров, Б. А. Рыбаков, JI. В. Черепнин и ш которые другие авторы. В пользу такой датировки г< ворят многие факты. Скажем, летописец в рассказ о гибели Игоря заметил, что Свенельд — это отец Мис- тиши. Теперь мы о Мистише ничего не знаем, а Свенельд на страницах летописи мелькает неоднократно. Но летописец обращался к современникам, которые хорошо знали Мистишу и могли забыть его отца. Упомянут Свенельд в последний раз около 977 года. Мистиша, очевидно, был современником Владимира.

Выделение этапов составления летописей важно не само по себе, а в связи с возможным для данной эпохи кругом идей и политических взаимоотношений. Но к какому именно этапу можно отнести тот или иной конкретный текст — это всегда проблема. Ведь позднейшие летописцы и редакторы древние тексты могли основательно переделать. Особенно трудно датировать летописные статьи, не имеющие «параллельных» текстов, то есть текстов, рассказывающих о том же независимо от летописи. В таких случаях точность датировки зависит от глубины проникновения в эпоху, от возможности уловить что-то характерное именно для данного времени. >

Хотя начало летописания  относится ко времени Владимира, причем к первой половине его княжения (до 996 года), повествование о крещении составлено явно позднее из разных источников. При этом неясно, сохранилось ли что-либо из древнейшей летописи в составе известной нам ныне редакции. Так, Н. К. Ни- кольский полагал, что первоначальный текст был устранен позднейшими провизантийски настроенными летописцами и в летописи уцелели только тексты «нейтральные» по отношению к византийской версии происхождения русского христианства, вроде упомянутого выше «Сказания о славянской грамоте». Разумеется, восстановить утраченные тексты невозможно. Но по сохранившимся обрывам, недомолвкам, редакторским небрежностям часто можно представить, какие идеи старались затушевать или уничтожить.

Многословное летописное повествование, непосредственно излагающее обстоятельства крещения, рассредоточено между 986—988 годами (в летописи обозначены 6494—6496 годы по константинопольскому счислению от «сотворения мира»). Само наличие дат говорит о сравнительно позднем сложении всего сказания. Язычество абсолютной хронологии не знало, понятие о времени в язычестве отличалось от христианского. Счет лет обычно велся либо от основания города (как в Риме), либо по годам княжения. Давно замечено, что в летописи первоначально было именно такое счисление. Переход к христианству, естественно, не мог вытеснить сразу старое представление о цикличности времени. К тому же в самом христианском мире существовало большое количество разных способов его счисления (от «сотворения мира» или от «рождества Христова»), Известно до 200_разных космических эр (то есть датировок «сотворения мира»), различно определялось также начало года. Скажем, византийское сентябрьское начало у нас утвердилось лишь в XV веке, а до тех пор преобладало мартовское,

В «Повести временных  лет» нашли отражение разные способы счисления. Позднейшие летописцы этого не понимали и потому часто дублировали одни и та же известия, записанные по разным счислениям. Меж! ду тем в самих этих различиях заложена большая ин| формация. Применение той или иной космической эрь! указывает направление культурных связей, а посколь! ку речь идет прежде всего о христианской литерату| ре, то и о степени влияния разных христиански5 общин. I

Даты летописи, относящиеся  к X веку, мы обычна переводим по византийскому  счислению условно! На самом деле едва ли не каждая датировка нуждает! ся в специальном обосновании. Как правило, визам тийский счет привносился позднейшими летописцами редактировавшими летопись во второй половине XI ве| ка или даже еще позднее. Сам византийский, точ| нее константинопольский счет воспринимался на Руси неодинаково, поскольку не совпадало начала года. Отсюда в летописях часто расхождение Ц датах на один год, хотя излагается один и тот ж! текст. я

Таким образом, рассредоточение  рассказа о крещении между 986—988 годами может быть связано с использованием источников, содержавших разную датировку одних и тех же событий. А такая возможность предполагает наличие общин с разной культурной ориентацией.

986 (6494) год без введений  и предисловий открывается в летописи сообщением о посольствах к Владимиру мусульман из Волжской Болгарии, иудеев из Хазарии и христиан из Рима и Византии с предложением переменить веру.

Летописец фривольно, без  тени благочестия и с некоторой иронией рассказывает о колебаниях Владимира. Так, князю «сладко» было слушать мусульман, «бе бо сам любя'жаны и блужёнБе"Многое». 0"блудной жизни Владимира несколько ранее, под 980 годом!, специально говорила та же летопись. И там наблюдалось уже одно противоречие: сначала Владимира явно осуждали за это, представляя насильником, а затем вина вроде бы возлагалась на пострадавших: соблазняли князя своими прелестями, как и библейского Соломона. Очевидно, разные летописцы различно толковали одни и те же факты. 

Соблазны мусульман  Владимир якобы отверг лишь ] потому, что «ему бе нелюбо обрезанье удов и о неяде- J ньи мяс свиных, а о питьи отнудь рька: «Руси ec^iУ веселие питье, не можем бес того быти».

