Перестройка и императивы XXI века

Проект Горбачев-Фонда

Вариант Ю.А.Красина 

 

Перестройка и  императивы XXI века

 

Прорыв  - в эпоху реформации

 

Мы не вольны в наследии отцов,

    И вопреки бичам идеологий

    Колеса вязнут в старой колее

/Максимилиан Волошин/ 

 

 

В канун нового, 1992 года, после отставки первого Президента СССР несколько сотрудников формирующегося Фонда Горбачева размышляли о будущем страны и мира. «Вот и закончилась горбачевская эпоха», - сказал один из присутствовавших. «Ничего подобного, - возразил Г.Шахназаров, помощник лидера перестройки, известный политолог, - эта эпоха только начинается». Его слова точно выражали общее для многих из нас ощущение, что феномен «перестройки» не канет в лету истории, что осуществленные за семь лет перемены сдвинули глубинные пласты жизни социума, положив начало целой эпохе великой трансформации общества.

 

Ответ на вызов  времени

 

С тех пор прошло без малого два  десятилетия, а самой перестройке уже четверть века. С дальней исторической дистанции суть и значимость такого масштабного события, оказавшего воздействие на развитие общества, видятся яснее и рельефнее. Детали, казавшиеся современникам важными, отступают на второй план. Зато, вписываясь в логику истории, на первый план выходят механизмы, раскрывающие философский смысл происходившего, демонстрирующие главные итоги, которые сохраняются в остатке после прохождения сквозь сито исторического времени.

Прошло достаточно времени, чтобы  увидеть и оценить советскую  перестройку в системе координат  драматического процесса смены веков. Ушел в историю XX век, который принес человечеству столько трагедий и выявил многие цивилизационные тупики. Наступил XXI век, который открыл, заманчивую, но пока еще туманную, полную рисков и неопределенности, перспективу. И это побуждает нас к новаторскому поиску новых методов социального действия и социального устройства.

Куда двигалась человеческая цивилизация  в прошедшем столетии и каковы главные уроки этого движения?

Две опустошительные мировые войны  говорили сами за себя: в недрах цивилизации  таились губительные пружины, которые фатально вели к военным катастрофам. Надо было что-то делать. Несмотря на разгром фашизма, пружины не ослабли и продолжали сжиматься. В этих условиях нависала угроза новой мировой войны, которая, случись она, стала бы роковой. Ведь появилось ядерное оружие. Средства разрушения, будь они применены, привели бы к гибели цивилизации и даже самой жизни на земле.

Таковы истоки и побудительные  мотивы нового мышления - основополагающей идеи и мощного двигателя советской  перестройки. С высоты сегодняшнего дня хорошо видно, что овладение новым мышлением побуждало к кардинальному реформированию советского общества. Приоритет общечеловеческих интересов и ценностей – стержень нового мышления - требовал буквально переворота в самом подходе к внутренней и внешней политике советского общества. Но это было невозможно без глубоких качественных изменений – в экономике, социальной и духовно-идеологической сфере, образе жизни, мировоззрении, в самом восприятии окружающей действительности.

Того же требовала и начавшаяся во второй половине прошлого века глобализация, означавшая, что мир вступил в новую историческую эпоху длительного и постепенного превращения в целостный всемирный социум, связанный воедино глобальными потоками - финансово-экономическими, информационными, культурными, миграционными, - не подвластными национально-государственному контролю. При сохранении социокультурной идентичности и международно-правового суверенитета национально-государственные общности становились нераздельными звеньями одной глобальной системы с одной судьбой и общими заботами. Мы все на одном корабле и обязаны объединить усилия, чтобы выдержать надвигающиеся штормы и остаться на плаву. Социально-экономическая интеграция при всех противоречиях и конфликтах стала доминантой эпохи глобализации. Началось трудное и долгое, но неотвратимое продвижение многообразной и расколотой человеческой цивилизации к «миру миров» - неоднородному и в то же время формирующемуся и функционирующему как целостный социум.

Глобализация также бросила вызов «советской модели» социально-экономического развития. Продемонстрировав свою способность жесткими мобилизационными методами справиться с задачами индустриализации страны, она оказалась бессильной в решении проблем перехода к постиндустриальному обществу, к инновационному типу развития, базирующемуся на «экономике знаний» и наукоемких технологиях. «Советская модель», оставшаяся в наследство от сталинских времен, блокировала развертывание творческого потенциала общества.

Для того, чтобы ответить на вызовы глобализации и постиндустриализма, необходимо было менять модель развития советского общества. Другого пути, который вписался бы в русло глобального маршрута и одновременно вел бы к решению внутренних проблем демократизации, у советского общества не было. Эта поистине всемирно-историческая потребность в демонтаже наследия сталинизма породила перестройку, определив ее суть и основное содержание.

