Сравнительный анализ Крестовых походов и испанской Конкисты в религиозном аспекте

Реконкиста длилась с  перерывами 800 лет,  фактически с 790—1492г  то падения Гранадского эмирата  последнего оплота мавров на полуострове. Одной из отличительных черт периода  реконкисты был союз королевской  власти с католической церковью, иерархия которой в отвоеванных у мавров землях назначалась королем, получившим от папского престола право патроната  над ними. А так как к церковным  должностям приписывались доходные земли и недвижимое имущество, то по существу и материальное благополучие церковной иерархии зависело от доброй воли королевской власти. Это касалось церковников, действовавших не только на отвоеванных у мавров землях, но и на территориях Кастильи и  Леона, ибо за преданность корона могла вознаградить их прибыльными  постами на землях патроната. Будучи зависимой, таким образом, от короны, щедро вознаграждавшей ее услуги, церковная иерархия была заинтересована в укреплении могущества королевской  власти, она поддерживала короля в  борьбе с мятежной знатью и идальго, а также в его стремлении ограничить городские вольности.¹⁸

Этот альянс короны и церкви еще больше окреп в связи с  последовавшими во второй половине XV в. гонениями против иудеев и мавров, в основе которых лежало стремление короны избавиться от этих общностей, представлявших не только крупный экономический  потенциал, но и обладавших определенной религиозной, — а тогда это  было равнозначно политической —  автономией, препятствовавшей укреплению монархической власти. Корона рассчитывала, что подрыв экономико-идеологического  влияния иудеев и мавров будет  способствовать сплочению вокруг нее  других разрозненных сил испанского общества, в особенности знати  и идальго, и укреплению в них  прослоек, связанных с торговлей  и промышленностью. Но больше всего  от преследований иудеев и мавров выиграла церковь, в «мертвых» руках  которой оказалась значительная часть иудейских капиталов и  земель, принадлежавших маврам. Возрожденная в 1481 г. для расправы и ограбления иудеев и мавров испанская инквизиция превратилась со временем не только в  оплот католической контрреформы, но и, по выражению К. Маркса,— «в самое  несокрушимое орудие абсолютизма». ¹⁹

Процесс консолидации королевской  власти в Испании носил весьма сложный и противоречивый характер, обусловленный в значительной степени  ее опорой на такой средневековый  институт, каким была католическая церковь. Процесс этот происходил в  период революционных сдвигов в общественном организме Западной Европы: развивалась торговля, росли мануфактуры, ремесла, накапливались с невиданной доселе быстротой научные знания, делались гигантские шаги в таких областях, как навигация, кораблестроение, астрономия, расцветали гуманитарные науки, возрождались великие творения искусства древних греков и римлян, создавались новые шедевры мастерами этой во всех отношениях новой эпохи. И всюду, в какой бы области человеческого знания или деятельности ни произносилось новое слово, оно наталкивалось на сопротивление католической церкви — классического феодального института, тормозившего поступательное движение общества, боровшегося против «пагубных новшеств» XVI в.

В конце концов  испанский  абсолютизм и его союзница церковь  не смогли изолировать Испанию от новых веяний XVIвека, став оплотом контрреформации и активными участниками колониальных захватов.²⁰

Итак роль религии в  обеих движениях средневековья  неоспорима, несмотря на многие материальные потребности участников как крестовых  походов так и конкисты. Земли, богатства, чины, звания, слава, а для  кого-то и свобода были общими желаниями  участников обоих движений но идеология, идеология обоих движений которая  сложилась под влиянием веры была важным фактором этих событий средневековья.

Европейские паломники  совершавшие  походы в святые земли с самого начала проложили путь для будущих  крестовых походов, поскольку те в свою очередь были вызваны страданиями  паломников и  пламенными речами Папы Римского.  И хотя отношение мусульман  к европейским паломникам не всегда было нетерпимым( всё так же зависело от Восточных правителей), Европа и  Восток всегда были разными культурами, такими же разными как Библия и  Коран, а так же вера в единого  бога и языческих богов или  же идолов если брать  времена Конкисты. Вообще ситуация обоих движений очень  похожа  так же как  мусульмане стали отодвигать христиан с Востока, и поскольку  оплотом противостояния оказался Константинополь можно  привести  обращение царя Алексея I Комнина к папе Урбану II в 1094 году с просьбой о помощи против турок-сельджуков.  Ситуация на Иберийском полуострове  выглядела немного  воинственней там так же ощущалось тесная борьба между Христианским миром и Мусульманским  Востоком и почти восемьсот лет  противостояния тому подтверждение. За это время у Испанцев выработался  мощный боевой характер  к тому же подкреплённый верой  в борьбу с Мусульманами. Так же Конкисту нередко сравнивают с крестовыми походами и даже называют последним  крестовым походом в истории. Основания для этого имеются, так как оба предприятия носили религиозный и одновременно завоевательный характер. Однако между этими явлениями  есть существенная разница — в  отношении к неверным: крестоносцы  провозглашали своей задачей  изгнание мусульман из Святой Земли  и освобождение Гроба Господня, а  вовсе не обращение неверных; в  идеологии конкисты на первый план выдвигалась идея христианизации, а понятия «изгнание» и «освобождение» применялись лишь в чисто религиозном смысле (освобождение из-под власти дьявола).

