Но воображение, поскольку оно является
связным и длительным процессом, также,
как восприятие, осуществляется на
основе «внутреннего времени». Потому
предметы, источником которых является
воображение, даны также в ретенциально-протенциальном
фоне. Его коррелятами могут быть предметы
и в трансцендентальной, и в имманентной
сферах (смотря что реконструируется и
вспоминается). Одно дело, когда в качестве
предмета сознание имеет «вот этот видимый
объект». Иллюзия его «реальности», или
существования «по ту сторону сознания»
осуществляется за счет врожденного
или, как говорил Гуссерль, «натурального,
природного догматизма». Восприятие Казанского
собора – для натуралиста – процесс предельно
простой, тривиальный, само собой разумеющийся.
Для феноменолога – «реализация» Казанского
собора невозможна без участия сознания,
и описывается этот процесс в феноменологической
дескрипции как непрерывное производство
разнообразных синтезов, связей, корреляций
множественных усилий сознания в темпоральной
длительности.
Но воображение является основой еще и
иного порядка темпоральных синтезов,
радикально отличных от временных порядков
восприятия.
Общий смысл
теории воображения-фантазии можно
реконструировать следующим образом.
Изобразим символически процесс
преобразования первичных импрессий в сознании,
как это показал Э. Гуссерль в «Феноменологии
внутреннего сознания времени», в приложении.
1:
a –у (xa)΄
(гдe a - первичная импрессия, ΄ - это длительность,
а x, у – различные модификации сознания
(например, «х» – восприятие, а «у»
- фантазия). В формуле запечатлено, что
предмет, который мы прежде воспринимали,
теперь мы воображаем, например, представляем
его в своем воспоминании (я вспоминаю
Казанский собор, который видел вчера).
Поскольку
сознание – это поток разнообразных
предметов, то следует говорить
о непрерывных модификациях предыдущих
модификаций, идущих одновременно
с преобразованием другого первичного
материала. (Например: мы слышим стук в
дверь и, подходя к ней, предполагаем, отчетливо
или неотчетливо, кто бы это мог быть – в модификации «воображение»,
или вторичной памяти. Когда за дверью
мы видим (воспринимаем уже в модификации
первичной памяти) источник стука,
наши ожидания в воображении и в реальном
восприятии могут совпадать или не совпадать,
это разрешится в корреляции двух этих
модификаций. Точно так же мы можем разобрать
пример с восприятием произведения искусства,
например того, который мы уже привлекали
– восприятие собора св. Софии Константинопольской,
скореллированное в нашем восприятии
и представлениях других людей.)
Символически
записать процесс изменений первичного
материала в потоке сознания
мы можем следующим образом:
a – (x a΄) → в (x a΄) → у в΄ (x a΄)΄ → ((у в΄ )΄ ((x a΄)΄ )΄ и т.д. (Мы видим
собор св. Софии Константинопольской и
вспоминаем описания его Епифанием Премудрым).
Первичные восприятия подхватываются
и поддерживаются ретенциальными
и протенциальными фонами в
горизонте интуитивно данного
и в потоке сознания сосуществуют с воображаемыми (идеальными)
предметами в первичных импрессиях. Предыдущие
импрессии будут поддерживаться, воспроизводиться
или затухать, наслаиваться на другие
восприятия, на первичную импрессию в
разнообразных модификациях сознания
(таких, как внимание, рассеянность, усталость,
спонтанная рефлексия, систематическое
мышление, смутное понимание, неадекватное
восприятие, ясное представление и т.д.
и т.д.). Таким образом, воображение
дает нам предметы сосуществующими с воспринимаемыми
в разнообразных смысловых контекстах,
источником которых является само сознание
в строгом смысле слова.
Для
того, чтобы выявить различия
в двух базовых модификациях
сознания (восприятии и воображении),
Гуссерль обращается к картезианской
терминологии, и в дальнейшем уточняет ее:
datum – данное в сознании, которое может быть
смутным или ясным, точным или неопределенным,
неадекватно или адекватно представленным,
и
cogitatum – предданное, помысленное также с разной
степени очевидности
Воображение
лежит в основе вторичной памяти и рефлексии
как принцип всех возможных в данном контексте
модификаций сознания. Но в чистом виде
восприятие и рефлексия – это феноменологические
абстракции.
Как упорядочивается
внутреннее время сознания, позволяющее
сознанию осуществлять разнообразную работу в целом
«потока сознания»? Не только Эдмунда
Гуссерля интересовала такого рода проблематика.
В замечательном рассказе Х.-Л. Борхеса
“Фунес, чудо памяти”44 описана подобная практика синхронизирования
внешних событий с внутренним “сознанием
времени”. Осуществленное здесь усилие
можно определить как анализ возможности
совпадения темпоральных структур имманентного
и трансцендентного видов. Борхес повествует
о человеке, который обладал “феноменальной”,
как говорят в таких случаях, памятью.
