История развития отечественной криминалистики

Возражения А. И. Винберга сводились к следующим  основным положениям:

1) указание на  систему приемов, методов и  средств собирания и исследования  доказательств -- главное в определении  предмета советской криминалистики;

2) закономерности  объективной действительности, изучаемые  криминалистикой, входят в содержание  этой науки, а не в определение  ее предмета;

3) в нашем определении  предмета криминалистики смешиваются  понятия предмета науки и ее  содержания;

4) закономерности  возникновения доказательств относятся  и к содержанию науки уголовного  процесса, и поэтому не могут  включаться только в предмет  криминалистики[64].

Рассмотрим эти  положения А. И. Винберга. Действительно  ли указание на разработку приемов, методов  и средств собирания и исследования доказательств есть главное в  определении предмета криминалистики? Для того чтобы решить этот вопрос, обратимся к работе А. И. Винберга “О некоторых теоретических проблемах  криминалистики”. В ней он пишет: “Разработка системы, приемов, методов  и средств криминалистики базируется как на общих законах развития науки, так и на специальных законах  науки криминалистики”[65].

Можно соглашаться  или спорить с содержанием  законов криминалистики, формулируемых  А. И. Винбергом, но во всем остальном  выдвинутое им положение нам представляется бесспорным. Но отсюда прямо вытекает, что приемы, методы и средства криминалистики разрабатываются на основе законов  этой науки. С точки зрения субординации, на первом месте стоят законы науки, которые обусловливают приемы, методы и средства, а не наоборот, и это  совершенно правильно.

Итак, законы науки  есть основа для разработки приемов, методов и средств работы с  доказательствами. Но что такое законы науки?

Ранее мы уже отмечали, что законы науки есть отображение  закономерностей познаваемого наукой реального мира вещей. Уже само признание  существования законов криминалистики есть не что иное, как признание  существования объективных закономерностей  действительности, чьим отображением, то есть результатом познания которых, эти законы науки выступают. Следовательно, объективные закономерности реального  мира действительно являются предметом  науки.

Если криминалистические приемы и средства вторичны по отношению  к законам криминалистики, как  правильно отмечает А. И. Винберг, а  последние вторичны по отношению  к объективным закономерностям  действительности, то едва ли можно  считать это вторичное “главным”  звеном в определении предмета познания. А если это так, то и указание на приемы и средства не может занимать первое место в определении предмета науки, которое должно обязательно  конструироваться по принципу структурного соответствия отображения отображаемому.

Приемы, методы и  средства судебного исследования в  самом деле являются “главным”  в криминалистике, если рассматривать  ее служебную функцию, то есть ее роль в практике борьбы с преступностью. Они -- итог познания наукой своей предметной области, ее “продукция”, создаваемая  на базе познания объективных закономерностей  действительности, определяющих содержание науки, в том числе и содержание процессов “производства” данной “продукции”. Таким образом, главное  в криминалистике -- это то, что  непосредственно используется практикой, но что совсем не адекватно главному в смысле субординации между элементами структуры предмета научного познания, отражаемой в определении предмета науки. Подобно этому, например, для  практики самолетостроения главным  в аэродинамике будут рекомендации, разработанные этой наукой на базе познания закономерностей аэродинамических процессов, а для животноводства главным в генетике -- правила  селекции животных, разработанные на основе познания закономерностей наследственности и установления ее законов.

Можно ли в определении  предмета криминалистики не упоминать  о закономерностях объективной  действительности? Думается, что на этот вопрос следует ответить отрицательно. Исключение указания на эти закономерности из определения науки, то есть предмета познания, помимо нарушения логических правил определения, приводит нас к  мысли, что отображение существует без отображаемого, закон науки -- без отражаемого им объективного закона. Между тем отношение оригинала  и его отображения является главным  в процессе отражения. “Этим отношением определяется зависимость отображения  от оригинала и соответствие отображения  оригиналу”[66].

Рассмотрим теперь выдвинутое А. И. Винбергом положение  о том, что закономерности, изучаемые  криминалистикой, входят в ее содержание, а не в определение предмета.

По нашему убеждению, никакие объективные закономерности действительности не могут входить  в содержание науки, так как отражаемое существует вне отображения, то есть вне науки и независимо от нее. В содержание науки входят законы науки, а не отражаемые ими закономерности действительности, не объективные законы. Вот почему неоснователен и упрек  в смешении в нашем определении  предмета науки и ее содержания. Предмет науки -- отражаемый объект, ее содержание -- отражение предмета, результат его познания. Включение  же объективных закономерностей  действительности в содержание науки  и будет означать смешение предмета науки с ее содержанием. К этому  можно еще добавить, что вне  содержания науки находятся и  те объективные закономерности, которые  определяют развитие данной науки. В  содержание же науки войдет их научное  познание, законы развития науки.

