Феноменология культуры

   Итак, предметный  смысл схватывается в идеации. По-другому ее можно определить как категориальную интуицию, позволяющую “экономно” осуществлять сложнейшие отождествления в сфере того, что Гуссерль в своем позднем сочинении “Опыт и суждение” определял как “категориальную артикуляцию” или “предикативную очевидность”, как интуитивную возможность оперировать далекими от созерцания понятиями. В представлении о характере идеации Гуссерль расходится с Кантом, который отделял категориальные формы от интуитивных. Интуитивные данности, согласно кантовской трансцендентальной теории, связываются посредством схематизма воображения, который первичен по отношению к схематизму трансцендентальной дедукции, связывающей категории. Это значит, что, согласно Канту, мы видим раньше, чем понимаем. Для Гуссерля  принципиально то, что сущность видимого и мыслимого может схватываться сознанием одновременно, например, в восприятии, которое является вполне полноценной формой сознания именно в силу  полноты представленной в нем сущности предмета. В этом заключается определенный вызов феноменологов: неужели, когда я вижу за окном пейзаж (как, например, фрагмент петербургского зимней загородной природы), я осознаю его так глубоко и полно, что рефлексия ничуть не продвинет меня в понимании того, что именно мне представлено в непосредственном созерцании. Конечно, рефлексия дополнит, углубит, может даже изменит это первое впечатление от увиденного. Но само по себе данное в восприятии будет осуществляться вновь и вновь устойчивым образом. А рефлексия будет только прикладываться к этой картинке как необязательное, но весьма ценное и уникальное дополнение. Именно из такого рода приложений к тому, что мы видим, состоят всякая наука и всякое искусство. Рефлексия играет в работе сознания ту же роль, что и художественная форма по отношении к определенной природной основе. Один и тот же пейзаж художники отразят совершенно по-разному даже тогда, когда их художественным преображением руководит канон. Например, в иконописи существует множество воплощений образа Христа. И при том, что в руководстве к изображению персонажей Священного писания, который называется «Изводом», строго описано, как именно должен строиться образ, нет двух одинаковых изображений Спасителя или Богородицы. Так же и рефлексия, - она позволяет видеть то, что вообще говоря, невидимо, но, с другой стороны, именно рефлексия является основой разного рода ошибок, «фантазмов», заблуждений и извращений предметной сути.

     Ноэматическое ядро феноменологической дескрипции (то есть то, что более привычно определялось как суть понимания вещей) является корреляцией предмета, смысла и тех конкретных видов деятельности сознания, которые и дают нам в результате то, что дают - «феномен».      Содержательное наполнение происходит благодаря выявлению совокупности формальных или материальных, определенных или неопределенных подразумеваемых смыслов предмета. Феноменологическая дескрипция на стадии эйдетического анализа является таким описанием предмета, в котором он характеризуется как коррелят множества взаимосвязей сознания в процессе “совершенно определенного сущностного наполнения”. Это и есть форма феноменологической конкретности, которая дается “в постоянной сопряженности со всеми регионами бытия и со всеми ступенями всеобщности вплоть до бытийных конкреций”⁵⁵.  Корреляция предмета с его содержательным наполнением выражает сущностный предметный смысл, или, как определяет его Гуссерль, “фундаментальный кусок ноэмы”⁵⁶. Ноэматический коррелят определяет основные цели дескрипции: “в отрезке феноменологической длительности - зафиксировать все целое конкретное сознание вещи”⁵⁷. Очевидно, что эйдетическая редукция осуществляется во множестве модификаций: как идеация, - привычное сущностное интуитивное схватывание предмета, когда мы его так или по-иному называем, именуем. Предмет дается в нашем сознании как «подразумеваемое как таковое, отделенное от меняющихся своих предикатов», он представлен как нечто тождественное («простое Х»). Гуссерль определяется предмет как “тождественное”, как “подразумеваемое как таковое, отделенное от меняющихся переменчивых предикатов”. Предмет представляет собой нечто, абстрагированное от конкретного наполнения. По-видимому, надо понимать Гуссерля таким образом: как бы мы ни представляли предмет, чтобы его смысл не сводился к какому-либо конкретному содержанию, не важно даже, истинному и ложному, просто «вот к этому», сознание обладает способностью удерживать предмет как общее, предельно несодержательное понятие, как имя предмета. Идеация  - это общая всем способность сознания оперировать сущностями. Это для нас – привычная операция, и мы, как правило, никогда не задумываемся, как именно мы ее осуществляем. Между тем, это одна из сложнейших форм мышления. Например, мы используем временную шкалу отсчета без всякого прояснения того, что такое время. Предметный смысл  оказывается доступным в самом непосредственном интуитивном способе предметного конституирования.

