Как повысить самооценку

Автор работы: Пользователь скрыл имя, 24 Декабря 2012 в 15:09, сочинение

Краткое описание

Несколько недель я работал с теми ребятами, кто этого хотел, пробуя различные методы и приемы. К концу срока число желающих заниматься резко сократилось. Ни одна из идей не давала не то чтобы результата, а даже надежды. Но я сделал одно важное открытие: ребята, прекрасно справлявшиеся с критическим самоанализом, совершенно не могли выслушивать критики из чужих уст. Я назвал это «синдром добровольцев».

Вложенные файлы: 1 файл

книга.docx

— 422.43 Кб (Скачать файл)

Автор: Мануэль Дж. Смит.

Раздел: Популярная психология

 

Предисловие

 

 Теория и практические навыки  ассертивной терапии  (Ассертивный  (assertive, англ ) — настойчивый, умеющий настоять на своем.)  (AT) выросли из моих занятий с психически здоровыми людьми; я пытался научить их эффективно разрешать те конфликты, с которыми все мы сталкиваемся в повседневной жизни. Толчком к разработке системного подхода к проблеме общения послужило мое назначение консультантом в Центр подготов­ки членов Корпуса Мира, что расположен в горах около Эскондидо, в Калифорнии, где я провел лето и осень 1969 года. Здесь я с тревогой обнаружил, что традиционные методы, принятые на вооружение лечебной психиатрией, оказались малоэффективны в подготовке солдат Корпуса Мира, которым предстояло столкнуться с проблемами каждодневного общения в чужих странах.

 

 Наша неспособность помочь  этим молодым энтузиастам стала  очевидной, когда после 12-недельной  интенсивной тренировки и консультаций  они провели свою первую репетицию  — демонстрацию работы распылителя  ядохимикатов крестьянам гипотетической  южноамериканской страны.

 

 Толпу латиноамериканских фермеров  изображала разношерстная компания  психологов, преподавателей иностранных  языков, добровольцев-ветеранов, наряженных  в соломенные шляпы, шорты,  сандалии, армейские ботинки, кроссовки  и просто щеголявших босиком.  Новобранцы показывали лжефермерам  новое устройство, но тех оно,  казалось, ничуть не интересовало. Гораздо больший интерес они  проявляли к незнакомцам, вторгшимся  в их владения. Добровольцы могли  достаточно подробно рассказать  о агротехнике и пестицидах, ирригации и удобрениях, но все они спасовали, столкнувшись с вопросами типа: «Кто вас сюда послал? Почему вы хотите, чтобы мы использовали это устройство? Почему вы пришли аж из Штатов, чтобы показать нам его? Для чего это вам нужно? Почему вы пришли именно в нашу деревню? » и т. д. Ни один из этих молодых людей не смог спокойно и ясно ответить: «Я просто пришел, чтобы показать вам устройство, которое может вырастить большой урожай». А необходима была именно такая позиция и твердый уверенный ответ. Но наши новобранцы, оказавшись в положении допрашиваемых и подозреваемых в корыстных целях, терялись, смущались и не знали, как себя вести. Их научили языку, дали сведения о культурных традициях, снабдили техническими знаниями, но совсем не подготовили к общению с людьми, настроенными недоверчиво, недружелюбно, подозрительно. Они терялись, когда их собеседники пытались узнать побольше о них самих.

 

 Мы не научили их отвечать  на подобные вопросы, потому  что и сами не знали, чему  учить. У всех были кое-какие  идеи по этому поводу, но никто  не смог предложить что-либо  конкретное. Мы не научили добровольцев  вести разго­вор настойчиво, не оправдываясь, твердо произносить: «Потому что я хочу этого».

 

 Несколько недель я работал  с теми ребятами, кто этого  хотел, пробуя различные методы  и приемы. К концу срока число  желающих заниматься резко сократилось.  Ни одна из идей не давала  не то чтобы результата, а даже  надежды. Но я сделал одно  важное открытие: ребята, прекрасно  справлявшиеся с критическим  самоанализом, совершенно не могли  выслушивать критики из чужих  уст. Я назвал это «синдром  добровольцев».

 

