История развития отечественной криминалистики

В 1967 г. А. Н. Васильев попытался отойти от традиционного  определения предмета советской  криминалистики, указав, что “лучше определить криминалистику как науку  об использовании данных естественных и технических наук, в частности, физики, химии, механики, биологии, как  и психологии, логики, науки управления и других, в деятельности по расследованию  и предупреждению преступлений, осуществляемой на основе уголовно-процессуального  закона”[24]. Это определение по сравнению  с традиционной формулой предмета криминалистики можно было рассматривать как  шаг назад, ибо оно фактически лишало криминалистику всяких границ, включая в ее предмет любые  научные положения, используемые в  борьбе с преступностью. Судебная медицина, судебная химия, судебная психиатрия, бухгалтерский учет, судебная психология, а вместе с ними логика, кибернетика, криминология и любая другая наука, коль скоро ее данные начинают использоваться в борьбе с преступностью, -- все  они оказываются частями криминалистики. При такой формулировке, кроме  того, “исчезают” и различные виды судебных экспертиз; все они поглощаются  криминалистической экспертизой, ибо  использование данных любой науки  в сфере уголовного судопроизводства объявлялось криминалистикой.

Если А. Н. Васильев попытался безгранично расширить  пределы предмета криминалистики, то М. С. Строгович во втором издании  своего курса советского уголовного процесса вновь выразил мнение об ограничении предмета криминалистики лишь совокупностью научно-технических  средств и приемов работы с  доказательствами. Все остальное  содержание криминалистики он включил  в качестве специальной части  или специального курса в науку  уголовного процесса[25].

Попытки неоправданно расширить или сузить предмет  криминалистики предпринимались и  ранее, однако они не внесли заметных корректив в традиционное представление  о предмете этой науки.

Принятое определение  криминалистики как науки о технических  средствах, тактических приемах  и методических рекомендациях, относящихся  к собиранию и исследованию доказательств, в целях расследования и предотвращения преступлений, отражало состояние криминалистики и ближайшие перспективы ее развития в то время, когда данное определение  складывалось. С этой точки зрения, оно, несомненно, сыграло свою положительную  роль, и было бы по меньшей мере ошибкой  не учитывать этого, однако с позиций  современного состояния криминалистики, современных представлений о  науке вообще и о перспективах развития научного знания существующее определение предмета криминалистики представляется неточным и неполным.

Диалектика развития науки такова, что она неизбежно  заставляет исследователя вновь  и вновь обращаться к определению  предмета науки, каждый раз с новых  позиций, завоеванных познанием. Этот “бесконечный процесс раскрытия  новых сторон, отношений... бесконечный  процесс углубления познания человеком  вещи, явлений, процессов и т. д. от явлений к сущности и от менее  глубокой к более глубокой сущности”[26], по мысли В. И. Ленина, и есть необходимый  элемент диалектики познания. Он писал: “Диалектика как живое, многостороннее (при вечно увеличивающемся числе  сторон) познание с бездной оттенков всякого подхода, приближения к  действительности (с философской  системой, растущей в целое из каждого  оттенка) -- вот неизменно богатое  содержание по сравнению с “метафизическим” материализмом...”[27].

Эти принципы подхода  к изучению объективной действительности, получившие всестороннее освещение  в теории отражения, диктуют необходимость  уточнения и совершенствования  сложившихся понятий и определений. Безусловно, прав П. Копнин, считавший, что “предмет самых различных  наук непрерывно подвергается изменению  в связи с ростом знания, прогрессом общественного развития в целом. Во многих областях современной науки  происходят самые жаркие дискуссии  о предмете и содержании этих наук. Такой процесс не случаен, и касается он не только новых областей знания вроде кибернетики, но и давно  сложившихся, таких, как математика, физика, химия, биология и другие”[28]. Совершенно естественно и то, что  этот процесс не мог не коснуться  и криминалистики, весьма бурно развивающейся  в последнее время.

Определение предмета криминалистики нуждалось в пересмотре, во-первых, потому, что оно было неполным, ибо не отражало целого ряда “традиционных” сторон предмета криминалистики, таких, например, как изучение способов совершения преступлений, различных механизмов следообразования, не охватываемых понятием средств, приемов и методов работы с доказательствами.

Определение предмета криминалистики нуждалось в пересмотре, во-вторых, -- и это главное -- потому, что оно не соответствовало современным  требованиям, которые предъявляются  к определению предмета науки  как формы отражения человеком  объективной действительности, как  области знания.