      Но в  каких именно модификациях сознания утверждается предметное тождество? Оно может осуществляться “по мере восприятия”, “по мере воспоминания”, “ясно-наглядно”, “по мере мысли”, как “данное” и т.д. в прямом соответствии со способами, какими предмет и его содержание производятся. Одна из форм эйдетического конструирования и одна  из фундаментальных модификаций первичного материала – внимание. В нем сознание выступает источником «ноэтического света, который, - как говорит Гуссерль, - выхватывает из темноты фрагменты, секторы видимого». Феноменологическая дескрипция выявляет бесчисленные эйдетические (смысловые) конкретности, описанные в самых различных измерениях смыслов. Простое внимание (его распределение и его модусы: замеченного  – незамеченного; внятного – невнятного, сконцентрированного – не сфокусированного, удерживаемого – рассеянного и т.д.) фиксируют изменения интенционального содержания (смыслов), в то время как предметный состав (предметное тождество) остается тем же самым.

    Гуссерль не  случайно сравнивает внимание  с блуждающим лучом, который,  выхватывая из темноты фрагменты  или секторы видимого, является источником своеобразного “ноэтического света”. Луч сознания создает структуру светового преломления в границах тождественной предметности. В целом картина внутри поля внимания оказывается состоящей из света-полутени-тьмы. Внимание актуализирует это поле. Гуссерль говорит о необходимости создания феноменологии внимания как исследования одной из фундаментальных модификаций первичного материала.

      Анализ  внимания показывает, что феноменологическая  дескрипция состоит из бесчисленных  производящихся и воспроизводящихся предметов, описанных в самых различных формах сознания  и флуктуациях смыслов.

     Приведем пример. У французского художника Бодэна есть картина в импрессионистском стиле, которая называется «Натюрморт с яйцом всмятку». Она выполнена в нежных пастельных тонах, в которых проявляются всевозможные перламутровые оттенки –  нежно-розовые, пепельно-серебристые, голубовато-зеленоватые, и при этом выдерживается  благородная серая гамма. Но название! Только внушением, через определение цвета, которого нет в картине, в этот бледный изысканный натюрморт вторгается желтый, разрушительный для целого, цвет. Он взрывает этот гармоничный колористический  порядок только упоминанием, никак не показом оттенка желтка яйца, сваренного всмятку. Наше восприятие разрушается не увиденным, а только представленным желтым цветом. Таким образом Шарль Бодэн оказывает редкостную услугу феноменологам, демонстрируя две разные способности сознания, - восприятие и фантазию, равно участвующие во всех без исключения предметообразующих и смыслообразующих структурах, и делает это исключительно художественными средствами. Мы не объяснили бы все эффекты, производимые этим натюрмортом, если бы не описали действия воображаемого мира картины. Оказывается, что часть мира, заключенного в произведении Бодэна, мы видим (воспринимаем), а часть, - примысливаем, воображаем. И все это – реальность картины. Тогда понятно, как, с феноменологической точки зрения, восполняется реальное, редуцированное на первой стадии феноменологической аналитики, но затем вошедшее в феноменологический контекст в качестве определенного смыслового коррелята предмета.