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Глава2.Социальный состав участников движений.

&1Крестовые  Походы.

По свидетельству хрониста Роберта Реймсского, Урбан II прилагал все усилия к тому, чтобы отговорить стариков, инвалидов, женщин, клириков и монахов принимать крест, что  подтверждается и его сохранившимися письмами. Дело в том что Урбан II прекрасно понимал, что эффективная  помощь восточным христианам может  быть оказана только профессиональными  военными, а не гражданскими лицами, пусть и охваченными религиозным  энтузиазмом. Война - для воинов, священная  война - не исключение, и  мирное население  не должно в ней участвовать. К  тому же у таких людей были свои обязанности, которые препятствовали их участию в походе. Например, если бы принял крест священник, то спасение душ его прихожан подверглось  бы опасности, да и монахи были связаны  обетами вести духовные, а отнюдь не мирские войны, не говоря уже о  запрещении клирикам носить оружие. В XII веке папы пытались придерживаться этой же линии, однако все с меньшим  успехом. Огромные количества гражданских  лиц принимали крест и отправлялись в крестовые походы (особенно в  Святую Землю), создавая массу проблем  крестоносным армиям. Всех невозможно было даже прокормить, что приводило  к ситуациям, когда армии на пути на Восток голодали, а цены на провизию подскакивали и доходили до абсурда. Присутствие невоенных мешало поддержанию  дисциплины и порядка, что в свою очередь в немалой степени  подогревало трения с византийцами, считавшимися союзниками крестоносцев. Плюс к этому на гражданских участников похода уходили те ресурсы, которые  могли бы поддерживать настоящих  воинов.²¹

Это стало ясно из опыта  первого и второго крестовых  походов (что прекрасно описано  в свидетельствах очевидцев), и монархи, ставшие во главе третьего крестового похода, решили пресечь невоенным  доступ в крестоносные армии. Но ни они, ни лидеры последующих экспедиций не смогли добиться в этом полного  успеха: привилегии, даруемые принявшим  крест, и желание посетить Святые Места притягивали слишком многих. Это, кстати, может служить указанием  на неполноту власти папского престола, особенно заметную, если взглянуть  на резкое изменение политики папства  при Иннокентии III по отношению к  обетам.

На протяжении всего XII века папы очень строго относились к выполнению обетов, разрешая отсрочку, изменение  или освобождение от них только в  исключительных случаях -таких как  увечье, внезапная болезнь или  банкротство. Во всех же других случаях  люди должны были выполнять свои обеты  под страхом церковного наказания. Однако в 1213 году Иннокентий III радикально изменил эту политику в связи  с набором участников для пятого крестового похода. Принимая во внимание те трудности, которые создавало  присутствие в армии большого числа невоенных, он заявил, что всем, кроме монахов, разрешается принять  крест, но обеты можно будет потом  выкупить, изменить или просто отсрочить их выполнение. Его преемники продолжили такую политику, и к середине XIII века была введена система выкупа обетов, суть которой сводилась к получению денег в обмен на индульгенцию крестоносна. Принять крест по-прежнему мог любой, независимо от социального положения и профессиональной пригодности на поле боя, но большинство призывалось - или даже принуждалось - к выкупу обетов. Вырученные таким образом деньги шли на содержание тех, кто действительно мог и умел воевать. Такая ситуация могла сложиться опять же только тогда, когда церковная администрация достигла определенного уровня организации и когда денежное обращение стало обычным делом вследствие развития европейской экономики.

Боевой костяк крестоносного  движения формировался, конечно же, из военных сословий Западной Европы - мелкого, среднего и крупного рыцарства, сеньоров (в чисто военном обозначении - тяжелая кавалерия) и их помощников - пеших и конных оруженосцев, лучников, арбалетчиков, специалистов по ведению  осады городов и т. д. Брались  в армию и некоторые представители  невоенных слоев населения, нужные для конкретных целей: например, священники для совершения таинств и, поскольку  они все были грамотными, для помощи в административных вопросах; купцы  для обеспечения снабжения и  т. п. Со временем такие люди, как  врачи, конюхи и другие подсобные  работники, тоже оказывались в крестоносной армии в составе свиты крестоносца. В тех случаях, когда крестоносное ополчение отправлялось к своей  цели морем, были необходимы и моряки. Но ядром армии того времени всегда оставались рыцари, вокруг них и  для помощи им группировались другие роды войск.²² И вообще, принимая во внимание экономическую, социальную и политическую структуру Средневековья, надо помнить, что предводителями всегда были представители класса сеньоров, все же другие шли следом, и поэтому небезынтересно обсудить здесь вопрос набора участников крестоносных кампаний.

