Формирование документального фонда Императорских архивов при Екатерине II

Созданные во исполнение указа 1791 г. реестры церковных  хранилищ (часть их восходила к  описям монастырского имущества) в  ряде случаев представляли собой  не что иное, как учетно-регистрационные  документы. С аналогичной картиной мы сталкиваемся и в случаях с частными собраниями. Подавляющее число их описаний носило учетно-регистрационный характер. В период дворцовых переворотов, а также по их окончанию (начало правления Екатерины II в 1762 г.) описания составлялись при конфискации архивов и библиотек лиц, причастных к борьбе дворянских группировок. Из 40 описаний частных собраний конца XVIII в. 5 созданы при описи имущества умерших владельцев, 27 – при продаже и дарении собраний владельцами в МАКИД, Московскому университету и другим, и лишь 13 – при жизни собирателей.

Наиболее  популярными в теории и практике описания в исследуемый период стали  справочники по отдельным рукописным хранилищам. Описания, как правило, располагались по форматам, отражая наиболее распространенный способ хранения. Наряду с таким формальным подходом к разрешению поисковых задач все более активно проявлялись тенденции логического упорядочения описываемых источников. Как, например, в русском варианте «Камерного каталога», созданного в 1741-1742гг., данная классификация получила дальнейшее развитие уже в 1768 году². Первая  группа рукописей была разбита на рукописи священного писания, служебные, поучительные, церковной истории. Во второй группе были выделены рукописи по естественным наукам, политические, по военно-морскому делу, истории и географии, языкознанию. Рукописи, составляющие третью группу, описывались по видам источников: хронографы, летописи, степенные книги³, родословные книги, памятники местного летописания, географические и исторические сочинения, документальные материалы, юридические памятники.

В исследуемый  период в практике археографической деятельности окончательно оформляются  и закрепляются предисловия, примечания по содержанию, текстуальные примечания, указатели. На всем протяжении XVIII века названные элементы были присущи далеко не всем источникам и публикациям, включая даже лучшие из них - новиковские⁴. Более или менее систематически встречались предисловия или послесловия, гораздо реже – примечания. Так, «Критическими примечаниями» и предисловиями были снабжены публикации Русской Правды (1767 г.), Судебника 1550 г. (1768 г.). Наряду с этим только тексты источников мы встречаем в публикациях так называемого «Сводного Судебника»⁵, ряда летописей, издававшихся Академией наук и др.

С конца  XVIII века в составе документальных публикаций происходят качественные изменения. Решающую роль в этом сыграли публикации кружка Мусина-Пушкина. Уже первая из них – Русской Правды – являлась образцовой для своего времени. Помимо предисловия, в ней имелись «переложение» древнерусского памятника на современный язык, текстуальные примечания, примечания по содержанию – толкование вышедших из употребления слов, а также алфавитный терминологический указатель.

Само  понятие «кружок А.И. Мусина-Пушкина» в значительной мере условно. Речь идет о типичном для дворянской России конца XVIII  - начала XIX в. неофициальном объединении лиц одного сословия, со схожими общественно-политическими убеждениями и интересами. Организационными центрами этого объединения были петербургский , а затем московский дома крупного государственного деятеля  России конца XVIII в. графа А.И. Мусина-Пушкина, находившиеся соответственно на Мойке и на Разгуляе. Здесь и происходили «собрания» близких к нему людей: писателя И.П. Елагина, историков И.Н. Болтина, Н.Н. Бантыш-Каменского, А.Ф. Малиновского и других.

На таких  «собраниях» обсуждались исторические и лингвистические проблемы, а  также основные труды участников кружка как коллективного, так и  индивидуального характера.

Кружок  возник около 1784-1786 гг. Три наиболее активных его активных члена –  А.И. Мусин-Пушкин, И.Н. Болтин и И.П. Елагин – были примечательными людьми своего времени. Обязанные своей карьерой Екатерине II, они в чиновной иерархии самодержавной России занимали важные и ответственные посты.

Около 1797 году состоялось знакомство А.И. Мусина-Пушкина  с Н.М. Карамзиным и будущим приемником Н.Н. Бантыш-Каменского на посту директора  МАКИД А.Ф. Малиновским. «Ученые упражнения»  московских сотрудников графа увенчались первым изданием «Слова о полку Игореве».

В одном  из объявлений о выходе в свет «Слова о полку Игореве» был дан и  первый перечень книжной продукции  кружка. Он включал пять названий: публикация Русской Правды (только второе издание, 1799 г.), «Поучение» Владимира Мономаха, «Слово о полку Игореве», исследования А.И. Мусина-Пушкина о местоположении Тмутараканского княжества и  Евгения Булгара о времени  крещения великой княгини Ольги.

