Джереми кларксон известный британский судья разработал свой мир

Я было подумал, что это Нигер. Однажды  я там был — в маленьком, забытом богом городишке Агадез, который предельно точно иллюстрирует идею Люцифера об аде. Безнадежность и отчаяние там можно потрогать руками. Никакой промышленности. Полное отсутствие сельского хозяйства.

У меня создалось впечатление, что  весь город построен вокруг одного-единственного душа. У местных ребятишек была одна лишь забава — настольный футбол. Впрочем, мяч от него был потерян много лет тому назад.

Мне показалось, что этот город  просто олицетворение безнадежности, но бывает, наверное, и хуже. Может быть, в Финляндии? Что ж, почему бы и нет? Да, ваша страна — это страна первого мира, у вас есть мобильный телефон и очаровательные дочки, но зимой вы замерзаете от холода, а летом вас живьем жрут комары размером с трактор.

Я не могу представить своего счастливого существования в Афганистане. С другой стороны, каждый день я бы отходил там ко сну в состоянии полного удовлетворения от одной только мысли: и сегодня меня не убили.,

Стоит только задуматься, и вы понимаете, что список стран, в которых ты имеешь полное право чувствовать себя несчастным, просто огромен. Лунный ландшафт в Где-то-там-стане не кажется мне местом, жители которого смеются с утра до вечера. Не уверен, что мне понравится жить и в Бразилии и ходить в одной набедренной повязке, демонстрируя окружающим, что у меня нечего грабить.

А болото жалости, тянущееся по обочинам Киншасского шоссе в Центральной  Африке, стране мух, нищеты и ВИЧ? Стране, которая полностью нарушает представления  социальных работников Британии о том, что такое бедность.

Итак, исследование утверждает, что самыми несчастными людьми на свете считают себя... итальянцы.

Теперь, когда я открыл вам ответ, он кажется очевидным. Представьте  себе, каково им проводить теплые вечера на холмах Тосканы с сыром и  парой бутылочек Верначча ди Сан Джиминьяио. Dolce vita? В переводе с итальянского это означает «неблагодарные ублюдки».

Даже если мы будем вспоминать о  темных сторонах Италии, то жаловаться особенно не на что. Мафия отошла от дел и на протяжении десяти лет  ее не слышно и не видно. Какое они имеют право жаловаться на коррупцию Сильвио Берлускони, если каждого из них по утрам из кровати домкратом не вытащишь?

Между прочим, наш премьер-министр  еще хуже. Сначала он развалил все, до чего дотянулись его руки, а теперь взялся за тех, кто носит одежду противоположного пола, и наказывает за ношение стрингов в Палате лордов. Но даже несмотря на это, на вечную слякоть и отвратительную еду в пабах, только 8,5 процента англичан признались, что они несчастны.

Хотя в Англии экстремизм только набирает силу, Италия для него неинтересна. Иммигранты там ставляют всего 2,2 процента населения, поэтому крайне правые не могут привлечь достаточно электората к себе. И хотя в стране там и сям встречаются коммунисты, все они, как правило, большевики. И в парламенте у них уже давно никто не дерется.

Итальянская молодежь жалуется, что  им приходится до старости жить с родителями. А как иначе, если все свои деньги они тратят не на ипотеку, а на дорогие  шмотки, кофе и Alfa Romeo, и им абсолютно  не хочется напрягаться на что-либо еще.

Видел я и отрицательные стороны  жизни в Италии. Итальянцев напрягает  ехать в Швейцарию, чтобы бросить  там письмо в почтовый ящик. Потому что только таким образом они  могут быть уверены, что их письмо не пропадет где-нибудь но дороге. И  еще я бы быстро устал, если бы меня сбивали на шоссе каждый божий день.

А жены-итальянки? Однажды придет момент — и вы это знаете абсолютно  точно, — когда вы вернетесь с  работы домой, и вместо красавицы, на которой когда-то женились, вы обнаружите каргу в черном балахоне, с грудью, похожей на две сетки с картошкой.

Мы думаем, что у немцев напрочь  отсутствует чувство юмора, но Ганс, по крайней мере, еще способен над  чем-нибудь посмеяться в этой жизни  — над банановой кожурой или  над Бенни Хиллом, в конце концов.

Луиджи не смеется ни над чем  и никогда, даже над задницей. В  стране, в которой стиль — это  все, a la bella figura диктует вам, что кушать, что носить и сколько выпить, нет  места смешкам. Поэтому в их стране нет Эдуардо Иззардио и Torre di Fawlty.

Впрочем, жена, раздувающаяся как воздушный шар, отсутствие чувства юмора и невозможность смачно посмеяться над работой почтовой службы — это не конец света. А наличие в стране сомнительного премьер-министра и вовсе совершенно нормальная практика.

ОСТАНОВИТЕ ПЕЧАТЬ! Только что я прочитал результаты другого исследования, в котором говорится, что англичане — самый лживый народ на свете. Значит, когда 91,5 процента британцев говорили, что счастливы, они нагло врали.