 Это открытие подтвердилось  в дальнейшем, во время моей  работы в 1969 и 1970 годах в  Калифорнии, в Центре психотерапии  в Беверли Хиллз и в госпитале  для ветеранов в Сепулведе.  Обследуя и леча пациентов,  диагнозы которых варьировались  от легкой фобии до сложных  невротических расстройств, вплоть  до шизофрении, я обнаружил, что  большинство из них подвержены  тому же «синдрому добровольцев»,  но в гораздо большей степени.  Многие больные были совершенно  не способны переносить критические  высказывания в свой адрес  или отвечать на вопросы, касающиеся  их самих. В особенности этим  отличался один молодой пациент.  Он проявил такое сопротивление  при попытках завести разговор  о нем, что за четыре месяца  лечения от него едва ли  удалось добиться нескольких  слов. Из-за этого ухода в немоту  и явной неспособности к общению  с людьми ему был поставлен  диагноз «сильный невроз». Подозревая, что это был очень ярко выраженный  случай того же «синдрома добровольцев»,  я попробовал переключить его  с разговоров о нем на обсуждение  тех людей в его жизни, с  которыми ему было тяжелее  всего. Через несколько недель  я выяснил, что он очень боится  своего отчима и испытывает  к нему сильнейшую неприязнь.  Этот человек всегда относился  к пасынку с пренебрежением, ежеминутно  критикуя и поучая его. К  сожалению, мой юный пациент  в отношениях с отчимом всегда  воспринимал себя как объект  критики. В результате в его  присутствии он в буквальном  смысле немел — не мог произнести  ни слова. Его невольная немота, вызванная страхом быть раскритикованным  и неумением защищаться, распространилась  и на других, всех тех, кто  был хоть чуточку уверен в  себе. Когда я спросил юношу,  хочет ли он избавиться от  страха и неуверенности перед  отчимом, он заговорил. Мы начали экспериментировать, пытаясь ослабить влияние критики отчима, семьи и человечества в целом.

 

 Через два месяца этот  «невротический немой» был выписан  из больницы, после того как  подбил остальных молодых пациентов  удрать на вечеринку, а вернувшись  утром, устроил в палате черт  те что. По последним сведениям,  он поступил в колледж, одевается как ему нравится, ведет себя как хочет, невзирая на протесты отчима, и вряд ли снова попадет в больницу с прежним диагнозом.

 

 После столь успешного, хотя  и нетрадиционного лечения д-р  Мэтт Баттиглери, главный психолог  госпиталя Сепулведы, предложил  мне попробовать этот метод  и с другими пациентами и  разработать программу лечения  для неуверенных в себе людей.  В течение весны и лета 1970 года  методика AT, описанная в этой книге,  была проверена в клинических  условиях в госпитале и в  Центре психотерапии совместно  с моим коллегой д-ром Зевом  Вендером. С этого времени AT стала  широко использоваться мной, моими  коллегами и студентами, для того  чтобы помочь неуверенным в  себе людям эффективно общаться  с другими и выходить из  различных трудных ситуаций. Навыки AT стали преподавать в университете  округа, в школах, их стали использовать  в частных клиниках и при  амбулаторном лечении, преподавать  на психологических семинарах  и семинарах для специалистов. Им обучали работников сферы  социального обеспечения, применяли  в тюрьмах. Результаты AT были рассмотрены  специа­листами.

 

 Мне не важно, кто захочет  воспользоваться навыками AT: здоровые  люди, испытывающие трудности в  общении, как в случае с добровольцами  Корпуса Мира, или страдающие  неврозами, как мой молодой  «немой» пациент. Самое главное  — научиться справляться с  проблемами и трудными ситуациями, а также общаться с теми, кто  эти ситуации нам создает. Это  суть ассертивной терапии —  то, чему посвящена книга. Навыки AT, описанные здесь, опираются  на пять лет клинических экспериментов,  как моих собственных, так и  моих коллег. Моя цель — дать  как можно большему числу людей  понимание того, что случается,  когда мы не можем общаться  друг с другом, и что мы можем  сделать в такой ситуации.

 

 Мануэль Дж. Смит, Вествуд Виллидж,  Лос-Анджелес

 Унаследованные реакции в  борьбе за выживание. Варианты  разрешения конфликтов

 

 Около двадцати лет назад  я познакомился с замечательным  человеком, честным и смелым.

 

 Это случилось в колледже  сразу после моего увольнения  из армии. Джо тогда был молодым  преподавателем, а я одним из  его студентов. Тогда, как и  сейчас, он преподавал психологию. Его манера чтения лекций была  жесткой, самоуверенной, открытой. В объяснении поведения человека  он придерживался простоты. Для  него было достаточно описать,  как происходит нечто с точки  зрения психологии, и признать, что  это действительно происходит. Он  использовал лишь простые предположения,  побуждая и нас поступать так  же. Он был убежден, что 95 процентов  из того, что относят к научной  теории психологии, — просто мусор,  и что должно пройти немало  времени, прежде чем мы узнаем  истинные механизмы психологических  процессов настолько хорошо, чтобы  объяснять большинство из них.

 

 Доводы Джо столь же весомы  сейчас, как и двадцать лет  назад... и я согласен с ним!  Чтобы воспользоваться тем, что  психология в действительности  может предложить, гораздо важнее  знать, что произойдет, а не  почему это произойдет. В ходе  лечения пациентов, к примеру,  я обнаружил, что долго сосредоточиваться  на том, почему пациент в  беде, как правило, бесполезно: это  приведет только к отвлеченному и бессмысленному самокопанию и может продолжаться годы без положительных результатов. Иногда это даже приносит вред пациенту. Намного полезнее сконцентрироваться на том, как пациенту следует вести себя, чем разбирать, почему он ведет себя так, а не иначе!