Необходимо  отметить, что на причастность Мусина-Пушкина  к изъятию рукописей не раз  указывали деятели церкви. В 1797 г., когда во главе Синода встал новый  обер-прокурор, в его канцелярии был составлен «реестр, взятый к… А.И. Мусину-Пушкину по бытности его  обер-прокурором святейшего Синода…  книгам, которые от него не возвращены». Этот реестр включал 14 рукописей. На подлиннике этого документа граф написал, что  все перечисленные в нем рукописи были переданы Екатерине II, тем самым отрицая свою причастность к исчезновению церковных рукописей.

Собирание источников для Екатерины II во второй половине XVIII века являлось наиболее крупным предприятием, принесшим значительные результаты в обогащении источниковой базы по русской истории. Вершиной разысканий источников для исторических занятий императрицы и близкого к ней в то время круга лиц, интересовавшихся историей, и стал августовский указ 1791 г. Изданный по инициативе Мусина-Пушкина, он предписывал всем учреждениям духовного ведомства прислать в Синод «относящиеся к российской истории летописи и другие сочинения» и все, что среди них обнаружится еще неизданным, «внесть к ее величеству».

Указ  впервые ставил перед духовенством задачу выявления не только летописных источников, но и «других сочинений» по русской истории. Первого сентября 1791 года Мусин-Пушкин уточнил требование указа и в значительной степени сделал более целенаправленной последующую работу по разысканиям исторических источников.

Указ 1791 года, как и указ 1778 года, находился  в русле секуляризационной политики Екатерины II, проводимой по отношению к церковным имениям. Указы подчеркивали притязания светской власти на такой вид церковного имущества, как архивы и библиотеки. Это были важные внутриполитические акты, носившие прогрессивный характер. Идея изъятия на официальной основе церковных архивов и библиотек как важное антиклерикальное предприятие, способное ограничить церковную власть и обеспечить научные потребности, была популярна в светских кругах русского общества.

Указ 1791 года имел положительное значение не только как важный внутриполитический акт. Фактический его реализация оказалась первой удачной попыткой выявления корпуса источников в  хранилищах учреждений духовного ведомства  по все стране, в особенности в  Москве и Санкт-Петербурге. На его  основе Синодом были затребованы  реестры и рукописи, хранящиеся в  церковных учреждениях 44 епархий.

Изучение  этих реестров позволяет представить  картину разысканий, проведенных во исполнение указа 1791 года. На конец 1792 года удалось выявить свыше 600 рукописей, не менее половины из них были присланы в Синод. В результате впервые стала известна значительная часть того документального комплекса, который сосредоточился в периферийных хранилищах учреждений Синода и о котором ранее практически не было известно. Среди присланных в Синод рукописей оказались десятки летописей, новые списки Русской Правды, Судебника 1550 года, «Книги Большому Чертежу», а также «Рашская Кормчая»⁶, ряд древнерусских и переводных литературных сочинений («Александрия», «Троянское сказание», Сказание о Мамаевом побоище, жития святых), актовый материал и др.

Разыскания  источников, предпринятые по указу 1791 года, знаменовали собой существенный шаг вперед в сравнении с аналогичными попытками предшествующего времени. Они в большей степени контролировать специалистами – кружком А.И. Мусина-Пушкина, перед ним стояла задача поиска уникальных материалов и новых списков уже известных  источников.

Анализ  реестров и других материалов позволил очертить обстоятельства, при которых  А.И. Мусин-Пушкин осуществлял изъятия, используя указ 1791 года, сам изъятый  корпус и круг хранилищ, где эти  изъятия производились. С определенной долей осторожности можно говорить о 22 рукописях, взятых графом из библиотек Ростовского архиерейского дома, Новгородского Софийского собора, монастырей: Ново-Иерусалимского, Макарьевского, Желтоводского, Новоспасского, Ферапонтова, нижегородского Печорского, Кирилло-Белозерского, Рязанской консистории, Синодальной библиотеки, московской Типографической конторы и хранилищ Казанской епархии. Среди них оказались Лаврентьевская летопись, «Летопись Федора Кемского», Русский временник, ряд хронографов и др.

Двадцать  две рукописи – это минимальное  число документов, изъятых под  предлогом выполнения указа 1791 года.

Коллекционирование  частных собраний путем неофициальных  изъятий было достаточно распространенно  в конце XVIII – начале XIX в. Ярый «нестяжатель» XVIII века П.А. Алексеев в одном из писем к А.И. Мусину-Пушкину намекал ему на те возможности, которые открываются перед ним как обер-прокурором Синода в получении рукописей. Как и указ 1791 года, изъятия рукописей, произведенные Мусиным-Пушкиным, оправдывались идеей секуляризации церковного имущества, патриотическим побуждениям введения их в общественный оборот, стремлением использовать эти источники в интересах государства.

