Когнитивная метафора и когнитивная метонимия

Явления и объекты окружающей человека действительности обладают количественными и качественными характеристиками, которые отображаются человеческим сознанием как неотъемлемая часть данной структуры. Степень проявления признаков фиксируется в наиболее частотном из значений как обобщенный показатель, свойственный данному классу объектов в целом.

Обратимся к теории метафоры Лакоффа, которая проиллюстрированна на примере реализации перекрестного концепта «Love is a journey» (любовь это путешествие): ученый наглядно продемонстрировал, как понятийное поле «путешествия» в результате определенных когнитивных процессов, которые он называл mapping, накладывается на понятийное поле любви

В понимании Лакоффа, метафора, прежде всего, явление концептуального свойства, что он демонстрирует на примере следующих выражений, принадлежащих к разговорной речи: Наши отношения зашли в тупик; Посмотри как мы далеко зашли; Это был длинный и неровный путь; Мы никак не можем повернуть назад. В данном случае концепт любви представлен как концепт путешествия, со всеми поверхностными маркерами (локативами) этого концепта: использования глаголов движения, локативов, характеризующих пространство (тупик, долгий путь и т. д), структурных локативов. Лакофф подчеркивает, что аналогия концептов любви и путешествия зиждется не на грамматических и лексических соответствиях, а на концептуальных. Для пояснения концептуальных соответствий Лакофф вводит термин метафорический сценарий  [Лакофф Д., 1995, 154].

Возлюбленные путешествуют совместно, их общая жизненная цель является конечной точкой их путешествия. Их взаимоотношения являются средством передвижения до тех пор, пока они позволяют продвигаться по направлению к совместной цели. Путешествие не простое. На пути встречаются препятствия, развилки и перекрестки, где необходимо принимать решения, по какой дороге идти и стоит ли идти вместе

В данном случае вмешиваются и более глубинные соответствия, те архетипичные представления модели мира, где путь – это не только линия, соединяющая срединный мир с царствами богов и мертвых, но и воплощение представления о жизненном пути от зарождения до смерти. На эти соответствия косвенно указывает и сам Лакофф, когда привлекает для иллюстрации отдельных положений своей теории произведение, в значительной мере построенное на древней символике, начало «Божественной комедии» Данте, строчки: «Земную жизнь, пройдя до середины, я очутился в сумрачном лесу».

В качестве исходного пункта Дж. Лакофф перечисляет несколько традиционных утверждений о метафоре, которые он считает ложными, а именно:

1) Любой предмет можно понимать  буквально, без метафоры.

2) Самое распространенное употребление  метафоры — в поэзии.

3) Метафоры — только языковые  выражения.

4) Метафорические выражения по своей сущности не правдивы. Только буквальный язык может быть правдивым [Лакофф Д., Джонсон М., 1990, 115].

Дж. Лакофф и М. Джонсон приводят примеры из повседневного языка, чтобы оспорить эти утверждения, и делают следующие выводы.

- Метафора – важный механизм, при помощи которого мы понимаем абстрактные понятия и рассуждаем о них.

- Метафора по природе – не  языковое, а концептуальное явление (имеется в виду принципиальное  для Лакоффа и Джонсона понятие  концептов как принципов, организующих  человеческое восприятие).

- Метафорическое понятие основано  на неметафорическом понятии, т. е. на нашем сенсомоторном опыте.

- Система общепринятых концептуальных  метафор главным образом неосознаваема, автоматична и употребляется  без заметного усилия. То есть, когда мы говорим, что кто-либо в плохом настроении, мы не думаем сознательно о состоянии человека (настроении) как вместилище.

- Метафора основана скорее на  соответствиях в нашем опыте, чем на логическом сходстве. «Область-источник»  и «область-цель» не связаны по своему существу.

- Система метафор играет большую  роль, как в лексиконе, так и в грамматике языка.

- Метафора в поэзии – это, большей частью, расширение нашей  общепринятой системы метафорического  мышления [Лакофф Д., Джонсон М., 1990, 143]. Метафору можно понимать, как перенос из области-источника (в данном случае «путешествие») в область-мишень (в данном случае «любовь»). По сравнению с областью-мишенью область-источник обычно:

- интуитивно понятнее,

- конкретнее,

- известна скорее всего через непосредственный физический опыт (некоторые области более центральны в нашем опыте, например, восприятие пространства),

- легче передается одним человеком  другому (легче указывать на окружающие  физические предметы, чем на абстрактные  сущности).

Можно сказать, что метафоры представляют собой мост от знакомого к незнакомому, от очевидного к менее очевидному.