       А  что будет являться реальностью,  например, для физика, который оперирует  с идеальными сущностями (скоростью,  движением, массой, точкой)? Физик работает, по крайней мере, с двумя реальностями, - с физической теорией, в которой действуют идеальные сущности, и с той областью, к которой этот идеальный мир должен прикладываться. Но эта вторая реальность ведь тоже зависит от того, как именно ее понимают, что конкретно вкладывают в смысл реальности. По своей сути она тоже «идеальна», а не «реальна», поскольку в ней определяющая роль принадлежит понятиям, в которых она описывается. Или другой пример: если мы будем описывать Петербург, то, пожалуй, такая «реальность» как «Петербург-как-он-есть-на-самом-деле», вызовет у нас сомнение, и мы будем исследовать, кто именно употребляет такой термин и прояснять тот конкретный смысл, который в нем заключен. Но такой реальный предмет, как «храм св. Софии Константинопольской» покажется нам вполне закономерным. Скажем, искусствоведы очень часто описывают такого рода «реальности» и эти описания составляют основу таких наук, как искусствоведение, история, эстетика, культурология. Они уже не воспринимаются как «противосмысленные». Тем не менее, первый по сути ничем не отличается от второго. Физики показали, в конце концов, и  теперь, после общей теории относительности А. Эйнштейна  это стало общим местом, что не может быть «реальности как таковой», может быть только так или иначе осмысленный фрагмент мира, заданный определенными относительными обстоятельствами и правилами его описания. И если бы не феноменологическая теория, философия, как часто бывало, отстала бы от так называемых конкретных наук на несколько десятилетий.

     Потому  проблема статуса реальности, которая  была поставлена Гуссерлем, имеет  огромное значение для дальнейших  перспектив развития философии.  И в любой концепции в философскую  проблематику на самом первом  этапе формирования теории должна  быть включена проблема определения смысла реальности, от решения которой зависит понимание всех остальных теоретических вопросов.

     Реальность  – это определенный предмет,  включенный в определенную комбинацию  иных предметов, смыслов и обстоятельств.  Реальное коррелируется как со стороны трансцендентных вещей, так и со стороны интенционального предмета. Объективность не дается раз и навсегда в какой-то счастливый момент времени, потому редукции – это систематическая работа, которая производится  через многообразные корреляции⁵⁸.

       Что  же по сути своей представляет  дескриптивное описание? Определяя  смысл феноменологической дескрипции  и содержательное наполнение  феномена, мы имеем в виду конкретный  вопрос о “плодотворности феноменологии”⁵⁹.

        Является ли феноменологическое описание жесткой структурой или оно осуществляется спонтанно, сообразуясь с теми многообразными формами, или модификациями  сознания, благодаря которым производятся (реализуются) феномены? Дескриптивная практика осуществляется в определенной степени стихийно, она не расписана в заданной последовательности, как это имеет место в естественнонаучном опыте. Что в конечном итоге является данностью феноменологического описания? Реальное редуцировано, так же как редуцирован “предмет-как-он-есть-на-самом-деле”. Но то уникальное конкретное содержание, которое имело место в каждом из описаний, не перечеркивается так, как будто его никогда и не было. Оно при всей своей не проясненной смысловой сути входит в феноменологическую дескрипцию как факт, как содержательная и актуализованная сознанием данность, как комплекс проблем, который предстоит решить в исследовании. Однако, только на стадии эйдетической редукции можно говорить о феноменологической науке фактов.   

     В чем выражается “полный” результат феноменологического описания?  В чем состоит ее телеологический ориентир? Общий план феноменологического описания можно определить в следующих пунктах (правилах дескриптивного описания):

