Физиологические и психологические основы аутогенной тренировки

Несомненно, что аутогипноз с само раппортом вполне может объяснять и другие феномены, наблюдавшиеся А. М. Свядощем и А. С. Роменом, например общую мышечную каталепсию с восковидной гибкостью и каталептическим мостом или же анальгезию. Сходство этих феноменов с теми, которые обычно получают при внушении в гипнозе, доказывает справедливость этого положения авторов. Однако это лишь один из возможных эффектов аутогенной тренировки, к тому же, по-видимому, во многом обусловленный особенностями техники упражнений. При удлинении и углублении упражнений активное участие тренирующегося возможно лишь до известного, вполне определенного состояния коркового торможения, после которого никакая вигильность не может иметь места. После перехода через этот предел контроль над собой теряется, что указывает на возникновение третьей степени II стадии гипноза с некоторыми характерными для нее признаками (каталепсия, невозможность выполнения произвольных движений и т. д.). Результаты контрольных опытов по вызыванию каталептического моста с помощью приемов аутогенной тренировки и акцентуации на длительном самовнушении полностью подтверждают полученные А. М. Свядошем и А. С. Роменом факты (В. С. Лобзин и Ю. М. Кулагин, 1968). Тем не менее, наш опыт свидетельствует о том, что для достижения терапевтического эффекта при применении аутогенной тренировки не требуется столь глубокого торможения коры головного мозга. Возникновение выраженной степени последнего надо расценивать как нежелательное осложнение во время самостоятельной тренировки. В связи с этим очень важно обучить тренирующегося умению своевременно выводить себя из состояния погружения. Только при необходимости врач может намеренно углубить состояние релаксации и перейти к гипнотическому внушению. Тогда аутогенная тренировка будет играть роль подготовительной методики, а психотерапевтический прием получит право именоваться сеансом гипнотерапии. (Гипнотическое состояние, как убедительно было показано исследованиями И. П. Павлова, это разлитое торможение коры больших полушарий с сохранением очаг. Возбуждения зоны раппорта реакции у загипнотизированной лица кроме внушенных представлений, идущих в зону раппорта, все происходившее во время сеанса гипноза амнезируется. Эта амнезия противоречит самой сути аутогенной тренировки как методу активирующему, процессу сознательного, волевого повышения возможностей саморегуляции целого ряда функций. Не пассивное торможение мозговых функций, а наоборот, активация нейрональных структур должна лежать в основе физиологических механизмов аутогенной тренировки.

Сдвиги в регуляции исходно непроизвольных функций могут быть получены сознательно, с помощью негипнотических механизмов, лежащих в основе «опроизволивания». Одним из них является, образование условных рефлексов. Еще в 1918 г. Н. С. Цитович в работе «О так называемых вазомоторных психорефлексах» показал, что, пользуясь Павловским методом, можно получить условно-рефлекторные сосудистые реакции на звуковые, болевые и холодовые раздражители. Возможность выработки условного сердечно-сосудистого рефлекса замедления пульса описана Л. И. Котляревским (1936), условных сосудосуживающих или сосудорасширительных реакций - А. Т. Пшоником (1952). Условные вегетативные реакции, выработанные на словесный раздражитель, фактически являются лишь внешне сходными с произвольными, так какие только не представляют собой цели деятельности испытуемых, но даже не осознаются ими. В связи с этим возможность перехода непроизвольных реакций в произвольные или отрицается вообще (К. М. Дедов, 1954), или условно-рефлекторные вегетативные реакции обозначаются как псевдопроизвольные (М. И. Лисина, 1957; А. В. Запорожец, 1960; М. Н. Валуева, 1967) читают, что произвольной можно называть только такую реакцию, к происхождению которой словесный стимул адресован непосредственно (П. В. Симонов, 1962).

