Эстетический феномен науки

И эмоциональность, и образность – это результат проявления определенных способностей, определенных особенностей, характеризующих уже не данный акт  познания, а самое мышление индивида. И стимулирующее воздействие  искусства на развитие этих способностей весьма важно.

Столь же несомненным и  важным является воздействие искусства  и на другие особенности мыслительной деятельности, которые также не составляют монополии художественного мышления, но, во-первых, характерны для него и, во-вторых, постоянно стимулируются  им. Так само образное мышление неразрывно связано с такими способностями  как воображение и фантазия и  с такими выразительными художественными  средствами как метафора, троп и  т.д. Но и воображение, и фантазия как и неотделимое от них вдохновение, наличие которого, по выражению А.С.Пушкина, равно необходимо и в геометрии, и в поэзии [75], суть атрибуты творческого мышления, развитие которого, таким образом, также оказывается связанным с искусством, испытывает на себе его воздействие. И воздействие это, следовательно, затрагивает эвристический момент, что также не может быть недооценено.

Искусство действительно  воздействует не только на чувства  индивида, детерминируя этим некоторые  особенности его мышления – в  силу неразрывной связи этих двух сторон психической деятельности, но и воздействует на сам мыслительный процесс, опреде ляя в известной мере его характер, специфику форм его осуществления. Оно оплодотворяет теоретическое мышление, обогащая духовный мир самих творцов науки, что проявляется наиболее зримо именно в эстетическом аспекте.

Искусство, как отмечалось, воздействует прежде всего на эмоциональный мир личности. Но особое, исключительно важное значение в этом мире принадлежит эстетическим эмоциям. Именно этот вид эмоций наиболее эффективно развивает искусство, и именно эстетическим эмоциям принадлежит особая роль в структуре эстетического сознания в качестве психо-физиологической основы его корригирующих, индуцирующих и контрольных функций. Эстетические чувства – квинтэссенция эмоционального потенциала личности, выступают в качестве источника и регулятора деятельности иных компонентов эстетического сознания, вследствие чего они детерминируют в определенной степени и многие их параметры. Эстетическое видение тренирует специфические способности индивида – общую способность восприятия гармонии, комбинаторную потенцию воображения, активность мышления, повышает творческий потенциал личности. Эстетическое видение пробуждает все новые эмоциональные оттенки, постоянно обогащает эстетические вкусы и идеалы индивида новыми связями, сопоставлениями, ассоциациями, углубляет оценки, расширяет эмоциональные контакты и активизирует опыт эстетико-художественной деятельности. Все это накладывает определенную печать на теоретическую деятельность, определяет ее эстетический колорит и делает эстетическое сознание ее важным компонентом.

Стимулирующее воздействие  искусства на труд ученого проявляется  и в его влиянии на общее  состояние ученого, на его настроение и даже самочувствие, оно может  служить мощным источником вдохновения, повышать его работоспособность, самую  эффективность интеллектуальной деятельности, питать творческую энергию ученого, культивировать определенные морально-этические  качества, влияющие на продуктивность научных исследований.

Наконец, то же стимулирующее  воздействие на ученого искусство  способно оказывать и самым своим  содержанием, своей идеологической направленностью, сообщающей соответствующий  заряд деятелям науки, мобилизующей их духовные ресурсы. Яркой иллюстрацией этого является следующее высказывание академика Л.Келдыша: „Создание общей теории относительности является, может быть, наилучшим примером того, какую роль в процессе познания, наряду с фактами и логикой, могут играть интуиция и даже чисто эстетические соображения” [76].

Однако проявления эстетического  момента в научном творчестве не ограничивается эмоциональным аспектом, но выступает и в более сложных  формах эстетического сознания. Поскольку  эмоционально-чувственные образы отражают в первую очередь внешнечувственные, в том числе гармонические свойства объектов, они тем самым рефлектируют и сущностные свойства, а следовательно, и их связи с иными объектами. Все это требует об ращения к соответствующим эстетическим понятиям подобно другим составляющим эстетического сознания, индуцируемым эстетическими эмоциями.

Искусство, таким образом, тренирует и совершенствует эстетические способности ученого, обогащает  его способности к восприятию прекрасного и, одновременно, генерирует его стремление к изяществу и  красоте, трансформируя это стремление в атрибут творчества. Оно существенным образом совершенствует сам мыслительный аппарат ученого, который обретает в результате необходимую гибкость, разносторонность, оригинальность. Искусство, наконец, оттачивает и само восприятие, и способность понимания красоты  и гармонии, превращает эти эстетические категории в инструментарий науки.

