История исторического знания

98

Вымышленные и реальные персонажи древней истории рассматривались как дидактические образцы, опыт которых может быть не только полезен, но воспроизведён в реальной практике. Подобно средневековому, ренессансное восприятие прошлого было лишено историзма, т. е. отчетливого осознания своеобразия античности как особой эпохи, с собственной системой социальных связей и принципов организации сообщества. Не случайно в исторических сочинениях гуманистического толка авторы злоупотребляли некритическим использованием понятий и терминов античного происхождения применительно к социальным и политическим реалиям собственной эпохи. Антиисторизм ренессансной культуры особенно проявился в сфере изобразительного искусства. Героев античной истории художники представляли как своих современников – в костюмах, интерьерах, архитектурном контексте эпохи Ренессанса.

Воспринимая античную культуру как прямую предшественницу и идеал, достойный подражания, представители ренессансной историографии занимались не столько её исследованием и достоверным воссозданием, сколько воспроизведением риторических форм и образов античной литературной традиции. Подобная тенденция имела многообразные проявления: подражание языку и манере античных повествований, использование сюжетов и героев античной истории для объяснения современной жизни, прямой пересказ античных исторических сочинений, заимствование теорий и идей античных авторов, касающихся возможных способов организации политической жизни. Обращение к античности сочеталось с различной степенью оригинальности осмысления её исторического, культурного и политического опыта и его применимости в современной авторам действительности.

Воспроизведение и пересказ античных источников, подражание их стилю, дидактический пафос, столь характерные для многих исторических произведений Ренессанса, проявились уже в ранних историко-литературных сочинениях, принадлежащих перу основоположников и корифеев современной европейской литературы – Петрарки и Боккаччо. ФРАНЧЕСКО ПЕТРАРКА (1304–1374) представил историю Рима в биографиях её наиболее значительных политических деятелей. Написанное на латыни произведение «О знаменитых мужах» (после 1337) содержит жизнеописания двадцати одного великого римлянина от Ромула до Цезаря и биографии других знаменитых деятелей эпохи античности. Петрарка создавал это сочинение, отбрасывая средневековые вымыслы и опираясь на произведения Тита Ливия. Однако он не просто воспроизводил первоисточник, но редактировал его, руководствуясь задачами морально-дидактического повествования: герои античности представлены у него в предельно идеализированном свете, они воплощают положительный образ политического деятеля и противопоставляются фигурам итальянской истории XIV в.

99

В отличие от Петрарки, ДЖОВАННИ БОККАЧЧО (1313–1375) черпал из античной истории не столько опыт политической мудрости и гражданской доблести, сколько поучительные примеры из обыденной жизни. В сочинении «О славных женщинах» (1360–1374) им собраны анекдотических истории, заимствованные у античных авторов, пронизанные морализаторским пафосом, однако лишённые исторической ценности.

Гуманистическая историография, родиной и центром которой была Италия, первоначально носила локальный характер и фиксировала деяния и достижения местных правителей. Общей чертой сочинений было старательное подражание античным авторам (более всего – Титу Ливию), у которых заимствовались риторические схемы повествования об актуальных событиях, равно как и логические модели их истолкования. Например, подобная зависимость от авторитета античных авторов и подражательность характерны для одного из первых и крупнейших представителей гуманистической историографии флорентийского историка ЛЕОНАРДО БРУНИ (1370/74–1444), по прозвищу Аретино.

По мнению исследователей, с написанной им «Истории Флоренции» в 12 книгах (1439) следует отсчитывать начало нового периода европейской историографии. В этой работе отразило типичное для исторической продукции новой эпохи пристально внимание к истории отдельных народов и государств, которое имело своей мотивацией не столько умозрительный интерес к прошлому, сколько решение актуальных политических задач. В XV–XVI вв. прошлое и исторический материал о нём становятся важнейшим аргументом, как в реальной политической борьбе, так и в разработке отдельных теорий и программ, описывающих справедливое устройство общества. Характерное для средневековой историографии синкретичное переплетение двух исторических перспектив – универсалистской и узко локальной – постепенно замещается концентрацией интереса на становлении отдельных политических образований: монархий городов-государств, политических союзов. Леонардо Бруни опирался на исторические сочинения своих средневековых предшественников, но использовал главным образом фактический материал, опуская рассказы о чудесах и сверхъестественные истолкования событий. Как и у подавляющего большинства ренессансных авторов, подобный рационализм был далёк от последовательно критического отношения к информации источников. Разделяя реалистические и неправдоподобные сведения, историки этой эпохи не задавались вопросом о степени их достоверности.