Все сказанное полностью  относится и к закономерностям  возникновения следов преступления и преступника, не входящим ни в содержание криминалистики, ни в содержание уголовно-процессуальной науки. Мнение о том, что эти закономерности изучаются не только криминалистикой, но и другими науками, ни в какой  степени не может препятствовать упоминанию о них при формулировании предмета криминалистики. Совпадение объектов и предметов познания (частично) -- не редкость в современной науке. Однако в данном случае, как нам  представляется, нет даже такого частичного совпадения предмета познания. Обращаясь  к практике, мы можем убедиться, что  процесс судопроизводства начинается только тогда, когда доказательства события уже возникли, то есть закономерности процесса уже “сработали”. Именно поэтому закономерности возникновения  фактических данных лежат вне  сферы уголовно-процессуальной науки  и не являются ее предметом.

Что же касается изучения наукой уголовного права закономерностей  возникновения доказательств применительно  к способу совершения преступления, о чем пишет А. И. Винберг[67], то мы полагаем, что эту науку интересует не сам процесс возникновения  доказательств, его содержание и  управляющие им закономерности, то есть не сам процесс отражения, в  результате которого возникают фактические  данные, которые потом могут стать  доказательствами, а отражаемый объект (в том числе объективная сторона  преступления), его характеристика как общественно опасного, его  видовая принадлежность, определяющая квалификацию преступления и учитываемая  при индивидуализации наказания  виновному. Поэтому можно сказать, что уголовно-правовая наука изучает  не закономерности процесса отражения, к которым относятся и закономерности возникновения доказательств, а  закономерности отражаемого объекта.

В 1973 г. А. И. Винберг  и с Н. Т. Малаховская выступили  с предложением о формировании новой  отрасли науки -- судебной экспертологии. Сформулированное ими определение  экспертологии содержало указание на изучаемые этой наукой закономерности'[68]. Выступая в 1975 г. на заседании Совета ВНИИСЭ с докладом о закономерностях  возникновения и развития научных  основ судебных экспертиз в системе  судебной экспертологии, А. И. Винберг  отметил целесообразность включения  в определение предмета науки, в  том числе и криминалистики, указания на изучаемые ею закономерности объективной  действительности. Эта его позиция  нашла свое закрепление в уточненном определении предмета судебной экспертологии[69]. В 1979 г., характеризуя сущность судебной экспертологии, авторы писали: “Общая теория судебной экспертологии является формой достоверного научного знания о закономерностях (курсив наш -- Р. Б.) и методологии формирования и  развития судебных экспертиз”. И далее: “Теория судебной экспертологии, как  новая отрасль науки, рассматривается  нами в аспекте общей теории конкретной науки как система основных идей, относящихся к области знания, в которой исследуются вопросы  предмета и входящих в него закономерностей (курсив наш -- Р. Б.)...”[70]. Не касаясь  существа этого определения, заслуживающего, по нашему мнению, специального рассмотрения, мы с удовлетворением констатируем близость взглядов указанных авторов  и наших взглядов на определение  предмета науки.

Противоречивую  и путаную позицию по вопросу  о предмете криминалистики занял  Н. Н. Медведев. Касаясь нашего определения  предмета, он в 1970 г. писал: “В этом определении  правильно выражена суть предмета криминалистики, заключающаяся в судебных доказательствах -- их формировании, собирании и использовании  в расследовании и предупреждении преступлений. Однако включение средств  и методов в определение предмета науки представляется необоснованным, ибо, как отмечалось, они не составляют предмет исследования”[71]. Буквально  через несколько строчек автор  объявляет “нецелесообразным указание на изучение закономерностей образования и исследования доказательств, а равно их оценки, потому что определение должно быть кратким и отражающим суть предмета”[72]. Расправившись таким образом со всеми элементами предмета криминалистики, Н. Н. Медведев объявил ее наукой о собирании и использовании доказательств в целях расследования и предупреждения преступлений[73]. Подобное “определение”, по нашему мнению, вообще не требует рассмотрения.