С позиций логики, как справедливо указывает А. И. Ракитов, “науку можно рассматривать  как систему знаний о законах  и основных свойствах определенной предметной области, подтвержденных данными  эксперимента и наблюдения и фиксированных  в определенной знаковой системе -- языке науки. В качестве единицы  научного знания могут выступать  отдельные предложения или группы предложений, сформулированные на соответствующем  языке науки и содержащие информацию о свойствах основных объектов. Если согласиться с тем, что основное отличие научного знания от обычного здравого смысла заключается в том, что первое выражает знания о законах, а второй дает лишь сведения о неустойчивых предметно-ориентировочных связях, то следует признать, что содержанием  и главной целью любой системы  научных знаний является формулирование тех или иных законов для избранной  системы объектов”[29]. Еще более  четко эту мысль выразил академик Кедров: “Очевидно, что любая наука  вообще, если только это подлинная  наука, а не скопище фактов, не свалка эмпирического материала, изучает  и явления, и сущность своего предмета, следовательно, имеет дело и с  фактами, и с законами, причем открытие законов соответствующих явлений  составляет важнейшую задачу всякой науки”[30].

Следует отметить, что уже в то время, когда еще  только складывалось ставшее впоследствии традиционным определение предмета криминалистики, некоторые авторы выдвигали  положения, идущие вразрез с обычными представлениями о предмете криминалистической науки. Так, И. Н. Якимов, наряду с упоминавшимся  определением криминалистики, отмечал, что криминалистика должна иметь  своим предметом “те изменения  в природе и соотношении материальных вещей, которые являются следствием приложения к ним преступной воли”[31]. В. Громов, не возражая против того, что  предметом криминалистики признаются способы и приемы расследования, в то же время упоминал, что эта  наука должна заниматься и наиболее правильным “организационным построением” всего процесса расследования, “установкой  методов уголовно-исследовательской  работы”[32]. Б. М. Шавер же прямо указывает, что “в криминалистике мы должны и  можем установить и устанавливаем  целый ряд закономерностей, которые  обеспечивают нам более успешное отыскивание доказательств”[33]. Это  положение позже было констатировано Е. У. Зицером: “Примерно с 1940 г. оказалось  возможным перейти к выявлению  общих закономерностей, присущих этой науке (криминалистике -- Р. Б.) и представляемой ею судебной экспертизе. Первый шаг  в этом направлении сделал С. М. Потапов. Им были определены общие для всех видов криминалистической экспертизы и следствия принципы криминалистической идентификации”[34]. К сожалению, эти  идеи не получили в дальнейшем своего развития.

Позднее, в 1952 г., соглашаясь в целом с определением предмета криминалистики, предложенным А. И. Винбергом, С. П. Митричев в то же время считал основным недостатком подобных определений  то, что в них центр тяжести  переносился на приемы и способы  расследования. Таким образом, отмечал  он, средства, приемы и способы принимались  за предмет криминалистики, в то время как никогда, ни в какой  науке способы и приемы не являлись самостоятельной целью науки, -- они  являлись только средством для достижения других целей науки[35].

Средства, приемы и  методы работы с доказательствами относятся  к предмету криминалистики, но они  не исчерпывают всего содержания этого предмета. Изучение и разработка средств и приемов предполагают знание тех сущностных отношений, которые  вызвали их к жизни или диктуют  их разработку и применение. Средства, приемы и методы работы с доказательствами -- это проявление какой-то сущности, исследование которой и составляет основную часть предмета криминалистики.

Понятие есть сущность предмета[36], значит, понятие предмета науки должно отражать его сущность, а не только явления. Такой сущностью  становится закон, т.е. “прочное (остающееся) в явлении... идентичное в явлении... отношение сущностей или между  сущностями”[37]. Закон -- это связь  явлений, но не любая связь, а необходимая, общая, устойчивая, повторяющаяся, существенная связь. Поскольку закон выражает глубинные, существенные связи, отношения, стороны действительности, он не лежит  на поверхности и не дан непосредственно  в чувственном восприятии[38]. Его  познание и составляет центральную  часть всякого научного познания. “Научное познание действительности тем отличается от донаучного, -- правильно  отмечает В. Н. Голованов, -- что оно  есть познание законов, то есть познание действительности согласно ее необходимости, познание сущностных явлений”[39].

Законы науки  суть отражения, идеализированные образы объективных закономерностей развития природы и общества. Результаты познания этих закономерностей, то есть проникновения  в сущность процессов развития, -- раскрытие того общего, что присуще  многообразным формам материи. “...Закон  и сущность, -- писал В. И. Ленин, -- понятия однородные (однопорядковые) или вернее, одностепенные, выражающие углубление познания человеком явлений, мира...”[40]. Существование конкретной науки как самостоятельной области  знаний оправдано только в том  случае, если предметом ее изучения являются те или иные объективные  закономерности действительности. Указание на эти закономерности как на предмет  познания и составляет существенную часть определения предмета всякой науки.

