Перестройка в СССР

     В отсутствие настоящей реформы значительный рост уровня образования и профессионализма не мог не повлечь за собой социального  кризиса. Его появлениями со второй половины 70-х гг. стали общее недовольство своей работой молодых специалистов, получивших хорошее образование и высокую профессиональную подготовку; нездоровый «социально-психологический климат» на многих рабочих местах; использование не по специальности инженеров и ученых, вынужденных выполнять работу техников и обслуживающего персонала из-за нехватки последних; и, наоборот, выдвижение на ответственные посты «серых», некомпетентных людей.⁴²

     Такая ситуация была почвой для социальной неудовлетворенности большинства  людей. Недовольство рабочих выражалось, в основном, в пассивных формах: пьянстве, прогулах, опозданиях, низкой производительности труда и пр. Вместе с тем фиксируются отдельные случаи забастовочного движения, так, в литературе приводятся данные о 60 забастовках, имевших место в 1975–1985 гг. В основном это были малочисленные акции протеста экономического характера и, безусловно, не они определяли градус общественной атмосферы в эпоху «застоя».⁴³

     Одним из существенных последствий развития урбанизации является возникновение  «городских микромиров». Не ограничиваясь  различными формами социальной жизни в малых группах: семья, друзья, разного рода кружки, – развитие «городских микромиров» очень быстро привело к возникновению сети неформальных объединений, которые в свою очередь начали играть важную роль в формировании общественного мнения в собственном смысле слова. В течение долгого времени существование неформальных объединений отрицалось как советской политической наукой, так и западной советологией, исходивших из принципов идеологического детерминизма, исключающего возможность любых спонтанных социальных процессов. На практике же значение общественного мнения признавалось, хотя и неявно, уже с начала 60-х годов, когда хрущевский проект реформы системы образования встретил такое широкое сопротивление влиятельных слоев населения, что от него пришлось отказаться.⁴⁴

     В 70–80-е гг. развитие городской субкультуры, повышение общего уровня образования породили значительно более сложную общественную структуру, отличавшуюся целой гаммой «неформальных образований», «микромиров» и уголков «самоуправления» со своей социальной базой, культурой и «контркультурой». Эта неформальная жизнь мало-помалу заставляла прислушиваться к своему мнению и своим требованиям. Пробным камнем (или опытным полем) для этих первых спонтанных проявлений общественного мнения чаще всего служила культурная жизнь. В этом смысле показателен пример В. Высоцкого, ставшего подлинным общественным явлением, позволившим выйти на поверхность не только параллельной культуре, но и неформальным объединениям, которые охватили значительную массу людей. В день его похорон десятки тысяч людей собрались перед театром на Таганке. Это была стихийно возникшая демонстрация, самая значительная в советской столице.⁴⁵

     По  нарастающей на рубеже 1970–80-х годов развивалось общественное недовольство интеллигенции. Оно принимало формы, на первый взгляд, далекие от политики. Это было участие в различных экологических кампаниях, начиная с борьбы против загрязнения озера Байкал и заканчивая борьбой против поворота сибирских рек в Среднюю Азию. Здесь же можно назвать участие в экспедициях по сбору древнерусских книг, во всякого рода фольклорных поездках и ансамблях, в деятельности по реставрации памятников старины. Обращение к духовным истокам русского народа как некая, хотя политически еще не осознанная альтернатива, проявилось также и в литературе, где заметным явлением стали писатели-«деревенщики» – С. Залыгин, В. Белов (особенно его роман «Лад»). Год от года набирали силу разнообразные по своей сути нонконформистские течения в живописи, литературе, поэзии, музыкальном творчестве, которые позже перестанут даже ставить в один ряд. В той ситуации их авторов объединяло желание творить по законам индивидуальной творческой логики, а не по рецептам, навязываемым сверху. Некоторые критические выступления стали раздаваться и в научных кругах. Их основной пафос был направлен главным образом на усовершенствование экономического механизма и устранение недостатков планирования. Но все эти проявления несогласия имели резонанс в довольно малочисленном слое интеллигенции. Основной формой проявления общественного недовольства, ставшей поистине знаковым явлением «застойных» лет, стали слухи, сплетни и анекдоты. Именно в этих жанрах народного фольклора находило выход недовольство основной массы взрослого населения. Все это свидетельствовало о том, что разложение системы, навязываемых ценностных ориентиров и представлений было очевидно всему обществу.⁴⁶

