Основные тенденции развития научно-технического сотрудничества ЕС с третьими странами

- улучшение инновационной среды, в частности, охраны интеллектуальной собственности, правил конкуренции, финансовых рынков и налоговых систем.

На 2006-2010 гг. (7-я Рамочная программа НИОКР ЕС) намечено дальнейшее развитие европейской кооперации по наиболее передовым научно-техническим направлениям, в числе которых: построение информационного общества (главный тематический приоритет), биотехнология и геномика, нанотехнология и новые материалы, космос, безопасность и т.д. В организационном плане сотрудничество будет идти по таким направлениям как:

- создание центров «превосходства»;

- запуск технологических инициатив («платформ», «карт» и т.д.);

- стимулирование фундаментальных исследований путем развития конкуренции между исследовательскими группами;

- создание условий для предотвращения оттока кадров и для привлечения наиболее квалифицированных зарубежных исследователей;

- развитие исследовательской инфраструктуры;

- улучшение координации национальных программ НИОКР.

В отличие от 6-ой Программы, концентрирующей усилия на создании и структурировании единого инновационного пространства, в 7-ой Программе основной акцент будет сделан на стратегических тематических направлениях с учетом интересов частного бизнеса. Предусмотренное удвоение единого исследовательского бюджета станет «локомотивом» увеличения расходов на НИОКР как в государственном, так и частном секторах.

Благодаря активизации сотрудничества в Западной Европе на базе панъевропейских программ («Рамочная программа НИОКР ЕС», «Эврика»), «технологических платформ», международных бизнес «дорожных карт» образуются межнациональные исследовательские сети. Уже сформировался межстрановой европейский кластер новейших технологий, представляющий собой инновационный «коридор», протянувшийся от «Силиконового нагорья» в Ирландии через «Лондонский треугольник», Париж к Северной Италии с ответвлением в страны Северной Европы. В дальнейшем он может получить продолжение на страны – новые члены ЕС.

На национальном уровне наиболее кардинальные изменения происходят в институциональном разрезе:

- научная политика и, частично, промышленная и региональная интегрируются в инновационную политику, инновационная политика переносится на региональный уровень;

- растет роль государства в создании благоприятной инновационной среды;

- появились новые формы сотрудничества и партнерства частного бизнеса, государства и академических кругов;

- государство стимулирует прямыми и косвенными методами кооперацию, нацеленную на коммерциализацию результатов НИОКР и расширение спроса на результаты деятельности государственных исследовательских центров (так называемый «третий поток», после поддержки НИОКР и образования);

- государственный сектор НИОКР претерпевает значительную трансформацию, направленную на повышение эффективности ассигнований на НИОКР (передача части государственных научных лабораторий университетам, введение внешнего управления, приватизация и т.д.);

- университеты отходят от классической схемы «наука + образование» к схеме «наука + образование + инновационный бизнес». Создаются новые структуры (фонды, различные формы партнерств с частным национальным и иностранным капиталом), способствующие укреплению научной инфраструктуры университетов и расширению подготовки научных кадров;

- возрастает роль регулирования (экономического, социального, административного) в стимулировании инновационных процессов, особое значение приобретают охрана интеллектуальной собственности и антимонопольное регулирование;

- отдельное направление в инновационной политике государства занимает деятельность по пропаганде проблем научно-технического и инновационного развития среди широкой общественности;

- широкое распространение получают новые механизмы прогнозирования и выработки приоритетов для формирования национальной инновационной стратегии («Форсайт», различные формы долгосрочного «видения» и т.д.).

Следует отметить, что особенности национальных инновационных систем и предпринимательских моделей в значительной степени способствуют сохранению национальной специфики при выборе форм и методов инновационной политики в отдельных странах. В частности, страны англосаксонской модели социально-экономического развития продемонстрировали большую готовность вхождения в информационное общество по сравнению со странами континентальной, «рейнской» модели.

Необходимо подчеркнуть, что несмотря на комплекс проблем, с которыми столкнулись в последние годы страны Западной Европы при реализации Лиссабонской стратегии, амбициозная задача по доведению расходов на НИОКР до уровня 3% от ВВП остается в повестке дня ЕС. В числе проблем – замедление темпов экономического развития (ежегодные темпы роста на краткосрочную перспективу скорректированы с 3 до 2,5%), обострение социальных проблем в ряде стран, скачок цен на энергоносители, трудности сочетания разнополярных интересов государства и частного бизнеса и т.д.