Через год Н. Н. Медведев согласился, что “раскрытие закономерностей  следообразования и формирования показаний  участников события преступления вовсе  не безразлично для науки криминалистики. Процесс познания при расследовании  отправляется от этих закономерностей, поэтому не без оснований Р. С. Белкин относит их к криминалистике, хотя это не обусловливает необходимости  включения названных закономерностей  в определение предмета науки”[74]. Никаких аргументов в обоснование  этого довода Н. Н. Медведев не привел.

Небезынтересно  отметить, что А. Н. Васильев, ранее, как уже отмечалось, категорически  отрицавший, что криминалистика изучает  какие-то объективные закономерности действительности, в 1971 г. вынужден был  признать, что “в криминалистике действительно  имеет важное значение изучение этих закономерностей”[75], а С. П. Митричев в 1973 г. прямо указывает, что “изучая  и обобщая следственную и судебную практику, криминалисты вскрывают взаимосвязь  отдельных фактов, явлений, событий, устанавливают закономерности возникновения  доказательств (выделено нами -- Р. Б.) и  с учетом их разрабатывают наиболее рациональные средства, приемы и методы раскрытия и расследования преступлений”[76]. Из приведенных цитат можно сделать  вывод, что позиции этих авторов  фактически стали ближе к предложенному  нами определению предмета криминалистики, чем к их собственным определениям, которых они по-прежнему придерживались.

В. И. Попов считал положительной стороной предложенного  нами определения предмета криминалистики то, что “оно лаконично охватывает главное в содержании криминалистики с позиций материалистической философии”[77]. Однако он полагал, что в формулировке понятия криминалистики должны найти  отражение главные элементы ее содержания. Руководствуясь этим соображением, он писал: “Советская криминалистика является наукой, которая на основе обобщения  передовой практики советских органов  борьбы с преступностью и привлечения  достижений философских, естественных и технических наук разрабатывает  в рамках уголовно-процессуального  закона рекомендации по собиранию и  исследованию доказательств, по установлению личности и розыску преступников, используемые предварительным следствием, дознанием судом в целях выяснения  истины и претворения ленинского принципа неотвратимости наказания  за совершенное преступление, а также  в целях предупреждения преступлений”[78].

Нам кажется, что  это определение проигрывает  даже при сравнении с традиционным определением криминалистики. Замена в нем указания на криминалистические приемы и средства расследования  и предупреждения преступлений упоминанием  о безликих рекомендациях не только не способствует уяснению сущности науки, на что претендует автор определения, но, наоборот, размывает представление  о ее предмете. В таком виде данное определение может относиться к  судебной статистике, судебной медицине и любой другой науке из группы “обслуживающих” уголовное судопроизводство. Думается, что подобным образом можно  оценить и определение предмета криминалистики, которое предложил  в 1976 г. В. Г. Танасевич. По его мнению, предмет криминалистики -- “это система  средств, приемов и методов деятельности правомочных на то органов по раскрытию  и предупреждению преступлений, состоящая  в выявлении, собирании и исследовании фактических данных, на основании  которых устанавливаются общественно  опасные деяния и виновность лиц, их совершивших, а также принимаются  меры по предупреждению преступлений”[79].

Вызывает сожаление  тот факт, что в указанном определении  В. Г. Танасевич отвлекся от собственных  правильных, на наш взгляд, посылок. Ведь несколько раньше он говорил  о том, что исследование закономерностей  следообразований, связанных с преступлениями, всегда занимало в криминалистике важное место и оказывало большое  влияние на совершенствование деятельности по раскрытию преступлений. Характеризуя же содержание и задачи методики расследования  как раздела криминалистической науки, В. Г. Танасевич высказывался еще более категорично о том, что важнейшей задачей методики расследования является выяснение  закономерностей возникновения  упомянутых выше следов преступления, собирания и исследования их и  на основе криминалистических исследований формулирование конкретных для данной группы преступлений типичных обстоятельств, имеющих значение для дела. Как  видим, предложенное им самим определение предмета криминалистики не стало базой для решения методологических вопросов науки, и автор фактически занял позицию, сходную с нашей.

Ф. Ю. Бердичевский, выразив мнение, что предложенное нами определение предмета криминалистики наиболее удачно из всех существующих, посчитал целесообразным модифицировать его. В его представлении предметом  криминалистики “являются закономерности возникновения информации о преступлении и совершивших его лицах и  основанные на познании этих закономерностей  средства и методы обнаружения такой  информации с целью использования  ее в качестве доказательств по уголовному делу”[80].