Парадигма транзита и ее критика в социологической и политологической литературе

законодательной и судебной властей.

     При этом во многих странах третьей волны сохраняются атрибуты демократии –

     конституции, декларирующие демократические принципы,

     выборы, создающие видимость конкуренции, множественность политических партий, как бы демонстрирующая фасад многопартийности и так далее.

Застой демократизации в рамках ее современной третьей  объясняется 

     следующими факторами:

     1) слабостью социальной базы либерального демократического транзита,

     проявляющегося в слабости среднего класса, его незначительности (или

     недостаточного удельного веса в социальной структуре общества)

     2) слабостью и недостаточной структурированностью гражданского общества

     3) отсутствием эффективной многопартийной системы при наличии множества

     мелких политических партий, которые не в состоянии создать реальную

     действительную оппозицию и мобилизовать граждан для обеспечения

     эффективного контроля за властными структурами

     4) крайне слабой распространенностью среди граждан либеральной

     политической культуры.

Вместе с тем, в отличие  от предшествующих десятилетий учеными не      наблюдаются и тенденции к новой глобальной волне отката от демократизации.

Во-первых, пишет Даймонд, этому способствует новая международная    обстановка. Если до второй половины 80-х гг., в условиях противоборства двух мировых систем и двух сверхдержав авторитарные режимы могли политически лавировать в этом противоборстве, а либеральный Запад еще мог как-то оправдать легитимность авторитарных режимов в борьбе с мировым коммунизмом, то с крахом Восточного блока и распадом СССР этот внешний фактор легитимации авторитаризма практически сведен на нет.

     Во-вторых, в большинстве стран, охваченных третьей волной демократизации,

     отсутствуют сильные авторитарные движения, которые пользовались бы

     поддержкой значительной части населения. В-третьих, во многих

     странах отсутствует эффективная идеология, которая могла бы

    легитимизировать возникший авторитарный режим и обосновать полный откат от

демократизации.

С учетом всего вышесказанного, Даймонд делает вывод о наличии квазидемократических режимов, которые пришли на смену многих бывших тоталитарных и авторитарных режимам. Он считает, что в настоящее время было бы преждевременно говорить о завершении третьей волны демократизации. Подобно тому, как с 1974 года на протяжении почти трех десятилетий неравномерно проходил коллаж авторитарных режимов, точно также и неравномерно протекает процесс становления и укрепления демократических институтов, а также рост противоположных  антидемократических тенденций, обусловливающих пропасть между  электоральной и либеральной демократией.

Электоральные квазидемократии, по мнению ученого, которые находятся на    различных стадиях приближения к либеральным демократиям, так или иначе представляют собой шаг вперед по сравнению с предшествующими. Глобальный характер современной волны демократизации не исключает в отдельных странах попятного движения к  авторитаризму. В целом же современная демократическая волна, именно вследствие своего глобального характера, носит длительный, затяжной и противоречивый характер. Поступательный характер демократических процессов в переходных обществах потребует не одного десятилетие и будет зависеть от сочетания      множества внутренних и внешних факторов.

1.2. Критика парадигмы транзита в западной социологической и политологической литературе

В западной социологической  и политологической литературе критика транзитологической парадигмы представлена в работах Т. Кэросэрса²⁶, С. Коэна²⁷ и Т. Грэхэма²⁸. Российский ученый Ф. Казин определяет данных авторов как представителей академического направления критики  транзитологии²⁹. По мнению Казина, основной тезис академического направления критики  транзитологии  состоит в том, что  к концу 90-ых годов  XX века  концепция   глобального «переходного периода» или «третьей волны»,  исчерпала свой аналитический потенциал  и  будучи использованной американским политологическим сообществом  для  анализа  трансформаций в Центральной и Восточной Европе  по сути представляла собой не анализ,  а  идеологию. В течение  последнего десятилетия ХХ века желаемое выдавалось за действительное: в то время, как американские аналитики твердили  о  демократизации, а также  социально-экономической и политической модернизации происходило обратное  - перерождение и реанимация авторитарных режимов на новых началах,  социальная поляризация и  экономическая демодернизация. 