 

В провинции сколько таунов, столько  даунов

На днях некто из Общества по защите сельской Англии заявил в новостях, что строения в Ледбери ничем не отличаются от строений в любой другой провинции, так как все местные отличительные признаки утеряны.

— Посмотрите, — сказал он и указал на дома у него за плечом. — Такое может стоять где угодно, от Уэлвина до Милтон-Кейнс.

Да ну, фыркнул я и потянулся  за пультом от телевизора. А чего он хотел? Чтобы все дома в Сомерсете  были сделаны из меда и засоленных деревенских дурачков? А дома в  Чешире — из золота и яшмы?

Под руководством строительной компании Bryant and Barratt загородная жизнь была уничтожена с эффективностью атомного взрыва, и я приветствую любое общественное движение, которое покушается на сверхприбыли этой компании. Если их заставят делать дома в Барнсли из угля, я буду радостно потирать руки.

Но во время недавней недельной  поездки по Англии я обнаружил, что  проблема намного серьезнее, чем  нам говорят. Я забрался в самую  глубину нашего острова и могу с уверенностью сказать, что современная  английская провинция — самое депрессивное место на Земле.

Есть места еще хуже — это  там, где вы можете умереть с голоду, или там, где вас могут съесть мухи. Но мы живем в богатой стране, где чуть ли не в каждом доме есть широкоугольный телевизор, и от этого  становится еще хуже — от ощущения, что все могло бы быть лучше.

С деревнями как раз все в  порядке. Проблема как раз с городами, с их пешеходными зонами и бесконечной  чередой благотворительных магазинов  и агентств недвижимости.

По ночам парни в мешковатых штанах и огромных ботинках рассекают главную улицу на своих тюнингованных Vauxhall Nova. Вокруг абсолютно не на что посмотреть, абсолютно нечем заняться.

Изгваздавшись по самое некуда, ты пробираешься сквозь море полных мусорных баков, из которых торчат остатки  вчерашней пищи, к своему низкопробному отелю, в котором за семьдесят пять фунтов вам предложат комнату, где вы не сможете заснуть оттого, что кто-то активно совокупляется за стенкой, а под вашим окном кого-то тошнит.

Кажется, что наши муниципалитеты бросили все свои силы, деньги и время на войну с автомобилями, понаставив везде «лежачих полицейских» и вазонов с геранью. Как будто они забыли, зачем существуют города — для покупок, общения и выгула собачек.

Есть и исключения из правила  — это, как правило, университетские города, вроде Оксфорда, но большая часть урбанистической Англии лишена будущего.

Речь пока что не шла о жителях  этих городов. Кто же эти милые  люди, с лицами, похожими на тесто, и  ногами, похожими на шмат мяса? И что  они говорят своему парикмахеру, если все ходят с такими идиотскими прическами?

Они приходят из ниоткуда, оживляя  свое существование лишь два раза в год посещением парикмахера, а  потом умирают так незаметно, что никто не повесит мемориальную табличку с их именем на их любимой  скамейке в парке.

Я не шучу. В глазах жителя стран  третьего мира сквозит безнадежность, в глазах провинциального англичанина  — тупость.

Пока в газетах и у всех нас дома обсуждают евро и Ирак, в английских провинциальных городках, кажется, никого не волнует ничего. Они пьют, едят, совокупляются и умирают. С таким же успехом они могли бы быть пауками.

Пивоварня Scottish Courage собирается выпустить  на рынок новый напиток, снимающий  похмелье. Это бутылка пива «Кроненбург» с добавлением абсента, старого  доброго зеленого галлюциногена, крепостью 50 градусов.

Запрещенный во всем мире, кроме Чехии  и Англии, абсент был любимым напитком чокнутых художников. Говорят, перед  тем как отрезать себе ухо, Ван  Гог опрокинул рюмочку абсента. Как писал Оскар Уайльд: «После первого стакана вы видите мир таким, каким бы вы хотели его видеть. После второго — таким, каким он никогда не будет».

Вот оно, лекарство от жизни в  провинциальной Англии. Один стакан, и  вам уже кажется, что вы совсем даже не в Гастингсе. После второго  вам кажется, что вы в Сен-Тропе, и вот эта глупая девушка с химией на голове, которую вы только что натянули, не оставит никакого мерзкого следа в вашей памяти. А после третьего ваши волосы наконец начинают выглядеть нормально.

Специалисты утверждают, что пиво вперемешку с абсентом имеет только одно-единственное назначение — убить вас в хлам. Что же, не вижу в этом ничего плохого.

Во всей Северной Европе люди пьют только для того, чтобы напиться, а в Рейкьявике, самом пьющем городе в мире, никто даже не выходит  на улицу из паба, чтобы подраться или проблеваться.

В центре Стокгольма вам не надо пробираться  каждое утро сквозь горы пенопластовых  стаканчиков.