Поскольку Крестовые идеи быстро проникли в культуру западного  рыцарства: участие в крестоносном движении стало считаться неотделимой  частью идеального поведения рыцаря. Это относилось ко всем членам рыцарского сословия, но, тем не менее, лишь малая  часть каждого поколения рыцарей  на самом деле уходила в крестовые  походы. Оставляя в стороне личный энтузиазм и рвение или отсутствие таковых, можно сказать, что конкретный состав каждого крестоносного ополчения  зависел, в основном, от функционирования социальной и политической структуры - проводника, через который передавался  призыв к участию в походе. Из-за иерархической структуры общества, в котором богатство и власть были сконцентрированы наверху, вассально-сеньориальные  связи были особенно важны. Если король или принц принимал крест, большинство  приближенных ко двору следовали  его примеру, в частности, опасаясь немилости своего господина. Записанный Жаном де Жуанвилем разговор двух рыцарей Людовика IX накануне принятия им креста в 1267 году - яркий тому пример. Один рыцарь заметил: «Если мы не примем крест, мы потеряем благосклонность короля; если же мы примем крест, мы потеряем благосклонность Господа Бога, поскольку сделано это будет не для Него, а только из-за боязни огорчить короля». Да и сам Жуанвиль признает, что принести обет его вынудили обстоятельства.²³

Родственные связи тоже играли немаловажную роль в вербовке крестоносцев. Было совершенно естественно ожидать, что родственники будут поддерживать друг друга. Нередко сыновья отправлялись в поход вместе с отцами, братья с братьями, дядья с племянниками. Так же  известно что некоторые  бароны брали с собой в крестовый  поход своих жён. Примером может  служить Раймунд Сен-Жилльский  и его жена, Эльвира Арагонская, происходившая из семьи испанских  королей, разделила с ним превратности дороги и сражений, как и их сын  Альфонс, умерший в походе; но вскоре в замке Мон-Пелерен у них  родился новый сын, которого назвали  Альфонс-Иордан, по месту рождения и  в память о первом отпрыске.

Определенная роль в этом вопросе принадлежала местным и  региональным связям, что лучше всего  видно на примере ополчений из конкретных городов или местностей, жители которых в силу городской  социальной и политической структуры  были привычны к совместным действиям. Но связи такого рода влияли и на рыцарское сословие, хотя и не всегда легко определить их роль, так как  сами эти связи зачастую были замешаны на родственных или вассальных отношениях. Тем не менее Жоффруа де Виллардуэн, участник и хронист четвертого крестового похода, при перечислении тех, кто  принял крест на севере Франции, делил  их по, так сказать, политико-географическим «признакам». Сначала он назвал тех, кто принял крест в Шампани  вслед за графом Тибо Шампанским, потом  рыцарей из Блуа и Шартра под руководством графа Луи Блуаского; потом рыцарей  из Иль-де-Франса, из Фландрии и т. д. Жоффруа де Виллардуэн указывал на некоторые родственные связи  среди берущих крест, однако современные  исследования показали, что между  названными им лицами существовали и  связи иного рода. Здесь мы видим  сочетание различных отношений, тесно связывавших рыцарство  каждой конкретной области: родственные  и вассальные связи, дружба, соседство, общий опыт и политические воззрения. Аналогичная картина наблюдается  и в других крестоносных ополчениях. Иными словами, и в крестовых  походах, как и в других мероприятиях, люди одного общества и одних принципов  зачастую действовали сообща. Это  можно проиллюстрировать и примерами  боевых формации во время военной  кампании. В Тунисе в 1270 году, например, король Сицилии Карл Анжуйский и  граф прованский стояли во главе отрядов  итальянцев, анжуйцев и провансальцев, а наваррцы, шампанцы и бургундцы  воевали под знаменами короля паваррского и графа шампанского  Тибо III. Иногда эти различия внутри армий были отмечены визуально -например, в 1188 было решено, что участвующие  в третьем крестовом походе подданные  Филиппа II будут носить красные кресты, подданные Генриха II - белые, а подданные графа фландрского - зеленые.

Хотя описанные выше связи  оказывали на  пап сильнейшее влияние на вербовку участников походов, важно отметить и другие факторы, что бы понять, почему некоторые  рыцари из конкретного местного общества, баронского сообщества или свиты  принца отправлялись в поход, а другие - нет. Во-первых, в силу различных, как  духовных, так и мирских, причин некоторые  были настроены вполне скептически  или даже враждебно к крестоносному  движению. Энтузиасты же этого дела не раз принимали крест, поскольку  считали крестовые воины совместимыми со своими духовными идеалами и рыцарскими ценностями. Были среди крестоносцев и те, кто унаследовал династическую  традицию участия в крестовых  походах, часто усиленную другими  традициями, полученными через брачные  контракты. Для тех, кто родился  в семьях с такими традициями, преданность  крестоносному движению была гораздо  сильнее и серьезнее, чем у  других. И все же принятие креста каждым конкретным лицом никогда  не было только актом свободной воли, но каждый раз перед ним вставал  вопрос - ответить или нет на призыв, направленный к его соотечественникам  и ровесникам, членам одного сословия.²⁴