Важно заметить, что, согласно данной теории, метафоры могут быть выражены разными способами – не только языком, но и жестами, и культурными обычаями. Изучение метафор поэтому может пролить свет на более широкую тему связи между языком и культурой.

Современная когнитивная лингвистика считает метафору не тропом, призванным украсить речь и сделать образ более понятным, а формой мышления. В коммуникативной деятельности метафора – важное средство воздействия на интеллект, чувства и волю адресата. Соответственно для ученого анализ метафорических образов – это способ изучения ментальных процессов и постижения индивидуального, группового (партийного, классового и др.) и национального самосознания. Именно поставленные выше проблемы и решаются в настоящей главе, которую можно рассматривать в качестве своего рода введения в теорию и практику изучения современной политической метафоры как одного из активно развивающихся направлений когнитивной социолингвистики.

Рассматривая когнитивные аспекты использования метафор, следует отметить, что метафора обычно рассматривается как видение одного объекта через другой. В когнитивных процессах сложные непосредственно ненаблюдаемые мыслительные пространства соотносятся через метафору с более простыми, хорошо знакомыми мыслительными пространствами (например, экономические и политические события сравниваются с играми, спортивными соревнованиями, производственные конфликты с войной и т. д., а любовь – с болезнью, путешествием, отравой, пожаром и др.).

Целый ряд универсальных объяснительных схем отражается в когнитивных метафорах. Результаты многочисленных исследований дают основания когнитологам считать, что метафора является одним из основных средств порождения нового знания. По мнению Дж. Лакоффа, привлечение метафоры для понимания опыта — один из важнейших триумфов человеческого мышления [Лакофф Д., 1995, 124]. Рациональное мышление в значительной мере опирается на метафорические модели. Любой адекватный подход к рациональности требует использования воображения, а воображение неотделимо от метафорического рассуждения.

Интересно обратиться также к мнению Р. Якобсона, который особую роль видит в индивидуальных особенностях человека, деконструирующего метафору, в частности, его когнитивная доминанта, о которой писал Р. Якобсон в статье «Два аспекта языка и два типа афатических нарушений» и в ряде других статей, где он определял различия между двумя основными типами творчества, в зависимости от преобладающей когнитивной доминанты у автора [Якобсон Р.О., 1990, 119]. На основе данных психолингвистики, он предложил свой подход к определению различий между прозой и поэзией, между романтическим и реалистическим типом творчества, взяв за основу структурные различия между метафорой и метонимией. Хотя, по мнению Якобсона, в каждой метонимии есть следы метафоры, а в каждой метафоре – следы метонимии, они различны по своей грамматической структуре. Данные психолингвистики показывают, что основой метафоры является номинация и замещение, а в основе метонимии – предикативные отношения, конструирование связного текста [Якобсон Р.О., 1990, 195].

Таким образом, когнитивная метафора является важным фактором развития сознания человека. Когнитивная метафора имеет ряд характерных свойств, учет которых позволяет осуществлять их верные интерпретации.

1. Когнитивная метафора носит  системный характер. Дж. Лакофф и  М. Джонсон считали, что метафорические  репрезентации концептов носят  системный характер. В этой связи они определили целый ряд когнитивных метафор, моделей, действующих в человеческом сознании (любовь - путешествие).

2.  Когнитивная метафора позволяет  осмыслить концепты, отстоящие сколь  угодно далеко от исходно принятых.

3. Когнитивная метафора позволяет осмыслить одни концепты с опорой на другие, служащие эталоном. М. Минский утверждает, что аналогии, основанные на когнитивной метафоре, «дают нам возможность увидеть какой-либо предмет или идею как бы в свете другого предмета или идеи, что позволяет применить знание и опыт, приобретенный в одной области, для решения проблемы в другой области» [Минский М., 1995, 291-292]

Иными словами, когнитивная метафора обеспечивает концептуализацию неизученного объекта по аналогии с уже сложившейся системой понятий.

1.3. Слово и образ. Метонимия как образный инструмент характеристики и познания явлений

Словесной художественный образ, как всякий художественный образ, это, во-первых, результат творчества писателя, который отбирает необходимые языковые средства и организует их в текст для выражения своей мысли. Во-вторых, писатель словами изображает картину жизни так же, как художник рисует красками на полотне. Но слова языка, в отличие от красок, имеют лексическое значение, то есть уже несут в себе смысл: называют предметы и их свойства, сообщают о действиях и состояниях. И потому мы воссоздаем в воображении картину, нарисованную средствами языка, и проникаемся эмоцией, которой картина окрашена. В-третьих, слова в произведении приобретают более широкий и глубокий смысл, чем в лексиконе, так как здесь становятся значимыми все стороны языка. Поэтому изображенная картина несет в себе мысль и чувство автора: она эстетически значима, обращена к нашим чувствам, открывает нам нечто новое в жизни, чего мы не знали. И,  зная эти три свойства художественного образа,  встретив метафору или сравнение, мы направляем свое внимание на то, как созданный писателем образ помогает увидеть картину и понять мысль автора, то есть можем понять смысл текста.