100

Подобно средневековым хронистам, историк-гуманист стремился использовать максимально широкий круг предшествовавших сочинений. Проявляя большую свободу и кругозор в их отборе, он вместе с тем сохранял традиционное доверие к авторитетному суждению.

Бруни демонстрирует поразительную зависимость от риторических схем и логических моделей античной историографии, подражая Титу Ливию. Описывая историю политической борьбы во Флоренции, в частности социальный переворот 1293 г., он использует понятийный аппарат римского историка, трактуя его как борьбу патрициев и плебеев, возглавляемых авторитетным и мужественным вождем. Вместе с тем Бруни не интересуют внутренние причины и обстоятельства этого события. В своем повествовании он преследует цели не столько достоверности и глубины истолкования событий, сколько литературной изысканности, занимательности и поучительности. Это проявляется, например, в риторических приёмах, – драматизме повествования, обилии вымышленных речей, произносимых историческими персонажами.

С течением времени охват материала и кругозор авторов расширялись, их сочинения становились более историчными, связывали в рамках единого повествования прошлое и настоящее. Гуманисты, как в Италии, так и за её пределами, создают целую серию «всемирных историй», которые основывались на более полном и беспристрастном отборе материала, чем это было в образцовых для средневековья трудах Иеронима и Орозия. Именно итальянские гуманисты, как правило, по заказу монархов, создавали новые версии национальной истории, в которых они обобщали сведения предшествовавших исторических сочинений и придавали им достойную литературную форму и правдоподобность. Эти труды обычно не содержали сколько-нибудь оригинальных интерпретаций событий или критических оценок исторического материала, однако представляли более увлекательное и рациональное повествование о прошлом, которое могло быть использовано как аргумент в политической и династической стратегии правителей.

Гуманистическая историография отличалась от средневековой социальным и культурным статусом авторов и потенциальной читательской аудиторией. Впервые после краха Западной Римской империи подавляющее большинство создателей исторических трудов были мирянами или лицами, прямо участвовавшими в политической либо административной жизни, не связанными со средой духовенства или монастырскими и церковными учреждениями. Эта социальная принадлежность авторов, а также сознательное желание подражать классическим образцам привели к тому, что в гуманистической историографии значительное место заняли политические события и истолкование мотивов поведения владык и могущественных особ.

101

Однако «подражание» античным историкам имело питательную среду и всей специфике социальной и политической жизни Европы XV–XVI вв. Следует помнить, что это была эпоха формирования национальных монархий в Европе и расцвета городов-государств Италии. Процесс сопровождался становлением идеологии светской власти, утверждавшей её исключительную важность и полезность в обществе и отрицавшей её подчинение авторитету церкви, т. е. власти духовной. Таким образом, обращение гуманистов к античности, как эпохе гражданской доблести и политического величия, было в значительной степени порождено поиском образов, которые могли бы выразить и подтвердить новые идеалы и устремления.

Актуализация античной истории и риторического опыта античной историографии не была в равной степени присуща отдельным региональным и национальным традициям. В частности, эта тенденция играла незначительную роль в исторических сочинениях и исторической аргументации полемических произведений периода германской Реформации.

Секуляризация исторического сознания и приемы исторической критики

Новым и чрезвычайно важным аспектом ренессансной историографии был разрыв с церковным мировоззрением. Прежде всего, для исторических сочинений этого типа характерен отход от главной для средневековья концепции Божественного провидения и вмешательства Бога в ход человеческой истории, в котором видели основное и конечное объяснение все исторических событий. Хотя в исторических сочинениях не держится, как правило, прямой и принципиальной полемик с церковной исторической концепцией, в них игнорируются провиденциалистские интерпретации, а упор делается на рациональное объяснение событий и их взаимосвязи. История рассматривается как сфера действия людей, а не Бога, и это приводит к общей секуляризации исторического сознания.

Свидетельством интереса к античности традиционно считается внимание к светским материям и человеческому существованию вне связи с его религиозным истолкованием. Ренессансная традиция снизила значимость религиозной интерпретация событий прошлого, вывела на периферию интерес к фактам чудесного и сверхъестественного, вернула к жизни античную традицию интерпретации причин событий с точки зрения их собственного, а не предполагаемого мистического значения.