Не случайно поэтому  современные определения предметов  частных наук на первый план выдвигают  указание на изучаемые этими науками  объективные закономерности. “Различные частные науки, -- пишет Т. Павлов, -- рассматривают сейчас предметы прежде всего в их структурном составе  и структурных закономерностях”[41]. Вот как по этому принципу формулируется, например, определение предмета теории информации: “Теория информации, -- пишет Г. Г. Вдовиченко, -- наука, изучающая  закономерности описания, переработки, хранения и передачи информации”[42]. Наконец, еще одно определение предмета -- теории вероятностей: “Закономерности, относящиеся к различным средним  характеристикам, к повторяемости  случайных отклонений данной величины и т. п., -- указывает Л. З. Румшиский, -- изучаются специальной математической наукой -- теорией вероятностей”[43].

Требование научного формулирования предмета исследования полностью относится и к криминалистике. Мы полагаем, что определение предмета криминалистики прежде всего должно содержать указание на изучаемые  этой наукой объективные закономерности действительности. Средства, приемы и  методы собирания и исследования доказательств по своей сущности не могут быть такими объективными закономерностями. Они -- результат  проявления закономерностей в практике доказывания. В то же время процесс  научной разработки средств и  приемов работы с доказательствами есть результат отражения объективных  закономерностей доказывания в  науке, в законах науки. Средства, приемы и методики собирания, исследования, оценки и использования доказательств  допустимо рассматривать в качестве одного из элементов предмета криминалистики, как “явление сущности”, как часть  предмета только в том смысле, что, будучи результатом научных исследований, они изучаются наукой с целью  их усовершенствования, проверки эффективности, пригодности и т. п.

Криминалистика  возникла и развивается как наука, способствующая раскрытию, расследованию  и предупреждению преступлений. Не случайно поэтому закономерности, составляющие предмет криминалистики, лежат в  сфере судебного исследования, то есть деятельности органов дознания, следствия, суда, экспертных учреждений по установлению истины в процессе судопроизводства. В качестве таких  закономерностей нами были названы  закономерности возникновения, собирания, исследования, оценки н использования  доказательств. Их познание составляет одну из задач криминалистической науки; познанные, они получают отражение  в законах криминалистики, в ее категориях и систематике (классификациях, структурах, системах). Познание содержания и проявления этих закономерностей  позволяет осуществлять целеустремленную разработку технико-криминалистических средств, тактических приемов и  методических рекомендаций по работе с доказательствами, организации и планированию предварительного расследования, судебного следствия и предотвращения преступлений. Познание содержания и проявления этих закономерностей позволяет также отграничить криминалистику от смежных наук и в то же время выяснить характер ее связи со смежными науками.

Руководствуясь  этими соображениями, мы предприняли  попытку определить по-новому предмет  советской криминалистики, указав в  определении закономерности объективной  действительности, которые изучает  эта наука[44]. Правда, следует признать, что одно из первых предложенных нами определений предмета криминалистики, сформулированное на основе новых представлений  о предмете науки вообще, не содержало  указания на средства и методы судебного  исследования, как на элемент предмета криминалистики[45]. Однако допущенная ошибка вскоре была исправлена. В 1968 г. нами сформулировано следующее определение  предмета советской криминалистики: криминалистика -- наука о закономерностях  возникновения, собирания, исследования, оценки и использования доказательств  и основанных на познании этих закономерностей  средствах и методах судебного  исследования[46] и предотвращения преступлений[47].

Новое определение  предмета криминалистики стало предметом  научной дискуссии в юридической  литературе и на всесоюзных конференциях криминалистов в Харькове (1969), Свердловске (1970), Москве (1972), Минске (1973). Можно с  удовлетворением констатировать, что  большинство участников дискуссии  присоединилось к позиции автора данного определения. Это определение  предмета криминалистической науки  легло в основу ряда теоретических  конструкции И. М. Лузгина, исследовавшего методологию процесса расследования[48], Г. Г. Зуйкова, разработавшего основы криминалистического  учения о способе совершения преступлений, М. Я. Сегая, построившего но типу предложенного  нами определения предмета криминалистики определение предмета судебной идентификации[49], В. Ф. Орловой, основывающей на данном нами определении свою конструкцию теории судебно-почерковедческой идентификации[50], и ряда других авторов. На базе этого  определения предмета криминалистики стали формулироваться и определения  предметов ее составных частей. Так, А. Р. Шляхов соответственно определял  предмет криминалистической техники: “Предмет криминалистической техники  составляют закономерности, обусловливающие  происхождение и природу доказательств, а равно и методы их обнаружения, изъятия, фиксации и исследования”[51]. Аналогичную мысль высказал и  З. Я. Кирсанов, отметив, что “технико-криминалистические методы, средства и приемы базируются на специфических закономерностях, исследуемых наукой криминалистикой” [52].