Другим механизмом «опроизволивания» является не образование условных рефлексов, а мысленное воспроизведение (в бодрствующем состоянии) ситуации, дававшей в прошлом выраженные вегетативные сдвиги. Характеризуя этот механизм, И. М. Сеченов писал, что «между действительным впечатлением с его последствиями и воспоминанием об этом впечатлении со стороны процесса, в сущности, нет ни малейшей разницы» («Рефлексы головного мозга», 1961, с. 68). И. М. Семенов упоминает о человеке, который добивался пилоаррекции при представлении о холоде. И. Р. Тарханов (1904) наблюдал замедление или ускорение пульса при мысленном воспроизведении знакомых ранее ситуаций с выраженной эмоциональной окраской. В. Е. Ефимов (1936) регистрировал увеличение расхода энергии, повышение потребления кислорода, учащение пульса и повышение артериального давления при мысленном представлении о тяжелой работе. Подробный обзор работ, в которых исследовались вегетативные сдвиги под влиянием представлений об известных ранее ситуациях, позволил М. Н. Валуевой (1967) прийти к выводу о том, что указанными лицами всегда воспроизводились эмоционально окрашенные ситуации. По мнению М. Н. Валуевой, истинная произвольность возникает при отчуждении следов ранее испытанного воздействия от ситуации, в которой это воздействие имело место, а также при существенном изменении прагматической функции речевого раздражителя наряду с сохранением его семантики (1967). Серия исследований, проведенных М. Н. Валуевой на здоровых бодрствующих лицах, позволила ей получить много фактов, ценных для теории и практики психотерапии. Она нашла, что наиболее эффективным способом произвольного воздействия на вегетативные функции является мысленное воспроизведение следов эмоционально окрашенных событий, имевших место в индивидуальном опыте испытуемых при мысленном представлении покоя, отдыха, дремоты не наблюдалось достоверного урежения сердцебиений, что указывало на преимущественно возбуждающее действие речевых сигналов на вегетативную сферу наряду с крайне слабым проявлением тормозящих влияний. При повторных представлениях эмоционально окрашенной ситуации наблюдалось постепенное угашение вегетативных сдвигов.           

Из приведенных материалов вытекает несколько положений, поясняющих ряд практических и теоретических вопросов аутогенной тренировки. С точки зрения теоретической, нельзя, видимо, сводить механизм метода только к физиологическому механизму гипноза или аутогипноза. Этому противоречит то, что во время занятий аутогенной тренировкой тренирующийся постоянно оценивает реальную внешнюю и внутреннюю ситуацию, следит за своими ощущениями, управляет своим состоянием и удерживает его под контролем сознания. Корковая регуляция функций у человека, в том числе функций исходно непроизвольных, может в известных пределах и при определенных условиях осуществляться за счет образования условных рефлексов, а также за счет целенаправленного воспроизведения следов эмоционально окрашенных ситуаций. Эти два последних пути само регуляции функций в качестве непременного условия успеха требуют активной корковой деятельности.

Эти положения необходимо учитывать при проведении упражнений, предназначенных для регуляции вегетативных функций, а также при направленной органотренировке. (Так, например, при выполнении 2-го упражнения по Шульцу, для обучения тренирующегося воздействию на тонус сосудов недостаточно будет одной лишь словесной формулы: «Моя правая рука очень теплая». Следует мысленно и очень ярко представить ситуацию, в которой ранее рука действительно испытывала интенсивное тепловое воздействие.

В соответствии с указанными принципами проводятся и остальные упражнения низшей (первой) ступени по Шульцу. Они используются также для целей направленной органотренировки. Тот факт, что повторная активация нервных следов, не сопровождающаяся их адекватным подкреплением, как отмечает М. Н. Валуева (1967), ведет к угашению вегетативных сдвигов, должен быть учтен в практическом отношении. Для преодоления этого угасательного торможения может быть использовано преднамеренное (планируемое) изменение! состава следов («новизна мысленных представлений», по М.Н.Валуевой), что ведет к новой активации желаемых вегетативных сдвигов. Обычно это достигается без больших затруднений, поскольку уже при первых упражнениях больные убеждаются в реальной возможности влияния на вегетативные функции, что в свою очередь закрепляет психотерапевтический успех.