 

 Джо разрушил наши представления  о психологах как о новой,  высшей касте жрецов человеческого  поведения. Он и сам порой  попадал в трудные положения.  У него было достаточно своих  проблем, помимо тех, в колледже, когда он ворчливо высказывал  мне каждый семестр: «Студенты  вечно жалуются на то, что у  них слишком много личных проблем,  мешающих учебе. Они что, не  могут справиться с ними? Если  у вас нет проблем, то вы  еще и не жили!»

 

 Спустя годы Джо стал для  меня не просто коллегой, но  и близким другом. Оказалось, что  и у него возникали такие  же проблемы во взаимоотношениях  с другими, как и у меня, и  примерно в тех же пропорциях. По окончании колледжа я узнавал  все больше и больше специалистов  в области психологии и психиатрии. Выяснилось, что и у них возникают трудности в общении. Оказывается, звание «доктор» не освобождает человека от тех же проблем, с которыми сталкиваются его родные, соседи и друзья, и особенно пациенты.

 

 Какие же трудности встречаются  у всех людей? Возьмем, к  примеру, семейные отношения.  Когда наши мужья, жены, любимые  по какой-либо причине чувствуют  себя несчастными, они могут  заставить нас почувствовать,  что мы в чем-то перед ними  виноваты. Делается это даже и  без слов: достаточно особого  взгляда, демонстративного хлопанья  дверью, красноречивого молчания  или ледяного тона в просьбе  включить телевизор.

 

 Родители могут заставить  своих взрослых детей чувствовать  себя встревоженными маленькими  мальчиками и девочками. Многие  из нас слишком хорошо знают  свои реакции на мамино многозначительное  молчание по телефону или неодобрительный  взгляд тещи или свекрови. Не  только близкие, но и друзья  создают нам проблемы. Если друг  предлагает развлечься вечером,  а вас это не привлекает, но  вы не хотите его обидеть,  то приходится лгать, и при  этом вы чувствуете себя неуютно.

 

 Многие думают, что подобные  вещи во взаимоотношениях между  людьми — признак нездоровья. Вовсе нет. Жизнь всех нас  сталкивает с трудностями, и  это вполне нормально. Все дело  не в наличии проблем, а в  неумении адекватно их разрешать.

 

 Весь мой опыт, а также  наблюдения за тысячами других людей, с которыми я сталкивался в жизни, позволили мне прийти к следующему выводу: то, что у нас будут проблемы в жизни — вполне естественно; но столь же естественно и то, что все мы в состоянии их решать.

 

 Если бы у нас не было  врожденной способности справляться  со всевозможными трудностями,  то человеческие су­щества как биологический вид вымерли бы давным-давно. Наши первобытные предки выжили не вопреки проблемам, а благодаря им. Мы превратились в людей из тех природных существ, которые обладали способностью успешно бороться с трудностями в жестокое время и в жестокой среде.

 

 В наследство от предков  мы получили способность приспосабливаться  к окружающей среде. Так же, как и живот­ные, особенно близкие нам позвоночные, мы прибегаем к универсальным для живого мира способам разрешения конфликтов: драке и бегству. Как и животные, мы нападаем или бежим друг от друга. Иногда это происходит не по нашей воле; иногда мы делаем это осознанно, иногда открыто; но чаще — в замаскированном виде. Но мы, однако, лишены клыков, острых когтей и той силы мускулов, которые позволяли бы нам столь же эффективно решать проблемы с позиции физической силы.

 

 Ни вы, ни я не сможем  даже так зарычать, чтобы напугать  грабителя и, хотя я верю, что  смогу убежать в критиче­ской ситуации, я не хотел бы, чтобы она возникла.

 

 Но более всего нас отличает  от предков способность словесного  общения, которой в процессе  эволюции овладел человек.

 

 Как полагают, около миллиона лет назад эволюция и борьба за существование устранили тех из предков человека, которые не смогли найти более эффективного способа сопротивляться, кроме уже испытанных драки и бегства. Одновременно у других развивалась способность общаться при помощи слов. Они-то и выжили, и воспроизвели нас, своих потомков. Новые возможности человеческого мозга позволяют нам общаться и работать вместе даже тогда, когда возникает проблема или конфликт. И, хотя мы унаследовали способность либо лезть в драку, либо бежать, чтобы уцелеть, инстинкт не подталкивает нас ни к тому, ни к другому. Вместо этого мы можем поговорить с другими и, благодаря этому, справиться с тем, что нас задевает.

 

 И все же современные цивилизованные  люди время от времени пытаются  разрешать конфликты с помощью  агрессии или бегства. Но они  обычно не делают этого открыто.  Однако, такого рода поведение не приносит ощутимых результата Причины очевидны. Как правило, с самого детства людей учат вести себя в конфликте пассивно. «Не давай сдачи», «Выстой и стерпи», «Учись быть выше этого» — все эти модели, как нетрудно заметить, пассивные. Когда кто-то выводит нас из себя, мы редко выказываем это явно. Вместо этого мы стискиваем зубы и даем бессмысленное, в общем-то, обещание позднее отомстить.

Информация о работе Как повысить самооценку