При чтении стихотворения Лермонтова «Бородино» полезно обратить внимание на роль метонимии.  Читатели представляют себе картину боя и старого солдата-рассказчика, проникаются чувством патриотической гордости за богатырей прошлого и не могут не заметить, что изображение кажется особенно живым, в том числе и потому, что некоторые слова употреблены в переносном значении. Что значит чужие изорвать мундиры

/ О русские штыки? Ясно, что слова  употреблены в значении «дать  бой». В бою, конечно, будут изорваны  мундиры, то есть называется один  из признаков боя, не самый главный. Это не метафора, где перенос значения осуществляется на основе сходства, а метонимия– троп, основанный на связи между явлениями. Между рукопашным боем и изорванными мундирами есть не сходство, а связь, называется признак вместе явления. Но зато как наглядно, конкретно мы представляем себе рукопашный бой и чувствуем, что это речь свидетеля и участника события, не понаслышке рисующего картину битвы.

А вот еще  метонимия: Тогда считать мы стали раны... То есть считать потери – раненых, убитых. Потери – слово отвлеченное, а раны – конкретное, их можно наглядно представить себе, остро почувствовать тяжелую цену победы. Это слова участника битвы, он с болью вспоминает павших товарищей. Каков же смысл этих образных выражений, какую мысль передает поэт с их помощью? Рассказчик в стихотворении – простой солдат, его речь несет признаки разговорного языка (У наших ушки на макушке; / Забил заряд я в пушку туго / И думал: угощу я друга! / Постой-ка, брат, мусью...), а метонимии, вместо отвлеченных слов называя конкретные признаки, помогают создать образ участника сражения, вспоминающего живые события.  Метонимии активизируют воображение читателя, помогают проникнуться настроением рассказчика, вместе с ним пережить главное событие его жизни. Лермонтов пишет: Недаром помнит вся Россия / Про день Бородина! Что это за день Бородина – нет такого в календаре! Бородино – село, возле которого произошла решающая битва в Отечественной войне 1812 года. Значит, вместо выражения «день, когда произошло сражение при Бородине», употреблено день Бородина, но насколько энергичнее это звучит! Помнит вся Россия вместо помнят все люди в России – опять метонимия , которая придает речи мощь, делает ее более торжественной, краткой и убедительной. И еще: сражен булатом, Он спит в земле сырой. Булат – материал, из которого делались клинки, слово с оттенком архаизма. Вместо предмета – материал – снова   метонимия. Слова эти не только конкретно говорят о гибели полковника, но и звучат более возвышенно, торжественно, чем слово убит, а полковник приобретает черты былинного богатыря.

Рассмотрим еще одно стихотворение – пушкинскую «Песнь о вещем Олеге». Речь идет о легендарной старине, и потому в стихотворении много архаизмов. А почему мы постоянно встречаемся с метонимией ? Какую роль она играет? Их села и нивы за буйный набег / Обрек он мечам и пожарам... Вместо «страну», «землю» – села и нивы, часть вместо целого (синекдоха – разновидность  метонимии). Вместо «выступил в поход», «пошел войной» – обрек мечам и пожарам, – опять часть, конкретные детали вместо целого.  Метонимия играет здесь знакомую нам роль – конкретизирует картину, и мы представляем себе хазарские села и нивы, охваченные огнем войны.

Вся беседа Олега с волхвом тоже насыщена метонимиями. И скоро ль, на радость соседей-врагов, / Могильной засыплюсь землею? – вместо «скоро ль я умру?» – внешний признак вместо события. Грядущие годы таятся во мгле – вместо «события, которые произойдут в грядущие годы». И синего моря обманчивый вал / В часы роковой непогоды, / И пращ, и стрела, и лукавый кинжал / Щадят победителя годы... – слова в прямом значении сказали бы о том, что Олегу не суждено ни утонуть, ни быть убитому в честном бою или коварным врагом. Волхв не называет Олега по имени, заменяя имя перифразом (это тоже вид  метонимии).воитель, победитель, могущий.  Метонимия вместе с другими образными средствами языка, например, сравнениями и эпитетами (Вдохновенный кудесник; И кудри их белы, как утренний снег / Над славной главою кургана), помогла опоэтизировать утро Руси.