102

Однако подавляющее большинство деятелей гуманизма не были противниками христианства и религиозного мировоззрения: они скорее игнорировали, чем сознательно отрицали, религиозный смысл человеческих деяний. Одним из главных достижений гуманистической историографии было возвращение античности достойного места в истории, в котором ей отказывали творцы христианской модели исторического развития, начиная с Августина и Орозия.

В произведениях ренессансных авторов вопросы церковной истории, занимавшие центральное место в средневековой историографии, обычно отходят на второй план. История церкви и роль христианства оцениваются, как правило, весьма скептически, а нередко рассматриваются и в качестве фактора социального упадка и регресса. Большое значение, напротив, приобретают проблемы политической истории: становления, упадка, гибели государств, происхождения и истоков отдельных политических образований. Обращение к прошлому становится важнейшим инструментом политической борьбы и аргументом в политических трактатах и государственно-идеологических построениях. В подтверждение собственных идей крупнейшие политические мыслители эпохи Ренессанса используют модели государственного устройства, сформулированные, прежде всего в трудах Платона и Аристотеля, а также разработанные античными авторами доказательства преимуществ и недостатков различных форм правления. Не менее важной была и апелляция к конкретным примерам античной истории, представлявшим образцы достойного или негативного поведения в политической жизни. История рассматривается как опыт государственно-политического развития и одновременно как материал для дидактических и теоретических обобщений относительно государственного устройства. Интерес к античным историческим сочинениям, сочетающийся с изучением истории Флоренции и размышлениями о наилучших способах политического управления, характерен для НИККОЛО МАКИАВЕЛЛИ (1469 –1527) – самого известного политического мыслителя эпохи, стоявшего у истоков политической теории и политического сознания нового времени.

В сфере общего осмысления исторического процесса обнаруживает себя парадоксальность ренессансного исторического сознания, которая определялась как зависимостью от традиционных религиозно-церковных моделей, так и стремлением преодолеть их посредством рациональных схем и истолкований.

103

В частности, в сочинениях итальянских гуманистов средневековая схема универсальной истории, имеющая библейские истоки, прежде всего концепции сменяющих одна другую мировых империй и последовательного воплощения Божественной воли в истории человечества, замещается иной периодизацией. Так в рамках концепции четырех империй, последней из которых была Римская империя, доминировало представление о непрерывности исторического развития от античной империи через империю Карла Великого к средневековому государству германских правителей. Таким образом, средневековая традиция, описывавшая социальное и политическое устройство европейского общества в понятиях имперского и религиозного универсализма, находила свое место в ряду прямой и непрерывной преемственности между Римской империей и средневековым христианским миром. В культуре Ренессанса впервые встречается деление истории на три периода: античный, средневековый и современный. Введенное итальянскими гуманистами понятие «средний век» (medium aevum) предполагало противопоставление этой эпохи не только современности, но и античности. Последняя представала как период наивысшего развития культурной и общественной жизни. Современность должна была восстановить блистательное прошлое. В этой перспективе средневековье представлялось временем упадка и забвения великих достижений древности. Подобная характеристика «среднего века» как особого периода между античностью и Ренессансом противостояла собственно средневековой оценке места эпохи в исторической перспективе.

Характеристика средневековья как эпохи деградации и упадка заключала в себе потенциал религиозной и церковной критики. Ориентация на рациональную и светскую культуру античности как на абсолютную ценность нередко сопровождалась откровенным осуждением церкви и христианства как факторов разрушения интеллектуальных достижений и гражданских добродетелей античности. Впрочем, критический взгляд деятелей Возрождения и гуманизма на церковь и религию не был принципиальной и последовательно сформулированной позицией: отношения с церковью и христианством редко приобретали характер открытой полемики, были конформистскими и определялись преимущественно практическими и прагматическими мотивами.

Интерес гуманистической культуры в сфере истории носит преимущественно филологическую направленность. Он выражался в резко возросшей интенсивности поисков новых текстов, прежде всего классической эпохи, а также в деятельности по изучению и интерпретации. С этим филологическим интересом к прошлому можно связывать становление традиции отбора, оценки и критики исторических литературных источников.