Это находит свое выражение  в том, что помимо отмеченной функции  стимуляторов научного творчества эстетические понятия, функционирующие в науке, осуществляют и функцию критериев  оценки плодов научного поиска. Существуют внешние признаки красоты, например, в самом виде формул, в характере  выражения какого-либо вывода. „Но  гораздо важнее не внешние, а глубокие признаки красоты результатов. Красиво, когда разрозненные и прежде не связанные  явления вдруг объединяются в  стройной формуле” [77].

Красота научной теории –  весьма важный, а по мнению П.Дирака, даже самый надежный показатель ее истинности. И хотя последнее высказывание представляется нам явной гиперболой, связь между истиной и красотой – несомненна, что издревле подтверждалось представителями самых различных областей культуры. И связь эта, как правило, является двусторонней.

Функционирование эстетических категорий в качестве критериев  оценки научного творчества выходит  за пределы косвенного воздействия  искусства, т.к. речь идет уже о его  влиянии не на личность ученого, а  на само научное творчество. И влияние это, т.е. непосредственное влияние искусства на науку (которое, конечно, не отделено китайской стеной от рассмотренных аспектов косвенного влияния), не ограничивается отмеченными моментами: искусство поставляет не только критерии оценки результатов научного творчества, но и специфические средства их оформления – специфические художественные средства, значительно обогащающие сам язык науки, способствующие его гуманизации и демократизации, использование которых освобождает науку от излишней схематизации и чрезмерной формализации, делают добытые ею данные более выразительными и доступными.

Воздействие эстетического  фактора сказывается не только на оформлении плодов научного творчества, но и – более того – в определенной мере на самом процессе и формах их добывания. Такие, в частности, приемы художественной композиции как совмещение временных планов, ценностные критерии отбора, умышленные смещения смысловых  акцентов и т.п., способствующие своего рода реставрации и целостному восприятию данного феномена, несмотря на отсутствие отдельных составляющих, а также  моделирование и выбор вариантов, играют немаловажную роль в современной  науке.

„Все здание научной истины можно возвести из камня и извести  ее же собственных учений, расположенных  в логическом порядке. Но чтобы осуществить  такое построение и понять его, необходимы творческие способности художника”, – свидетельствует А.Эйнштейн [78].

Все это обусловливает  особую роль воображения, фантазии, интуиции, выступающих уже в качестве инструментов добывания истины, средств познания, которые столь характерны для  искусства, что их нередко квалифицируют  как исконно художественные начала.

Воображение помогает ученому  домыслить, восстановить отсутствующие  звенья в цепи исследуемого, компенсируя  имеющиеся проблемы и однонаправленность мышления, трансформирующуюся порой в его ограниченность, как бы дорисовывая или реставрируя картину и представляя ее в целостности.

Воспаряя на крыльях фантазии, ученый как-бы возвышается над реальностью, в силу чего он способен заглянуть  в будущее и, в известной мере, прогнозировать его.

Интуиция зачастую выступает  специфическим средством постижения истины, приходя на помощь дискурсивному  мышлению, когда его возможности  оказываются недостаточными.

Арсенал научного познания в наши дни явно обогащается средствами художественного познания, в подтверждение  чего достаточно обратиться к практике научного моделирования, в особенности  к такой его разновидности  как макетирование, где особенно заметны приемы и атрибуты художественного  творчества.

Но составляют ли все эти  инструменты исключительную монополию  художественного познания, а функционирование эстетических категорий в системе  науки является отражением только внешнего воздействия эстетического фактора?

Эстетическое содержание научного труда, как подчеркивалось выше, детерминируется самой его  природой, и сам факт функционирования эстетических категорий в системе  науки – отражение не только воздействия  искусства, но и имманентного свойства науки.

О наличии эстетических моментов в научном творчестве и о их значении наилучшим образом свидетельствуют сами ученые. О поэзии научного труда, об эстетической значимости теоретических конструкций, о красоте созидаемой наукой панорамы вселенной и о наслаждении, испытываемом и от самого созидания, и от восприятия этой картины мироздания неоднократно высказывались крупнейшие научные авторитеты.