Изъятия рукописей их церковных хранилищ, по всей видимости, не составили сколько-нибудь значительный источник пополнения собрания Мусина-Пушкина. Очевидно, больше возможностей появлялось у графа, когда речь шла  о коллекциях, оставшихся после смерти церковного начальства. Так заставляет думать сохранившееся в фонде  Синода дело о библиотеке костромского архиепископа Питирима, умершего в 1791 году. По указанию Синода был составлен  реестр, согласно которому все материалы, хранившиеся в библиотеке, в 1792 году были доставлены в Петербург. Однако судьба 76 включенных в реестр рукописей религиозного содержания остается неизвестной.

В 1796 году аналогичная история повторилась  с рядом рукописей из библиотеки вятского и великопермского епископа Лаврентия Барановича. Опись библиотеки умершего иерарха была направлена в  Синод, который предписал «вытребовать»  три рукописные книги, «яко принадлежащие  к исправляемой ныне Российской истории». После присылки рукописей их следы  также теряются.

Вообще  комплекс материалов, пополнивших собрание графа за счет дарений и завещаний, является, может быть, самым значительным. По свидетельству К.Ф. Калайдовича, едва ли не первый пример современникам  показала Екатерина II. Среди «пожалований» императрицы оказались архив и рукописная коллекция И.Н. Болтина. Их приобретение через А.И. Мусина-Пушкина в Императорский Кабинет состоялось в ноябре 1792 года, т.е. сразу после смерти историка⁷. Части болтинских материалов были изданы и распространены в списках.

Согласно  указанию словаря Евгения Болховитинова  А.И. Мусин-Пушкин оказался владельцем по меньшей части архива и рукописного  собрания своего другого сотрудника – И.П. Елагина. Елагин подарил графу  свой «Опыт повествования о России», который дает возможность в какой-то мере  представить рукописные материалы, имевшиеся в собрании его автора.

Елагин  имел немало интересных древних рукописей, и все эти рукописи оказались  в собрании А.И. Мусина-Пушкина. Но, очевидно, особую ценность представлял Елагинский архив, с «весьма любопытными», по отзыву Калайдовича, бумагами. Здесь  могли быть материалы по политической истории России XVIII века, особенно касающиеся царствования Екатерины II.

Собрание  А.И. Мусина-Пушкина пополнялось  и за счет других своих современников. По словам К.Ф. Калайдовича, граф Г.И. Головкин передал А.И. Мусину-Пушкину «несколько летописей и монет». Крупным поступлением в собрание графа стали «все книги  и бумаги», оставшиеся после смерти профессора Московского университета А.А. Барсова (умер в январе 1791 года).

Таковы  основные факты истории комплектования собрания А.И. Мусина-Пушкина. Попытаемся раскрыть основные моменты в целом  утраченного рукописного собрания. Его составляли два больших комплекса: рукописи старинной традиции и документы  по истории XVIII – начала XIX в. Основной массив рукописей старинной традиции был представлен материалами исторического содержания. В этом убеждает нацеленность инспирированного графом указа 1791 года, его собственные исторические интересы, интересы владельцев тех коллекций, которые частью или полностью оказались в его собрании.

Содержание  материалов по истории XVIII – начала XIXв. В коллекции А.И. Мусина-Пушкина было различным. Наряду с историческими документами, например, из архива Крекшина - Деденевых⁸, здесь находились многочисленные списки и автографы исторических, публицистических сочинений (В.Н. Татищева, П.Н. Крекшина, И.П. Елагина, И.Н. Болтина, А.А. Барсова и др.),  политических трактатов (Г.Р. Державина, Екатерины II  и др.) литературных произведений и т.д. Здесь же сохранился дневник самого А.И. Мусина-Пушкина. По его свидетельству, он начал вести в виде «повседневных записок о всем, где был и что любопытного заметил» в 1772 году, когда отправился в заграничное путешествие. В 1775 году, возвратившись в Россию, Мусин-Пушкин продолжил свой «журнал» и вплоть  до 1797 года заносил в него «до сведения его доходящие исторические и политические происшествия и анекдоты».

Для характеристики утраченного собрания немаловажным является ответ на вопрос, каким  мог быть его объем. Ответ может  быть дан только в общей форме  с учетом приведенных выше данных, а также данных о других собраниях  этого времени. Коллекции Ф.Г. Баузе  и П.Г. Демидова насчитывали соответственно 294 и 156 названий рукописей. Коллекция  рукописей П.Я. Актова, собранная  к концу XVIII века, включала 315 названий. Коллежский асессор Н.И. Матрунин к началу XIX века собрал не менее 351 названия рукописей и книг. Фамильная коллекция Хлебниковых включала не менее 97 рукописей, коллекция Н.П. Румянцева – свыше 600 и т.д.