 

Пробуждение от спячки

 

Идея реформирования жесткой общественной системы зародилась сразу же после  разгрома фашизма во второй мировой войне. Великая победа стимулировала свободомыслие и стремление к переменам. При жизни Сталина эта тяга общества к свободе была парализована идеологическим прессингом, сочетавшимся с репрессиями. Послевоенные кампании «промывания мозгов» деятелям науки и культуры, пресловутая борьба с «чужеродным космополитизмом» были призваны пресечь в зародыше распространение бацилл вольнодумства, очистить сознание людей от «западных ересей», не допустить каких-либо сомнений в истинности догм ортодоксальной мифологии, на которых строилась политика сталинизма. Сама мысль о реформировании советской системы была недопустимой.

Но после смерти диктатора идея реформ системы возродилась и  буквально витала в воздухе. В обществе начались некоторые подвижки. Из тюрем и лагерей стали выпускать осужденных за неосторожные слова или анекдоты. Можно сказать, слегка повеяло ветерком свободы. В интеллектуальной среде расширились возможности для дискуссий и обсуждений. Если раньше сомнения в непогрешимости официальных догм (а они, разумеется, были даже во времена самого застойного сталинизма) поверялись лишь близким друзьям, то теперь о них стали говорить вслух. Однако "дамоклов меч" сталинизма все еще висел над головами. Сохранялся жесткий контроль над политической и духовной жизнью общества.

ХХ съезд КПСС (1956 г.) потряс тоталитарную систему. Разоблачение культа личности нанесло удар по догматической ортодоксии, всколыхнуло общество. Однако, начав критику сталинизма, Н.Хрущев не мог довести это дело до конца. «Откровения» съезда несли в себе черты стратегии превентивной защиты авторитаризма, и поэтому были внутренне противоречивы и непоследовательны. Конструкция идеологической мифологии зашаталась, но до ее полного развенчания и, тем более, до реального реформирования системы дело не дошло. Критика культа личности страдала половинчатостью и противоречивостью.

Не случайно уже после  съезда, в июне того же года было принято  Постановление ЦК КПСС о культе личности и преодолении его последствий. В нем предпринималась попытка  свести концы с концами в объяснении причин и последствий культа личности. Но сделать этого не удалось. С одной стороны, утверждалось, что партия раскрывает народу всю правду, как бы она ни была горька. С другой стороны, отмечалось, что отдельные ошибки Сталина не изменили природы нашего общественного строя, нашей государственности, а нанесенный ущерб коснулся лишь отдельных сторон жизни советского государства. Уже тогда полуправда объяснений, прозвучавших на съезде и сформулированных в Постановлении ЦК КПСС, не удовлетворила мыслящих граждан. Конечно, время было другое. Поэтому сомнения и неудовлетворенность не вылились в публичную дискуссию. Слишком сильна еще была идеологическая догматика, да и система репрессий не исчезла.

Начавшиеся демократические перемены были весьма дозированы и быстро заглохли. Консерваторы постарались выхолостить критическое содержание съезда и вскоре перешли в контрнаступление. Демократизация системы натолкнулась на мощные заслоны. Последовал консервативный откат. То же самое произошло с «косыгинской реформой» 1968 года и другими попытками демократизировать сложившуюся советскую систему.

Тем не менее, съезд посеял семена грядущих изменений, пробудил и консолидировал поколение обновителей-шестидесятников. Истекшие полвека наложили на события того времени патину забвения. В годы брежневского застоя правящая элита не любила вспоминать о XX съезде по умолчанию, а затем последовали коллизии больших перемен, которые заслонили собой «малую оттепель» тридцатилетней давности.

Молодому поколению трудно представить себе идейно-политическую атмосферу того времени. После долгой «репрессивной спячки» пробудилась живая мысль. Съезд дал импульс критическому переосмыслению советского опыта. И этот процесс сразу же пошел значительно дальше того, что было сказано на самом съезде. Появились ростки критического мышления, рождалось понимание необходимости глубокого анализа противоречий становления и развития советского строя, создавших почву для тоталитарного сталинского режима.

Решения съезда создали первые предпосылки для творческого развития общественной мысли. Образовалась институциональная среда для ученых обществоведов, был дан простор для дискуссий и обсуждений. На базе научных институтов сформировалась своего рода публичная сфера для общественного дискурса в среде интеллектуальной элиты того времени.