 

 

 

 

3. Военно-промышленный комплекс  Европейского Союза        Исторически понятие “военно-промышленный комплекс” (ВПК) ассоциируется прежде всего с США, где и родились эти явление и термин. Однако становление ВПК ныне активно идёт также и в рамках ЕС. Взаимно подпитываемый стремлением его властей подвести собственную индустриально-техническую базу под формирующиеся общую внешнюю политику и политику безопасности Евросоюза и настроениями части самóй промышленности стран-членов, этот процесс уже выходит на образование здесь общего рынка вооружений и военных технологий, появление местных транснациональных военно-промышленных корпораций, их коллективную экспансию на внешние рынки. Постепенно на геополитической карте мира всё более прослеживаются контуры “европейской оборонной самобытности”.

Вместе с тем ВПК ЕС, возникающий в иных исторических условиях, чем американский или прежний советский, и опирающийся на интеграцию сразу многих государств, имеет свои особенности, проблемы и измерения.

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

     3.1 Причины формирования

В военном отношении ЕС традиционно никто не угрожает. Поэтому в качестве наиболее очевидной причины оборонных приготовлений Брюсселя эксперты называют обычно нежелание набирающего силу и государственность Евросоюза находиться здесь в прежней и обременительной зависимости от США.

“Определяющим техническим вызовом в деле формирования собственной и надёжной обороноспособности Европы, – писал, например, лидер либерально-демократической фракции Европарламента Г. Ватсон, – является необходимость преодолеть разрыв, возникший в результате нашей вот уже пятидесяти- летней зависимости от США в области вооружений и военной информатики”, причём практически по всем их компонентам. ЕС нередко оказывается ведомым по отношению к США при принятии стратегических решений. До сих пор он лишён доступа и к части военной инфраструктуры НАТО, остающейся под американским контролем (что наглядно проявилось, в частности, на Балканах, а также в ходе операции спецсил  ЕС “Артемизия” в Конго). Это рассматривается ныне в Брюсселе как признак слабости и несамостоятельности собственной внешней и оборонной политики. Поэтому упомянутый выше разрыв “должен быть, – как к этому призывает президент Фонда “Друзья Европы” Дж. Меритт, – сокращён любыми доступными нам средствами”. По сути, с тех же позиций выступает ныне главное официальное лицо по вопросам обороны в Евросоюзе К. Солана, а в своём специальном послании “Европейская оборона” – также и Комиссия ЕС.

Дело, однако, далеко не только в высокой политике. В последние годы ЕС продолжает отставать от своих основных конкурентов также в экономике и в технике. За период 1995 – 2008 годов среднегодовые темпы роста его ВВП составили всего 1,9% против 3% в США, а прогноз ОЭСР называет для них на будущее значения в 1,7% и 2,7% соответственно. Совокупные расходы на НИОКР, высшее образование и программное обеспечение в странах ЕС равны всего 4% от ВВП против 7% в США и 4,8% в среднем по ОЭСР, то есть в интеллектуальном отношении Евросоюз идёт ныне позади других частей развитого мира. Фактически провалена Лиссабонская программа, провозглашавшая превращение ЕС уже к 2010 году в “наиболее конкурентоспособный район мира” и “общество, основанное на знаниях”. Доля высокотехнологичных товаров в экспорте ЕС равна всего 17% (США – 27%, Япония – 23%), и в торговле ими Евросоюз имеет устойчивый дефицит. Наконец, научно-промышленный потенциал ЕС в самое последнее время был заметно ослаблен политически мотивированным поглощением им экономически слабых стран Центральной, Восточной и Южной Европы, поступивших на его долгосрочное иждивение. В итоге, даже если ЕС-25 и наберёт в будущем тот же темп экономического роста, что и нынешние Соединённые Штаты, догнать заокеанского партнёра по уровню душевого ВВП расширившемуся Евросоюзу удастся не ранее чем через 120 лет.

Налицо и признаки деиндустриализации ЕС как в силу внутренних причин, так и миграции капитала за границу. Доля стоимости, добавленной обработкой в промышленности, в объёме ВВП сократилась здесь с 26,4% в 1970 году до 21,5% в 2007-м, и только во французской печати в 2008 году появилось около 4 тыс. статей об этом тревожном явлении против 900 – в 2005-м и 200 – в 2001 году. Не случайно линия разлома между крупнейшими странами ЕС проходит ныне между теми, кто желает развернуть его бюджет в сторону прогресса науки и техники (Великобритания, Нидерланды), и теми, кто пытается резервировать в нём ранее установленные субсидии на низкотехнологичные производства (Франция, Италия, Испания), например на сельское хозяйство и судостроение.