Как мы видели, возможности самоуправления вегетативными функциями могут возникнуть тремя путями: аутогипнозом самовнушением, условно-рефлекторной кортико-висцеральной тренировкой и тренировкой образного и направленного представления эмоционально окрашенных ситуаций, физиологической основой всех этих трех вариантов самоуправления является материалистическое учение И. М. Сеченова об отраженном, рефлекторном происхождении «всех актов сознательной и бессознательной жизни», И. П. Павлова—о высшей нервной деятельности, условных рефлексах и роли коры больших полушарий в регуляции многообразных функций организма, дополненное работами школы Н. Е. Введенского—А. А. Ухтомского о парабиозе и доминанте.

За последние годы физиология и патофизиология нервной системы существенно пополнились сведениями о структурах и функциях глубинных отделов мозга. На развитие неврологии в целом большое влияние стала оказывать кибернетика, которую Н. Винер определил как науку об управлении и связях в живых системах (Н. Винер. «Кибернетика». М., 1968). Успехи электроники, стереотаксическая техника, использование метода долгосрочного вживления в мозг животных и человека микро электродов дали новые возможности в раскрытии структурно-функциональных зависимостей целого ряда образований центральной нервной системы.

Установлены тесные взаимные структурные и функциональные связи новой коры с гипоталамо-лимбической системой и ретикулярной формацией. Уточнены представления о передаче нервного импульса от рецептора до корковых клеток. Показано, в частности, что нервный процесс имеет не только залповый, линейный характер с передачей импульса по классическим лемнисковым (специфическим) системам, но и циклический, с нейронными кругами на разных уровнях регуляции за счет многочисленных коллатералей, связывающих специфические системы с экстралемнисковыми, неспецифическими. Сочетание залповой и циклической регуляции рассматривается как приспособительная реакция адаптации к быстро меняющимся фазным раздражителям различной модальности, а также адаптации к постоянной, длительной импульсации. Из кибернетики пришло понятие о механизмах обратной (положительной и отрицательной) связи, что в нейрофизиологии нашло подтверждение в существовании постоянной кольцевой связи между афферентацией, рецепцией и моторикой (в каждом движении — рецепция, в каждой рецепции—движение) рецепции разграничивают информативные функции (лемнисковые системы) и стресс-мобилизующие (экстралемнисковые системы).

На первый взгляд может показаться, что изучение глубинных структур мозга и выяснение их роли в интеграции высшей нервной деятельности, эмоций, вегетативной иннервации, регуляции мышечного тонуса, движений и других сложных функций внесло известный диссонанс в классические представления нейрофизиологии, основанные на работах И. Л. Сеченова, И. П. Павлова, Н. Е. Введенского, А. А. Ухтомского. В действительности же приходится удивляться прозорливости многих положений, выдвинутых и развитых классиками отечественной нейрофизиологии, несмотря на то, что они не были вооружены тончайшей электронной техникой и имели дело, как неоднократно подчеркивал П. К. Анохин, с проблемой «черного ящика», т. е. ими производился анализ условий «на входе» (учет наносимого раздражениями «на выходе» выделение слюны и т. д.) без непосредственного наблюдения внутримозговых процессов. Тем не менее, открытие И. М. Сеченовым центрального торможения (1863) было первым открытием нисходящих тормозящих влияний ретикулярной формации, а его опыты расцениваются как первый эксперимент по физиологии этой системы. Огромная роль подкорковых аппаратов как «слепой силы» в эмоциональных разрядах и «источника силы» для корковой деятельности, неоднократно подчеркивавшаяся И. П. Павловым, была значительно позднее подтверждена и получила конкретную расшифровку в работах современных нейрофизиологов, использовавших электронную технику и стереотаксический метод. Здесь же следует сказать и о том большом вкладе в учение о ретикулярной формации, который внес В. М. Бехтерев (1896—1898).