1. необходимость осуществления редукции (трех ее видов): феноменологической, на стадии которой осуществляется переход к интенциональному предмету, или к «феноменологической реальности»), эйдетической, когда ноэма понимается как «фундаментальный фрагмент смысла», трансцендентальной, включающей анализ структуры самого понимания, границ возможного опыта; проведение феноменологической редукции позволяет осуществить поворот к единственному непротивосмысленному предмету описания – интенциональному, мыслимому предмету, имеющему определенную структуру «феноменологической вещи»;
2. обращение к самому источнику интенциональных данностей - к сознанию; дескрипция осуществляется на трансцендентальной почве, т.е. мы имеем дело с феноменами, мыслимыми предметными содержаниями; феномен имеет свою структуру, которая и определяет порядок исследования модифицированных смыслов полагаемого в сознании  предмета. Т.е. мы анализируем предметы, их смыслы (ноэмы) и формы сознания (ноэзы);
3. методом последовательного проведения трансцендентальной редукции, т.е. посредством обращения к универсальным структурам сознания, определяются все его конкретные модификации;
4. тождественное содержание интенциональных предметов осуществляется посредством описания идентифицируемого содержания в различном смысловом наполнении;
5. феноменологическое исследование ведется в плане анализа коррелятивных предметных содержаний в отношении к ноэме, в которой выражается «полный» предполагаемый итог описания феномена; так осуществляется переход от эйдетических вариаций к ноэматическому содержанию;
6. в феноменологическом исследовании раскрывается неопределенно-всеобщий горизонт смыслов, производится последовательная экспликация смыслового контекста;
7. производится анализ трансцендентальных – универсальных всеобщих необходимых – структур сознания;
8. осуществляется анализ суждения во всех модусах (вариантах) заключенного в них содержания (сомнения, уверенности, очевидности, непосредственного знания и т.д.);
9. феноменологическое обращение редуцированного материала осуществляется в соответствии с феноменологической установкой,  целью исследования является движение “к самим  вещам” и  охват  предельно широкого горизонта “жизненного мира”;
10. результатом всех проведенных редукций является осуществленная феноменологическая дескрипция как понимание и   характеристика предметов в строгом феноменологическом смысле.

      Вопрос  о дескрипции – это вопрос  о «плодотворности феноменологического  метода», его способности быть  объясняющей теорией. Как осуществляется  феноменологическое описание, - спонтанно  (ведь описанию подлежит поток  интенциональных предметов) или методически последовательно? Это не так существенно в феноменологии, потому что самое важное – реконструировать во всей полноте феноменологическую структуру. Предельный результат феноменологического описания – полная определенность интенционального предмета, скорректированная с сущностно важными интерсубъективными его смыслами. Дескрипция является и способом, и результатом феноменологического анализа. По сути, она является формой знания, в которой различается подлинное и мнимое, истинное и ложное в области суждения, ценностного восприятия, анализируется, что и каким образом конструируется сознанием. В этом состоит смысл феноменологической конкретности. В феноменологическом описании осуществляется движение от спонтанной рефлексии к телеологической, т.е. определенной как цель теоретической конструкции, от ускользающего предметного смысла, к развернутому, осмысленному теоретическому знанию.

      Только  так мы можем возвратиться  к редуцированному на начальных  этапах феноменологического анализа  «реальному», осуществить движение «назад к вещам, к «жизненному миру», когда мы строго и конкретно начинаем мыслить содержание понятий «вещь», «объективное», т.е. феноменологический анализ направлен от неопределенно-всеобщего горизонта вкладываемых сознанием неотчетливых смыслов к его последовательной экспликации, повторным редукциям, и так – к расширенному полю дескриптивной феноменологии. Эти исследовательские задачи определяют возможность постепенного расширения аналитического поля дескриптивной феноменологии. В “Идеях  к чистой феноменологии” Гуссерль определяет, что такая постановка вопроса не только возможна, но и является чрезвычайно важной: “продолжить чистое описание, чтобы возвысить таковое до систематически всеобъемлющей - исчерпывающей во всей широте и глубине - характеристики всех наличностей естественной установки - (а тем более уж всех взаимосогласно сплетающихся с таковой иных установок). Такую задачу - как задачу научную - можно и должно зафиксировать, и она чрезвычайно важна, хотя до сих пор ее едва видели”⁶⁰.

     Перечисленные  пункты теории феноменологической  дескрипции предполагают освещение  всех этапов становления феноменологического  описания и постепенное включение  всей проблематики в аналитическую  конструкцию, иначе дескрипция  останется суммой несогласованных фрагментов исследования.