Всё это побуждает и власти, и бизнес искать резервы активизации и повышения качества роста, причём их взоры в этой связи всё чаще обращаются к ВПК. И хотя история развития и США, и СССР показала сомнительную ценность ускорения технического прогресса через его милитаризацию, множатся призывы “признать стратегическую ценность этого комплекса для всей экономики”, отвести ему “ключевую роль в повышении европейской конкурентоспособности”, причём это говорят уже не эксперты, а руководители Комиссии ЕС.

“Космос, – подчёркивал член КЕС Г. Ферхойген, – совершенно неоправданно остаётся всё ещё не освоенным ресурсом для Европы. Потенциальный позитивный эффект такого освоения способен всесторонне помочь нашей промышленности, нашей базе знаний, нашей безопасности и нашему качеству жизни”. Последствия милитаризации скрадываются и тем, что ВПК ЕС пока ещё в гораздо большей степени, чем американский, “завязан” на параллельное производство продукции двойного назначения или просто гражданской продукции и даёт работу 600 тыс. человек, то есть генерирует достаточно высокий мультипликативный эффект для экономики этих стран в целом. Например, тот же “Эрбас” освоил производство всего модельного ряда широкофюзеляжных пассажирских авиалайнеров, уже два года продаёт их больше, чем “Боинг”, увеличил в 2007 году свой экспорт на 10% (весь ВПК – на 31%), захватил долю в портфеле новых заказов на эти самолёты в мире около 2/3, а сам “Боинг” пока не может предложить последней новинке “Эрбас” – “А-380” – никакого аналога. Это означает, “конец прибыльной 35-летней монополии промышленных групп США на рынке сверхкрупных авиалайнеров”, причём  такое стало возможным только “после консолидации европейской авиакосмической и оборонной промышленности”.

Подпитки из ВПК, для упрочения перспектив своего развития ждут ныне такие ключевые отрасли промышленности и знаний, как информатика, телетелекоммуникации, транспорт, энергетика, экология, а это, особенно в отсутствие прямой угрозы войны, обеспечивает развитию этого комплекса в странах-членах ЕС уже не только деловое или политическое, но и общественное лобби.

Прибыли от военных заказов не хочет упускать и сам бизнес Евросоюза, особенно после того, как он многие годы оставался в основном субподрядчиком и оператором военно-технических систем США. Норма прибыли в европейской оборонной промышленности ныне составляет 4,6–6,8%, то есть заметно выше средней, военные расходы стран ЕС в 2008 году составили 156 млрд долл., предстоит перевооружение новых европейских членов НАТО. Наконец, ВПК ЕС является во многом экспортноориентированным, а только доходы в мировой космической промышленности прогнозируются ОЭСР в 2009 году в 135 млрд долл., а с учётом продаж космических услуг – даже в 350 млрд долл.

Отсюда и обширные планы и надежды на рост будущих прибылей через всё новые и новые военные проекты. “Европа, – уносится мыслью вперёд эксперт Национального центра космических исследований Франции И. Сорбе-Верже, – не имеет программы противоракетной обороны, а это был бы весомый аргумент для её политики и дипломатии. Такая программа могла бы стать логическим продолжением и следующим этапом военно-космической политики”. Ряд подобных высказываний можно продолжить.

 

3.2 Современные масштабы

По данным Ассоциации аэрокосмической и оборонной промышленности ЕС (АСД), ядро современного ВПК Евросоюза формирует около 800 фирм с общей занятостью в 615 тыс. человек и оборотом по продажам свыше 100 млрд евро в год. Их совокупный портфель заказов на начало 2008 года составлял 148 млрд евро, расходы на НИОКР – 10,8 млрд, число субподрядчиков (включая мелкий и средний бизнес) доходит до 80 тыс., где, в свою очередь, занято ещё около миллиона человек.

Разумеется, это пока не идёт ни в какое сравнение с военно-промышленным комплексом США. Здесь продолжает действовать сопоставительная формула “2–4–8–16”, показывающая в разы отставание ЕС от США по объёмам госзакупок военной техники, бюджету военно-космических НИОКР, общим расходам на исследования и разработки и по оборонным госзакупкам в целом соответственно. “Реальный военный потенциал Евросоюза, – признают эксперты Комиссии ЕС, – оценивается примерно в 1/10 от американского”. Принципиально важно и то, что ВПК США базируется на едином рынке вооружений в стране, тогда как в ЕС этот рынок фрагментирован, только ещё складывается как единое целое, недостаточно технически стандартизован. Так, например, 85% всех ресурсов отрасли здесь до сих пор формируются, распределяются и управляются не через Брюссель, а в рамках национальных программ отдельных стран-членов ЕС. Предстоит “переварить” ещё и рынки вооружений ЕС-10, тем более что они в военном отношении ориентируются пока в своём большинстве не на “европейскую оборонную самобытность”, а на НАТО.