Г**«Нёмци» от «папежа» (то есть папы римского), казалось бы, предусмотрели  наклонности князя. На\ вопрос «како  заповедь ваша?» они развеяли все  со- V мнения: «пощение по силе, аще кто пьет или ясть, то все во славу Рожью, уече учитель—нашь Павел». К~~ссБппге на_ апостола Павла мы еще вернемся~ (для Рима неизмеримо выше стоял Петр). Пока же после- дуёьГза летописью: Владимир отослал назад «немцев», поскольку ранее «отци наши сего не прияли суть». Исследователи довольно единодушно полагают, что князь намекал на изгнание немецких миссионеров за четверть века до этого, в 961—962 годах.

Хазарские иудеи прибыли, прослышав о неудаче мусульман  и немцев. Но соблазнять Владимира  им и вовсе было нечем, а весь «закон» сводился к запретам: «обрезатися, свинины не ясти, ни заячины, субо- ту хранити». Владимир р^нудил иудеев на признание, Что^бог_раагневался_н& щс_предков и расточил^ за гре- хипо^разным странам, а затем прочел^- незадачливым послам мораль^ «како~~~вы инех^чйте, а сами ртвер- жени^от__бога_11^расточены 7_АЩё1^ы15ог1дюбил вас и закон в а щь7^го не^БьТс т eJpaЈT04eHbi п о чужим землям;' еда_цам~10^же мыслите_прияти?». j

Далее в летописи сообщается о прибытии греческого философа, который как бы заново осудил все те верования, которые и так уже отверг Владимир. Так называемая «Речь философа» явно принадлежит иному летописцу. Она написана иным языком, из нее исчезает иронический настрой неизвестного прагматика X—XI веков. Мусульманство в этом тексте лишается и тех немногих реальных черт, которые просматривались в беседе князя с болгарскими послами. Поклонникам «Бохмита» (Магомета) приписываются такие бы товые пороки, которые должны вызвать простое чувство брезгливости.

К римской церкви в «Речи философа» тоже иная и единственная претензия: «служать бо опресноки рекше оплатки, их же бог не преда, но повеле хлебом служити, и преда апостоломь приим хлеб, рек: с< есть тело мое, ломимое за вы; такоже и чашю при ем рече: се есть кровь моя новаго завета; си же тоге не творять, суть не исправили веры». Иными словами различие между восточной и западной церковью сво дится кобрядупричастия.

 По летопйШ получается, что Владимир с болыпив вниманием  и заинтересованностью слушал  философа Между тем, похоже, и летописец мало понимал, чт< стояло за отмеченными различиями. В полемике, пред шествующей разрыву церквей в 1054 году, «опресно ки» (латинское «облатки», откуда польское «оплач ки») занимали видное место потому, что в них усмаз ривалось «жидовство»: пресный хлеб готовился i I иудейской пасхе. В восточной церкви употреблялс хлеб, испеченный «на квасу», заквашенный, на Заш де традиционно использовали пресный хлеб. Несуща ственному этому различию принципиальный характе! придали лишь в связи с общим обострением отнош!

26 I

ний между Римом и  Константинополем. Но летописец и  его «Философ» этой остроты как  будто не ощущали* Более значимо  различие в причащении вином на Западе и на Востоке (об этом будет сказано  ниже), поскольку за этим стоит отношение к духовенству и церковной организации. Но философ эти различия никак¹ не обозначил, видимо, не считая их существенными..^

Между тем еще в  середине IX столетия константинопольский патриарх Фотий предъявил Риму длинный перечень гораздо более серьезных претензий, в рамках которых чисто обрядовая сторона не имела большого значения. Фотий, в частности, осуждал те самые послабления с постами, которыми мнимые римские послы прельщали Владимира. Резко осуждал Фотий прибавку к принятому еще в iVjaeKe никео-царе- градскому_символу веры «филиокёё» (исхождевие все более распространявшуюся в западноммире, осуждал1брадобритие и так называемый целибат — заирещенте баков_це^ 1шцса еще_су-

ществовавшее на Западекак тенденция. Большинство этюГ претензий к Риму оудет неоднократно повторяться в Константинополе. Философ же оних вроде бы и не знает.

"С точки зрения  конструкции летописного рассказа  примечательно и то, что ниже  шэд_9£8_годом «лати- нянам» предъявляется совсем иной перечень претен- зий.Кат о л ик ов дам j^npgK ают в непочитании икон и неуважении-к^еимволу креста. Летописец упрекает \ латинян в том, что крест они рисуют на земле, целуют ¹ его, а затем, становясь на ноги, попирают. Положено же целовать лишь «крест поставлен». Латинян обвиняют и в том, будто они «землю глаголють материю». В действительности ничего подобного в ортодоксальном «латинстве» нет. Такое представление хара.ктери- зует языческие поверья^Хвроде былинного «мать — сыра зем ля »7. Пережиточно они могли сохраняться и на Востоке, и на Западе, а потому могла разуметься какая-то конкретная ситуация, то есть летописец имел в виду конкретную общину на Западе, неправомерно отождествив ее вообще с латинской церковью.