Особенно много красноречивых  свидетельств мы имеем об эстетических достоинствах математики. И сегодняшние  математики, указывает М.Борн, часто исходят не только из логических, но также из „эстетических точек зрения и развивают из них удивительные образы” [79]. Поэтические свойства видел в математических образах и Л.Бриллюэн, а А.Пуанкаре горячо спорил со всеми, кто исключал из математического творчества глубоко эстетическое чувство. Понятие эстетики математического творчества отстаивают и развивают и многие наши современники, в том числе и отец кибернетики Н.Винер. И это, видимо, не случайно, ибо, по свидетельству такого авторитета как академик А.Н.Колмогоров, „в самой математике есть своя эстетическая сторона” [80]. СЕА

Эта характеристика с известной  степенью достоверности может быть отнесена и к другим областям научного знания, ибо, как свидетельствует  А.Эйнштейн, „В научном мышлении всегда присутствует элемент поэзии” [81].

Эстетический момент в  научном творчестве наиболее ярко проявляется прежде всего в эмоциональном аспекте – в широком спектре переживаний, сопровождающих научный поиск, в чувстве радости, наслаждения, удовлетворения (или в соответствующих негативных эмоциях), испытываемых ученым в ходе исследования, от преодоления трудностей и получаемых результатов. И речь в данном случае идет об эмоциях, порождаемых самим характером научного творчества, его спецификой, наличием у него именно своей внутренней эстетической стороны (роль искусства здесь сказывается в той мере, в какой оно способствовало воспитанию культуры чувств ученого, сформировало его эмоциональный потенциал).

Подобные эмоции детерминируются  красотой, гармонией, совершенством, предстающими перед взором ученого, познающего мир, как своего рода награда за его  самоотверженный труд, и характеризующими сам этот труд, прекрасный и благородный, доставляющий высшее наслаждение, во многом сходное с наслаждением шедеврами  искусства.

О радостях научных открытий, о муках творчества и о наслаждении  им мы имеем многочисленные свидетельства, что называется из первых рук. Поэзией  музыки называет академик Г.Будкер труд наших ученых по решению атомной проблемы. Характер деятельности, пишет академик, был поэтический, они творили симфонию радости, симфонию красоты. И хотя это был тяжелый, можно сказать, изнурительный труд, когда в течение трех лет приходилось ежедневно работать до двух часов ночи, академик Будкер называет этот период самыми светлыми и восторженными годами своей жизни [82]. Радость, которая овладевает исследователем, видящим, что его открытие преобразует жизнь, сравнивалась академиком М.В.Келдышем с радостью, испытанной Э.Григом, услышавшим однажды в поле свою мелодию из уст деревенской девушки и понявшим, что „его творение вошло в душу народную” [83]. Характерно, что, отмечая чувство наслаждения своим творчеством, ученые подчеркивают обычно такие познавательно-эстетические качества как стройность теоретических конструкций и соразмерность их составляющих, их логическую согласованность, последовательность и обоснованность, их красоту и гармоничность. О гармонии чисел и форм, о чувстве математической красоты выразительно писал А.Пуанкаре. А Д.И.Менделеев говорил о прелести кристаллических образований. Ошеломляюще прекрасными называл Р.Оппенгеймер ранние работы А.Эйнштейна, а знаменитая эйнштейновская формула, как известно, характеризуется как величайшее произведение искусства XX века. В упоминавшихся выше воспоминаниях академика Г.Будкера отмечается: по красоте и совершенству каждая формула не уступала веницианской вазе. „Никогда более я не слышал музыки, не читал стихов, не представляю себе вообще произведение искусства, которое по красоте внутреннего своего звучания и внешнего оформления, по гармонии чувств и разума могло сравниться с деятельностью по решению атомной проблемы” [84]. Ученый ярко живописует „изящество и красоту современной физики”; „Кто однажды соприкоснется с этими великими творениями человеческого разума, увидит, помимо глубокой мысли, и красоту. Красоту эмоциональную, действующую на чувства людей так же, как музыка, как стихи, как живопись” [85].

Красота, совершенство формул, теорий, концепций не составляет их исключительно эстетической характеристики: последняя оказывается в неразрывной  связи с их собственно теоретической  содержательностью, а следовательно, и с их научной значимостью. Это очевидно и в приведенных, и во множестве других высказываниях ученых. Так именно познавательной функцией математики, в которой акцентируется как раз эстетическая сторона обосновывает Н.Винер само понятие эстетики математического творчества. „Красота науки и в логической стройности, и в богатстве связей. Понятие красоты играет важную роль для проверки правильности результатов и для отыскания новых законов, являясь отражением в нашем сознании гармонии, существующей в природе”, – свидетельствует А.Мигдал [86]. „Так же как в искусстве, в науке важную роль играет понятие красоты”, – категорически утверждает он [87].