Не могу взять в толк, почему у нас должно быть по-другому. Может  быть, глубоко внутри каждый англичанин считает, что его страна уже расплатилась по всем счетам со всем миром еще к 1890 году, и поэтому на данный момент мы представляем собой нацию, которая проигрывает в футбол, не может создать ничего путного и не меняет грязное белье в местных отелях?

Как бы то ни было, у меня нет ответа на этот вопрос. Но «лежачими полицейскими» тут точно не поможешь. Подозреваю, что разнообразием фронтонов домов в Ледбери тоже.

 

Если бы мой сад рос так  же хорошо, как волосы в ушах

Признаков того, что вы вступаете  в средний возраст, много. В  ушах начинают с бешеной скоростью расти волосы, живот начинает толстеть и свешиваться, что бы вы ни ели, а музыка, которая звучит на Radio 1, приводит вас в замешательство.

В жизни каждого человека наступает  момент, когда он понимает, что к  нему пришла старость. Это когда ты смотришь из окна спальни на улицу и говоришь: «Ура! Пошел дождь!» Это означает, что ты куда больше заинтересован в дожде для грядок, чем в солнце для загара.

На протяжении 43 лет я проводил английское лето, хлебая антиаллергенный  сироп и глотая пригоршни антиаллергенных таблеток. Впрочем, сенная лихорадка не омрачает память о тех днях, когда я нежился в саду под аккомпанемент мотоциклов, проезжавших мимо.

Может быть, это потому, что у  меня никогда не было сада в обычном  смысле слова. Слишком много солнца и недостаток извести в почве мало влияют на сорняки. Но теперь, когда волосы в моих ушах поперли с утроенной силой, мне начали приходить в голову мысли о том, чтобы посадить живую изгородь вон тахм или плакучую иву вон тут. Поэтому мне было очень интересно прочитать историю об оливковых деревьях в Южной Италии.

Во время Второй мировой войны  их начали вырубать, чтобы было чем  топить дома, но в какой-то момент по личному приказу Муссолини вырубка  олив была разрешена только по его  личному дозволению. После войны этот закон никто не отменял, поэтому деревья становились все старше и старше.

Они стали могучими и толстыми, и их корни начали покрываться  волосами. Волее того, плоды становились  все хуже и хуже, причем до такой  степени, что масло этих олив стало годиться только для керосиновых ламп.

И вот появляется Чарли Димок, и  жители Северной Европы вдруг решают, что в их саду непременно должно расти вековое оливковое дерево. Черный рынок радостно потирает руки, а баварские банкиры вываливают по три с половиной штуки за «дизайнерское» дерево, чтобы оживить террасу на крыше своего особняка в Мюнхене.

Естественно, защитники деревьев тут  же схватились за оружие, и впервые  в жизни я вынужден с ними согласиться. Какой смысл платить такие  бабки за то, что стопроцентно умрет в течение полугода?

За короткий период моей любви к  садоводству я узнал одну простую  вещь: все умирает. Две недели назад  я отдал пятьсот фунтов за растения для своего зимнего сада, большинство  которых сразу же погибло от червеца. В воскресенье я ездил на один день в Лондон, и когда вернулся, мой дом выглядел так, словно его разбомбили американские ВВС. Эксперты-садоводы сказали, что надо было оставить открытыми окна — тогда растения бы выжили. Но, к сожалению, мой видеоплеер и игровая приставка не выжили. Потому что кто-то в мешковатых штанах и с прической в стиле «я водитель Ford Fiesta» просто вошел ко мне домой и взял, что захотел.

В саду дела идут туго. Желая добиться быстрых результатов, я положил  искусственный дерн, и моя жизнь  превратилась в вечные раздумья над тем, где стоял разбрызгиватель и куда его передвинуть. Господи, если бы только выглянуло солнышко, по сиянию его лучей на росе я бы понял, какой участок уже полит, а какой нет. Но Господь не даровал мне ни дождя, ни солнца, ни прощения, поэтому мой новый газон стал больше похож на сизалевую циновку.

Ты сидишь в саду только в солнечную  погоду, но расслабиться по-человечески  не можешь, потому что прекрасно  знаешь, что солнце представляет собой  ядерное оружие весом в пять триллионов тонн и уже к вечеру в твоем саду не останется ничего живого, кроме чертополоха.

Я посадил в своем саду высокие  красные цветы, которые стоят  так, будто их удобряли виагрой. Однажды  солнечным днем они пригнулись к  земле и больше не вставали. Я  их поливал, не поливал, читал им стихи, ставил пластинки Уитни Хьюстон и показывал фотографии принца Уэльского. Ничего не помогло.

Вчера я встречался с человеком  из службы по уходу за деревьями. Я  хотел поговорить с ним о старых деревьях, которые растут у меня в саду. Не поверите, но я обязан приглашать этих людей, чтобы они следили за состоянием деревьев. Чтобы если кто-то из соседских ребятишек заберется ко мне в сад и полезет на дерево, под ним, не дай Бог, не сломалась ветка. Это чистая правда.