Наряду с этим возникли анклавы  творческой мысли и в партийном  аппарате. Среди них выделялись консультантские  группы международных отделов ЦК КПСС. В этих центрах были собраны  творческие кадры журналистов, ученых, публицистов. Они свободно обсуждали наиболее острые проблемы политики. Плоды академического и аппаратного свободомыслия растекались среди общественности, проникали в журналистику, в педагогический процесс, в среду художественной интеллигенции.

Словом, лед тронулся. Несмотря на сильное сопротивление консервативных сил, остановить движение за обновление было уже невозможно. Для реформаторов XX съезд КПСС стал своего рода знаменем. Значение съезда в сознании пробуждавшегося общества было столь велико, что консерваторы и ретрограды не решались выступать открыто против намеченного курса обновления. У сторонников реформ была возможность отстаивать этот курс. И в годы хрущевского правления, и в дальнейшем на протяжении всего периода «застоя» борьба вокруг идей съезда продолжалась.

Под этим углом зрения вполне правомерно считать XX съезд КПСС предтечей российской реформации, начавшейся с середины 1980-х годов. Перестройка 1985-1991 годов стояла на плечах XX съезда КПСС. Поэтому она пошла гораздо дальше, на «прорыв» в будущее. Открыв путь реформации российского общества и завершения «холодной войны», перестройка стимулировала долговременные исторические процессы, последствия которых красной нитью пройдут через нынешнее столетие, оставив глубокий след в истории.

Перестройка тоже не завершила свое дело. Она была прервана авторитарным «откатом». Но она вписалась в новейшую российскую историю как начало эпохи демократической реформации общества.

Насколько правомерно само понятие – «демократическая реформация российского общества»? Этот вопрос в 1991 году стал предметом дискуссии в рабочей группе, готовившей проект новой Программы КПСС. Предполагалось после всенародного обсуждения рассмотреть его на XXIX съезде партии, намечавшемся к концу года.

Ко времени работы над проектом Программы уже было ясно, что перестройка вызвала к жизни сложный, противоречивый и долговременный процесс фундаментальных преобразований всех сторон общественной жизни. Сама перестройка была началом, «прорывной» стадией этого процесса, которому до завершения эпохальной трансформации предстояло пройти целый ряд промежуточных стадий подъемов и спадов, напряжений и пауз, «прорывов» и «откатов».

Часть членов рабочей группы, предложила тогда для обозначения всего  этого продолжительного по времени  и неоднородного по содержанию процесса использовать понятие «демократическая реформация общества». Оппоненты резко возражали, усматривая в этом предложении принижение значения понятия «перестройка». Споры были бурными, порой принимали страстный характер. Документ под этим углом зрения несколько раз переписывался.

Тем не менее, в опубликованном для  всенародного обсуждения тексте проекта  программы предложение нашло  отражение. В преамбуле к документу  сказано: «Перестройка открыла простор  давно назревшей демократической реформации всех сторон жизни. Процесс этот развивается противоречиво и сложно. Становление нового сопровождается социально-политической и межнациональной напряженностью, экономическим кризисом, крупными сдвигами в общественном сознании»¹. И далее в концовке IV раздела документа отмечается: «В развитии нашей государственности, в осуществлении демократической реформации общества (в обоих случаях курсив мой – Ю.К.) и эффективной внешней политики, направленной на обеспечение мира и интеграции страны в мировое сообщество, партия видит единый общенациональный интерес, который образует основу для гражданского согласия»².

Августовский путч 1991 года помешал публичному обсуждению этого вопроса, как и в целом проекта программы, несомненно, социал-демократической по своим основным параметрам. Однако последующий ход событий подтвердил правоту тех, кто видел в перестройке начало сложного по структуре и длительного исторического процесса фундаментальных преобразований российского общества.

 

 

 

 

Рождение перестройки

 

В марте 1985 года Генеральным секретарем Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза был избран молодой и энергичный член Политбюро ЦК М.Горбачев. Страна получила нового лидера. Эта весть была встречена в обществе с одобрением. Люди ожидали перемен к лучшему. К тому времени советская система столкнулась с ежегодно нараставшими трудностями. Экономика стагнировала и все чаще давала сбои. Особенно плохо обстояли дела с сельским хозяйством. Страна, когда–то бывшая экспортером зерна, была вынуждена в возрастающих объемах закупать сельскохозяйственную продукцию за рубежом. Производственная сфера оказалась неспособной к освоению достижений научно-технической революции. Отсутствовали стимулы к обновлению, к прогрессу и просто к эффективному труду работников производства. Мобилизационная модель управления экономикой, которая работала в 1930-е годы в период индустриализации страны, исчерпала себя. Широко разрастались метастазы теневой экономики, ставшей почвой для распространения коррупции.