Если он вспоминал что-либо, его абсолютная
память актуализировала полную событийную
континуальность, т.е. он вспоминал “все”,
его воспоминание разворачивалось в длительности
полностью, во всех точках, синхронизированных
с независимым от него «внешним» порядком
времени, когда сознание целиком, без мало-мальских
провалов и купюр, регистрирует происходящее,
ориентируясь на шкалу “другой” временности,
когда протяженность какого-нибудь внутреннего
события, любого акта сознания оказывается
соотнесенной, например, с длительностью
роста травы, и воспоминание не может закончиться
ни на мгновение раньше, чем совершатся
события во внешнем объективном существовании.
В случае, о котором повествует Борхес,
наглядно проявляется максима теоретического
моделирования – моделью может быть только
сам описываемый объект и ничто другое.
Нельзя показать брутальности объективизаций
подобного рода в более изощренной форме,
чем это сделано Борхесом, и преодолеть
их основательнее, чем это произведено
в Гуссерлевой “Феноменологии внутреннего
сознания времени”.
Но если
мы в контексте нового, феноменологически
продвинутого описания феноменов
обратимся к восприятию, то и
в нем мы обнаружим конструкции воображаемого, например, когда мы смотрим на человека,
т.е. – воспринимаем его в первичной памяти,
- мы говорим про него – он человек, высокий,
милый, симпатичный. Все эти определения
взяты «из» сознания, они
не находятся в самом «внешнем объекте»,
с которым, мы, к слову сказать, простились
еще на этапе феноменологической редукции,
они присоединяются к нему как существенные
или несущественные второстепенные его
имманентные характеристики. И любая из
них источником имеет не «реальное как
таковое, данное в естественной установке»,
а именно «реальное сознания». В восприятии все имманентные
– т.е. внутренне присущие сознанию, идущие
«из» него – определения приписываются
внешнему (трансцендентному) предмету.
Для
характеристики явлений, осуществляющихся
в восприятии, Гуссерль использует
понятие «пассивный синтез». Сознание реализует предмет не по своему
собственному сценарию, а, так сказать,
в жанре «документального кино». Пассивные
синтезы сознания оформляются «по мере
явления». Но и это прикрепленное ко внешнему
опыту производство предметов не является
простым их отражением, поскольку уже
в нем Гуссерль выявляет определенные
модификации предметной тождественности,
например спонтанную рефлексию, или идеацию,
как интуитивное сущностное схватывание,
понятийную определенность, отражающуюся,
в назывании предмета, его именовании – например, мы говорим
«вот – храм», «там – дерево», «это - студент».
Пассивное сознание регистрирует данные
восприятия, поддержанные в первичной
рефлексии. Формы пассивных синтезов
– идеация, категориальная интуиция, внимание,
сосредоточенность, различные аффекты,
напр., чувство опасности, чем-либо мотивированный
интерес, предвосхищение – все это позволяет
сознанию «экономно» осуществлять сложнейшие
виды предметного отождествления. Происходит
то, что Гуссерль называл еще «категориальной
интуицией», или «предикативной очевидностью»
- как осуществление возможности интуитивного
оперирования далекими от созерцания
понятиями. Восприятие
дает в феноменологическом контексте
предмет с разнообразными поправками
сознания, зависящими от темпоральных
корреляций и от идентифицирующих
(вносящих определенность) синтезов.
Если
поначалу процесс восприятия
представлялся нам очевидно простым,
то в ходе описания структур
первичной памяти, в нем обнаружилась
многообразная работа сознания.
Теперь мы дополнили представление о «потоке сознания» структурами
из «вторичной памяти», которые Гуссерль
называет «воображением», или «фантазией».
Воображение является основой активной
стороны сознания, («активных синтезов»).
Воображаемое – это реконструкции содержаний
сознания в «мыслимо широком смысле».
Мы уже показали, что элементы вторичной
памяти присутствует в пассивных синтезах,
напр., в идеации. Мы, не задумываясь,
определяем вещи, даем им названия, напр.,
«это - стол», «это - университет», «это
– студент такой-то» и т.д., не вникая в
механизмы этой деятельности, т.е. не всегда
являясь свидетелем многообразной работы
собственного сознания, просто в процессе
«явления» вещи, «по мере явления». Активное
сознание осуществляется «по мере познания».
«Вещь, данная сначала в пассивном созерцании,
является затем в многообразных способах
явления», - говорит Гуссерль.
Теперь
мы можем действительно реконструировать
«поток сознания», включая такие
модификации сознания, как рефлексия,
или целенаправленная аналитическая
деятельность, в которой сознание имеет
своим предметом свою собственную работу.
Первичный материал, преобразованный
в спонтанной рефлексии, многократно переструктурируется.
Спонтанное пассивное восприятие отличается
от целеполагающей осмысленной рефлексии
как две совершенно различных модификации
сознания. В рефлексии сознание становится
свидетелем собственной деятельности.
Первичный материал сознания может быть
реактуализован в рефлексии в серии явлений
в любой момент времени. В этом смысле
рефлексия (или сознание в полном смысле
слова) существенно расширяет собственную
свободу. Восприятие – непрерывно в своей
фазе, а рефлексия – дискретна – как ряд
волевых, направленных целеполагающих
усилий, или как мотивированные действия
и операции. Рефлексия вмешивается в работу
«непосредственного» производства явлений
и встраивается в единый поток сознания.