     Эта новая ситуация не осталась полностью  вне контроля со стороны власти. Осознавая необходимость охватить и контролировать формирующие области микроавтономии, государственные структуры старались придать общественной жизни официально оформленный характер и улучшить, посредством самого общества, контроль над проявлением его активности.⁴⁷ Активизация была ничем иным, как поощрением участия в общественной жизни общества,  КПСС оставалась главной структурой, привлекавшей людей к общественной жизни. А партийный билет становился полезным «дополнением» к диплому, способствуя карьере и налагая лишь минимальные и формальные обязательства на его владельца. Они состояли главным образом в «уважении к правилам игры», что означало не критиковать открыто режим, закрывать глаза на противоречия между политическими речами и реальной жизнью, в которой царило апатия, цинизм и коррупция и, в более общем плане, преобладание личных интересов над общественными. В этих условиях коммунист жил с «двойной моралью», лояльно служа режиму и не разделяя при этом в глубине души убеждений, выражаемых во всеуслышание.⁴⁸

     В этой ситуации был неизбежен медленный, но неостановимый рост проявлений протеста. Особое внимание привлек феномен диссидентства – наиболее радикального, заметного и мужественного выражения несогласия. Благодаря деятельности двух выдающихся личностей, ставших своего рода символами – А. Солженицына и А. Сахарова, – диссидентство, едва заметное и изолированное в своей собственной стране, нашло признание за границей. За несколько лет вопрос о правах человека в Советском Союзе стал международной проблемой первой величины, долгие годы определявшей неприглядный образ СССР в мире.⁴⁹

     Помимо  довольно узких кругов интеллигенции  активный протест выражали другие слои общества, среди которых были: украинское национальное движение; эстонское национально-демократическое  движение; грузинское национальное движение; крымско-татарское движение за возвращение в Крым; движение месхов за возвращение на историческую родину; еврейское движение за выезд в Израиль; движение немцев за выезд ФРГ; религиозные движения: евангельских христиан-баптистов, пятидесятников, адвентистов седьмого дня, православных; движение за права человека; социалисты; движение за социально-экономические права; русское национальное движение.⁵⁰

     Диссидентское движение стало одним из ярких  проявлений общественной активности граждан, интеллектуального, духовного и  нравственного сопротивления тоталитарному режиму.

     Таким образом, в 1970-е годы  меняется социальный вектор развития политической системы. Сутью своеобразного, молчаливого соглашения между брежневским режимом и населением СССР становится ориентация общества на потребительские стандарты, «потребительское» общество. Ко времени провозглашения «эпохи развитого социализма» в Советском Союзе происходит становление нового типа  личности с иной, чем прежде, иерархией ценностей. На смену человеку-винтику приходит человек, нуждающийся в целом мире вещей, ценностях семьи, самоуважения. Потребности нового социального типа личности  в автомобилях, дачах, дорогой электронике, модных вещах и украшениях, объективно возникающие в силу усложняющего общественного производства, переходу от коммуналок к отдельным квартирам, «демонстрационному эффекту» западных потребительских стандартов, ни по масштабам средней зарплаты советского человека, ни по производственным возможностям советской бюрократизированной и милитаризированной экономики не могли быть в те годы удовлетворены. Реальностью становится их трудноразрешимый в рамках существующих отношений конфликт.

     Внутренние  потребности общества в большей  свободе граждан в плюрализме мнений и деятельности находят отражение  в появлении новых параллельных структур и в экономике, и в социальной организации советского общества, и в идеологии. Наряду с «плановой» централизованной экономикой укрепляются «цеховики», разрастается «теневая экономика»; рядом с официальной атеистической коммунистической идеологией возникает разноликое диссидентство, наряду с рабочим классом, колхозным крестьянством – предпринимательские слои.

     Вялая борьба брежневского режима с этими  «чуждыми социалистической системе  элементами» придавала им уродливый, криминальный характер, но не останавливала разложение системы.