С. Коэн полагает, что причиной игнорирования  реальности американскими экспертами стала их политическая ангажированность.  США всемерно поддерживали и развивали миф  о глобальной демократизации, так как  он способствовал закреплению их гегемонии  после окончания холодной войны.  Теория транзитологии сыграла, таким образом, роль интеллектуального прикрытия для американской  внешней политики.  Т. Кэросэрс высказывается  по этому поводу более сдержанно,  говоря лишь, что  концепция, мобилизованная в  конце 80-ых-начале 90-ых  годов для   осмысления событий в мире и обоснования американской политики «мировой демократической революции»,  устарела и требует пересмотра.

Ф. Казин подчеркивает два принципиальных момента, уяснение которых дает представление  об идеологии, стоящей за академическим направлением критики транзитологии:

1. Оба автора, по мнению ученого, критикуют  современную реальность в «переходных» странах с точки зрения ее соответствия  целям построения устойчивой демократии.  Они не только отмечают отсутствие  социального единства,  гражданского общества, рыночной экономики, реально работающих правовых механизмов и так далее, но и последовательное ухудшение ситуации в этих сферах, что  прямо противоречит образу восхождения  от авторитаризма к демократии.  Т. Кэросэрс вводит термин – политическая «серая зона», обозначающий некий промежуток, в который попадает большинство стран, вставших на путь   реформ, но не добившихся успеха. Исследователь относит к «серым зонам» Белоруссию, Россию и Украину. Таким образом, в терминах академического направления  критики транзитологии  восточнославянские государства  по результатам эпохи трансформации  90-ых годов  оказываются в «серой политической зоне», что,  по мнению сторонников указанной   концепции, необходимо честно признать.

2. Само понятие «серая  зона»  является метафорой, отражающей наличие еще «черной» и «белой» зон, то есть пространств устойчивого тоталитаризма и демократии. Переход из первого во второе, то есть  достижение стандартов западноевропейской или американской демократии,  в принципе возможен, однако не для всех. В этом важнейшее  отличие позиции  Т. Кэросэрса от  ортодоксальной доктрины транзитологии.  С. Коэн, со своей стороны, считает, что   именно стремление модернизировать Россию по американской модели  стало одной из причин провала проекта.  Сказанное означает, что авторы,   каждый по-своему, отрицают лишь всеобщность парадигмы как  идею о том, что все страны способны трансформироваться по западной модели. Кэросэрс полагает, что  государства «серой зоны» навсегда в ней останутся (западный демократический эталон достижим не для всех), а С. Коэн пишет, что выходом для России может быть отказ от трансформационной  стратегии, навязанной России в начале 90-ых годов американским эстаблишментом  на основании идей Вашингтонского консенсуса (радикальный монетаризм отнюдь не единственный возможный путь трансформации). В то же время, оба автора фактически  констатируют  консервацию  разделения мира на более и менее продвинутые регионы с точки зрения стандартов демократии.

Идейный смысл академического направления критики транзитологии Ф. Казин видит  прежде всего в преимущественной обеспокоенности авторов проблемой аналитической несостоятельности американской политологии, а не социально-экономическими и политическими кризисами в изучаемых  странах (особенно у Т. Кэросэрса).  С другой стороны, как отмечает Казин, С. Коэн  вполне открыто пишет, что речь идет не о научной слабости американского академического сообщества,  а о намеренной подмене анализа идеологией и пропагандой.  Казин подчеркивает, что, анализируя подтекст современной академической критики транзитологии,  нельзя не обратить внимание на то, что она появляется в тот момент, когда кризис, к которому привела политика  «либерального большевизма» в России, становится абсолютно очевидным. Полэтому, считает Ф. Казин, идейный смысл трех работ – Коэна, Кэросэрса и Грэхэма – состоит в  призыве отказаться от иллюзий и признать, что в результате двенадцати лет постсоветского развития Россия, наряду с целым рядом других «переходных» стран, оказалась в «серой политической зоне» (а также экономической, идейной и так далее).   Каждый из авторов   вносит  свой вклад в эту констатацию:

1.      Т. Грэхэм: США более не воспринимают Россию как равного партнера, так как последняя слаба политически, экономически и стратегически.

2.     С. Коэн: Теория и практика транзитологии стала  в лучшем случае прикрытием, а в худшем – рецептом социально-экономической и политической катастрофы в России 90-ых годов.

3.     Т. Кэросэрс: Надо смириться с тем, что  лишь меньшинство стран когда-либо  успешно завершат процесс  демократического транзита, а большинство (в том числе Белоруссия, Украина и, возможно, Россия) навсегда останутся в «серой политической зоне».