Неспецифическое активирующее влияние ретикулярной формации ствола мозга на кору больших полушарий было экспериментально изучено в работах Moruzzi, Magoun (1949, 1961).(Ими было впервые показано, что при раздражении ретикулярной формации через хронически вживленные электроды у спящего животного возникает пробуждение, а на электроэнцефалограмме беспорядочные синхронизированные «сонные» колебания заменяются активным, де синхронизированным ритмом, также свидетельствующим о состоянии бодрствования. Эта реакция генерализованного пробуждения появлялась при раздражении ретикулярной формации в ее центральной части, там, где Бродал (1960) обнаружил самые крупные клетки и волокна, идущие в восходящем направлении с относительно небольшим количеством синоптических «реле». Ростральные отделы ретикулярной формации совместно с неспецифическими ядрами таламуса и диффузной таламокортикальной системой при их раздражении у бодрствующего животного вызывают реакции настороженности («бдительности»), участвуя, видимо, в механизмах внимания, обостренного восприятия (Линдсли, 1962). Раздражение бульбарной ретикулярной формации приводило к «глобальному» торможению или облегчению спинномозговых двигательных разрядов (Magoun a. Rhines, 1946; Magoun, 1961). Вентро-медиальный отдел сетчатого вещества продолговатого мозга был отнесен к суппрессорной, подавляющей зоне, поскольку раздражение этого уровня оказывало тормозящее действие на корковые и спинальные двигательные импульсы и устраняло децеребрационную ригидность. Раздражение другой зоны, в латерально-дорсальном отделе сетчатой субстанции, простирающейся вверх по стволу до субталамического уровня, оказывало облегчающее влияние на рефлекторную возбудимость спинного мозга. Были найдены корковые зоны (4S), стимуляция которых приводит к расслаблению мышечного тонуса, а также путь из зоны 4S к ретикулярной формации продолговатого мозга.

Наряду с влиянием ретикулярной формации на корковые функции было установлено наличие кортикофугальных волокон, направленных к ретикулярной формации, исходящих из лобных отделов, поясной извилины, сенсомоторной коры и некоторых других ее областей. Электрофизиологические исследования позволили выяснить, что проведение импульсов по восходящим путям ретикулярной формации может быть заторможено или облегчено возбуждением вышеуказанных участков коры (Линдсли, 1962; Френч, 1962; Эйди, 1962, и др.).

Возникновение эмоциональных ощущений и их выражение в норме осуществляется за счет взаимодействия новой коры с гипоталамусом, лимбической и ретикулярной системами, связи которых и составляют основной механизм центрального нервного субстрата эмоций. В констелляции этих образований Гельгорн и Луфборроу (1966) центральное место отводят гипоталамусу. Его значение в эмоциональных ощущениях и выражениях эмоций, а также в соматическом и вегетативном аспектах поведения, по их мнению, обусловлено стратегическим анатомическим положением и характером связей. Большую роль гипоталамуса в механизмах эмоций подчеркивает и Mac-Lean (1955, 1958), остроумно, но не совсем точно считающий главным добавлением к нервному «шасси» (спинному мозгу и стволу) «водителя» (гипоталамус и обонятельный мозг), выбирающего возможные направления поведения организма в целом. Обосновывая роль обонятельного мозга в эмоциональной жизни животного организма, Papez (1937, 1962) указывает на сложившуюся в процессе эволюции тесную связь ринэнцефалона с двигательными, вегетативно-висцеральными, эндокринными и эмоциональными системами. Простая поисковая реакция в самом начале ее формирования направлялась главным образом обонянием: разыскивание пищи, опознавание полового партнера или врага и т. д. Сигнально-биологическое значение указанной поисковой реакции способствовало образованию и закреплению в филогенезе функционально-морфологических связей между структурами, получившими наименование «висцеральный мозг» (Mac-Lean, Papez), «обонятельный мозг» (Грин, Эйди) или лимбическая система (Мак-Лин, Брейди).