     В 70-х – середине 80-х гг. вновь  возрождающееся гражданское общество делало лишь первые, робкие шаги. Укорененность  в народе советских реалий, мощь репрессивной государственной машины сдерживали процесс становления  независимых от государства институтов. Как следствие этого, советское общество на рубеже 80-х в массе своей еще не переросло старые социокультурные рамки. Для кардинального, революционного перехода общества в новое состояние требовалась внешняя сила. Такой силой стал правящий класс. 
 
 
 
 
 

§ 1.3 ПОЛИТИЧЕСКИЕ ПРЕДПОСЫЛКИ

     Как считают многие современные ученые, нарастание кризисных явлений в  экономике в данный период было связано с тем, что преобразования в социально-экономической сфере не были поддержаны реформированием политической и социальной сфер. Что представляло собой советское общество в период брежневского правления?

     Политическое  развитие общества характеризовалось  всевластием партийно-государственного аппарата. Его роль в координации производства, распределении благ неимоверно выросла, о чем свидетельствует и резкий рост численности аппаратчиков (до 18 млн. человек). Быстрый рост бюрократии обеспечивался многочисленными льготами и привилегиями. Вследствие отсутствия механизма обжалования действий чиновников, растет их безнаказанность, аппарат часто даже не считал нужным руководствоваться Конституцией. Более того, руководители центральных и региональных комитетов партии издавали указы, инструкции, прямо противоречащие конституции. Такое положение вещей благоприятствовало быстрому развитию теневой экономики, расхищению государственной собственности, сращиванию преступных, уголовных элементов с органами государственной власти.⁵¹

     Основным  противоречием в политической системе  являлось расхождение между демократической формой и бюрократической сущностью советского строя. В Конституции 1977 года подчеркивался общенародный характер советского государства, равноправие всех граждан. Нормы, прописанные в Конституции, расходились с реальной ситуацией. Формально, при выборах в Советы избиралось много депутатов, были народные контролеры, дружинники, профсоюзы. Однако фактически вся власть концентрировалась в верхних эшелонах: партия осуществляла контроль за деятельностью администрации, на руководящие должности назначались исключительно партийные работники.⁵² Верховный совет не контролировал правительство, был по существу декоративным органом, призванным лишь одобрять подготовленные аппаратом решения. В местных советах все решал исполнительный комитет, над которым, в свою очередь, стоял секретарь райкома КПСС. Таким образом, реальная власть в стране полностью находилась в руках партийного аппарата.

     В условиях коррупции власти, многочисленных фактов попирания закона со стороны  аппарата, расхищения государственной собственности меняется весь жизненный уклад советского общества. Нарастают кризисные явления, выразившиеся в падении трудовой дисциплины, идейной мотивации труда, росте апатии, безразличия, воровства. В духовном развитии общества усиливается критический настрой, появляется диссидентское движение, представители которого выступили с резкой критикой командно-административной системы.⁵³

     К началу 80-х годов советская тоталитарная система лишается массовой поддержки общества. Кризисные явления, характерные для советской экономики в 70-е – начале 80-х годов были хорошо известны руководству, однако длительное время оно не могло решиться на радикальные реформы, тем более что продажа нефти на Запад позволяла отложить этот вопрос. Между тем кризис в экономике распространялся и на социальную систему, затронув и государственные органы власти в виде коррупционных процессов. Таким образом, стагнация экономической сферы угрожала в начале 80-х годов уже непосредственно государственному функционированию в СССР.

     Прогрессировавшему  параличу верхушки, лишенной достойной  смены соответствовали растущее безразличие и даже недоверие  населения. Одновременно исчезала та распространенная надежда на планомерное улучшение  жизни каждого на планомерного улучшение жизни каждого, которая служила в прошлом одним из главных факторов народной поддержки советского строя.⁵⁴ Кризис, следовательно, становился также кризисом морали и культуры. Под влиянием коррупции и увеличивающегося разрыва между руководителями и руководимыми происходило крушение тех нравственных ценностей, без которых любое общество рискует распасться. Аналогичные кризисные явления зачастую соблюдались, правда, и в других странах в период бурных преобразований. Однако чего недоставало СССР, так это именно преобразований. Страна пребывала в застое. Как следствие застоя, развивался пессимизм. Официальным властям не было никакой подающей надежды альтернативы. От руководящих кругов уже давно не поступало никаких новых или стимулирующих идей.