Рефлексия есть ничто иное, как 1) обращение
к содержаниям, включенным в сознание
и 2) понимание природы собственной смыслопорождающей
и предметообразующей деятельности.
Проясним для
себя структуры первичной и вторичной
памяти на примере. Представим процесс
восприятия как чередование мгновенных
изображений на кинопленке. Если бы
сознание состояло только из одних
пассивных синтезов (т.е. структур первичной
памяти), то вся деятельность сознания
сводилась бы к тому, что похоже на первые
монтажи кинофильмов эпохи братьев Люмьер.
При этом каждый мгновенный снимок как
бы вибрировал в своей точке, отражая тем
самым ретенциально-протенциальные “толчки”
восприятия, имитируя временное “дыхание”
сознания в формах пассивного синтеза.
Но сознание
при этом оказалось бы не полностью
выраженным, поскольку оно состоит
не только из непрерывного и равномерного
чередования восприятий-снимков, –
сознание действует таким образом,
что к двенадцатому восприятию-кадру
может присоединиться “вынутый” из сознания
второй кадр, а в третий кадр может быть
вмонтирован еще не имеющий в «реальном»
течении событий пятнадцатый, – и потому
схема изображения как ряд последовательных
кадров непрерывного восприятия мира
должна быть дополнена такими структурами,
в которых выражается совершенно иное
сосуществующее с ним содержание, – в
них должны быть репрезентированы различные
контексты сознания, связанные как с прошлыми
событиями, так и с предстоящими, а также
данными в сознании в опережающей перспективе. Именно эти структуры Гуссерль относит
к формам воображения, которые могут быть
совершенно спонтанными, нерегулируемыми
какой-либо телеологической, т.е. осмысленной
как целеполагающая, деятельностью, но
тем не менее всегда выражающей активную
сторону сознания. Протенции, ретенции,
синтезы внимания45 относятся к пассивному синтезу, в то
время как к активному синтезу принадлежат
различные структуры вторичной памяти
и рефлексии.
Именно в этом контексте
Гуссерль отождествляет воображение и вторичную
память, рассматривая первое как форму
активности сознания, а вторую как описанный
временной механизм ее проявления и одновременно
как источник активности воображения.
Вернемся к
нашему примеру описания храма св.
Софии и попробуем проанализировать
их со стороны структур воображаемого.
Содержание этих описаний относится к
воображаемому, к фантазматическому в
строгом феноменологически выявленном
смысле. Описание в них производится на
основе деятельности спонтанной рефлексии
или свободного ассоциативного связывания
разнообразных содержаний, включенных
в сознание. При этом остается совершенно
не выявленным сам источник этих содержаний,
который, как во всяком “литературном”
произведении, вообще говоря, является
весьма прозрачным. Литература – деятельность
фантазматическая по своей природе, и
тем не менее в отношениях авторов к описанному
явственно проступает естественная установка,
согласно которой они описывают не видимое
или видимость, но то, что является ее внешним
источником, – саму реальность. С феноменологической
точки зрения описания показывают, что,
как это ни странно прозвучит вне феноменологического
контекста, их авторы “являются свидетелями
собственного воображения”. Рефлексивная
деятельность направляется исключительно
на одну сторону интенционального отношения
– предметную, которая определяется в
многообразных характеристиках. Предикаты
извлекаются из интенциированного (мыслимого)
предмета, но приписываются при этом предмету
трансцендентному (как бы существующему
параллельно сознанию).
В
ходе феноменологического анализа
Гуссерль выделяет особо «псевдодеятельность»
сознания, которая выражается в
интенциональной «захламленности»
сознания, не откоррелированного, не
проясненного в своих сущностных
основаниях, в собственном своем осуществлении и проявлении.
Такую деятельность он называет еще «нейтральными
полаганиями», когда сознание бессильно
понять те структуры, которые само оно
создает, но вовсю пользуется ими (действует
как компьютер). Потому это - квазидеятельность.
В ней нет никакой внутренней соотнесенности.
Не выявлены утверждения или отрицания
относительно существования предметов,
так же как убеждение либо сомнение относительно
коррелятов существования (когда мы, например,
просто пересказываем содержание услышанного,
сплетничаем). Деятельность сознания не
обращена ни на предмет сознания, ни на
его собственную деятельность. Нет понимания
основы собственных суждений, допущений,
умозаключений. Это то, что Гуссерль называл
«думанием себе». Его нельзя опровергнуть
как неправильное, либо подтвердить как
правильное. Это «бездумные созерцания
и их вариации в неясных представлениях».
Это полная неопределенность относительно
понимания многообразных модусов воспринятого.
Но нейтральные полагания существенно
отличаются как от восприятия, так и от
воображения. Восприятие и воображение
– универсальны и изначальны, а нейтральные
полагания представляют рефлексивную
неопределенность, т.е. вполне конкретную
модификацию этой универсальной основы
сознания. Нейтральные полагания имитируют
деятельность восприятия и противостоят
рефлексии. В дальнейшем естественная
установка в них либо проясняется, либо
закрепляется как объективирующий механизм.