Охарактеризовав академическое  направление критики транзитологии, Ф. Казин делает вывод, что  искать выход    из тупика, обозначенного американскими политологами,  следует на пути преодоления системы координат транзитологической парадигмы. Он считает, что ее аналитическая ограниченность должна быть показана иначе, чем это делают  Кэросэрс и Коэн, которые, критикуя транзитологию, все же  остаются  в рамках ее методологии.  Они отнюдь не отказываются от  основной установки, утверждающей, что относительный идеал демократии достигнут на Западе, а успех или неуспех демократического транзита в каком-либо обществе определяется степенью приближенности к нему.   

Глава 2   Парадигма транзита в российской социологической и политологической литературе

Отечественные социологи  и политологи высказывают самые  разные мнения о том, применима ли парадигма транзита как аналитическая  модель  для описания процессов, происходящих в современном российском обществе.

Российский исследователь А. Мельвиль выделяет следующие проблемы и теоретико-методологические вопросы, стоящие, по его мнению, перед транзитологией³⁰:

• есть ли достаточные основания для того, чтобы конкретные и каждый раз индивидуальные случаи переходов от недемократического правления к развитию демократических институтов и практик в разных странах и регионах в течение последней четверти века, среди которых было много неудачных попыток, причислять к одной волне
• какова сравнительная роль внешних и внутренних обстоятельств в инициировании и осуществлении демократических транзитов и как они влияют на результат
• какие факторы и обстоятельства  способствуют/препятствуют успешному завершению демократических транзитов и консолидации «новых демократий»
• какую роль играют массовые политические ценности и ориентации в процессе демократических транзитов и консолидации «новых демократий»
• допустимо ли рассматривать процессы посткоммунистической трансформации в России и в других независимых государствах в общем теоретико-методологическом контексте поставторитарной демократизации или же феномен посткоммунизма своей спецификой выделяется из этого ряда

А. Мельвиль хотя и придерживается парадигмы транзита, но считает, что невозможно выделить какую-либо одну трансформационную модель, которая сможет охватить реальное многообразие сложных и многомерных процессов, относящихся к современной демократической волне и являющихся результатом действия разнообразных внешних и внутренних факторов. Цель научных изысканий в этой области ученый видит в другом – выявить связи и последовательность некоторых фаз в определенном классе реальных общественных процессов и еще обнаружить некоторые характерные закономерности наиболее эффективных переходов к демократии. Демократические транзиты по Мельвилю не означают гарантированного перехода к демократии и тем более ее консолидации. Под термином «демократический транзит» Мельвиль понимает «…полиморфные процессы перехода от одного общественного и политического состояния к другому, причем в качестве конечного пункта вовсе не обязательно выступает демократия. Однако такие процессы характеризуются влиянием общих международных и в значительной сфере глобальных факторов...»³¹. Именно это, полагает ученый, и позволяет рассматривать многообразные по своему характеру и результатам конкретные демократические транзиты, пусть так и не пришедшие к конечному пункту консолидированной демократии – идеалу, к которому надо стремиться и который может никогда не быть достигнут.

Мельвиль предлагает  два подхода  для анализа проблемы демократического транзита: структурный  и процедурный. Структурный подход подразумевает учет преимущественно социально-экономических и культурно-ценностных предпосылок и условий, способствующих (препятствующих) закреплению демократических институтов и норм. Процедурный подход сосредоточен на анализе особенностей и последовательности конкретных решений и действий, осуществляемых ограниченным кругом инициаторов и непосредственных политических участников процесса демократизации. Мельвиль также использует аналитическое различение двух фаз в логике демократического транзита: фазы «учреждения» демократии (транзита как такового, включающего либерализацию и демократизацию режима) и фазы «консолидации» демократии. Оптимальным Мельвиль считает синтез структурного и процедурного подходов, выраженный  с помощью методологии  «воронки причинности»³². Использование «воронки причинности», полагает ученый, обусловит осуществление полифакторного анализа демократического транзита, последовательно сужающего фокус внимания от макро- до микро уровней. В обобщенном виде теоретико-методологическая модель анализа структурных и процедурных факторов, влияющих на ход демократического перехода, может  быть выражена через две разнонаправленные «воронки причинности»³³: