Религиозный фактор во внутриполитической деятельности Диоклетиана

Итальянские и африканские  провинции вынесли непродолжительное, но жестокое гонение. Строгие эдикты Диоклетиана в точности и охотно исполнялись его соправителем Максимианом, который давно уже ненавидел  христиан и который находил наслаждение  в пролитии крови и в насилиях. Осенью первого года гонений оба  императора съехались в Рим, чтобы  праздновать свой триумф; издание  новых притеснительных законов  было результатом их тайных совещаний, а усердие чиновников поощрялось присутствием монархов. После того как Диоклетиан сложил с себя императорское  достоинство, Италия и Африка поступили  под управление Севера и сделались  беззащитной жертвой неумолимого  жестокосердия его повелителя Галерия [43, 167]. Между римскими мучениками Адавкт заслуживает того, чтобы его имя не было забыто потомством. Он принадлежал к одному знатному итальянскому семейству и, пройдя различные придворные должности, достиг важного звания казначея собственной императорской казны. Его личность тем более достойна внимания, что он был единственным знатным и выдающимся человеком, претерпевшим смерть в течение того времени, как продолжалось это общее гонение.

Восстание Максенция немедленно возвратило спокойствие церквям  Италии и Африки, и тот же самый  тиран, который угнетал все другие классы своих подданных, оказался справедливым, человеколюбивым и даже пристрастным к несчастным христианам. Он рассчитывал  на их признательность и любовь и  ожидал, что обиды, которые они  претерпели от самого закоренелого из его врагов, и опасности, которые  угрожали им от него в будущем, доставят ему преданность партии, которая  уже была в ту пору сильна и числом своих приверженцев, и своим богатством. Даже то, как обошелся Максенций  с епископами Римским и Карфагенским, может считаться за доказательство его терпимости, так как самые  православные государи, вероятно, приняли  бы точно такие же меры по отношению  к установленным духовным властям. Первый из этих прелатов, по имени Марцелл, возбудил в столице смятение тем, что наложил строгую эпитимию на множество христиан, которые во время последнего гонения отреклись  от своей религии или скрыли свою привязанность к ней. Неистовство  враждебных партий разразилось частыми  и бурными восстаниями; верующие обагрили свои руки в крови своих  единоверцев, и было признано, что  нет другого средства восстановить спокойствие в римской церкви, как изгнать Марцелла, который  отличался более рвением, чем  благоразумием [48, 39]. Поведение карфагенского епископа Менсурия было еще более предосудительно. Один из местных дьяконов написал пасквиль на императора. Преступник укрылся в епископском дворце, и, хотя еще не настало время для предъявления притязаний на привилегии духовенства, епископ отказался выдать его представителям правосудия. За это изменническое сопротивление Менсурий был предан суду, но вместо того чтобы выслушать приговор к смертной казни или к ссылке, получил после непродолжительного допроса позволение возвратиться в свою епархию. Христианские подданные Максенция находились в таком счастливом положении, что, когда кто-нибудь из них желал приобрести для себя мощи муче ника, приходилось покупать их в самых отдаленных восточных провинциях.

Об одной знатной римской  даме, по имени Аглая, рассказывают следующую историю. Она происходила  из консульской семьи и владела  такими обширными поместьями, что  для управления ими нужно было семьдесят три эконома. В числе  этих последних находился и ее фаворит Бонифаций; а так как  Аглая смешивала любовь с благочестием, то она, как полагают, разделяла с  ним свое ложе. Ее состояние давало ей возможность удовлетворить благочестивое  желание приобрести какие-нибудь святые мощи с Востока. Она дала Бонифацию  значительную сумму денег и огромное количество благовонных веществ, и  ее любовник предпринял в сопровождении  двенадцати конных спутников и трех крытых повозок далекое странствие до города Тарса в Киликии [9, 478].

Кровожадный нрав Галерия, этого  первого и главного виновника  гонений, был страшен для тех  христиан, которые имели несчастье  жить в пределах его владений, и  есть полное основание полагать, что  многие из людей среднего сословия, не привязанных в своей родине ни богатством, ни бедностью, часто  покидали свое отечество и искали убежища в более теплых западных странах. Пока Галерий был только начальником иллирийских армий  и провинций, ему было нелегко  найти или создать многих мучеников  в воинственной стране, относившейся к проповедникам Евангелия более  холодно и неприязненно, чем какая-либо другая часть империи. Но когда он получил верховную власть на Востоке, он дал самый полный простор своему усердию и жестокосердию не только в провинциях Фракии и Азии, находившихся под его непосредственным управлением, но также в Сирии, Палестине и Египте, где Максимин удовлетворял свои собственные наклонности, исполняя со всей строгостью суровые требования своего благодетеля. Частые разочарования, испытанные Галерием в его честолюбивых замыслах, а также опыт, вынесенный из пятилетних гонений, и благотворные размышления, возбужденные в его уме продолжительной и мучительной болезнью, наконец убедили его, что самые напряженные усилия деспотизма не в состоянии истребить целый народ или искоренить его религиозные предрассудки. Желая загладить причиненное им зло, он издал от своего собственного имени и также от имени Лициния и Константина эдикт, который после пышного перечисления императорских титулов гласил следующее: «Среди важных забот, которыми мы были заняты для блага и безопасности империи, мы имели в виду все исправить и восстановить согласно с древними законами и древним общественным благочинием римлян. Мы особенно желали возвратить на путь разума и природы впавших в заблуждение христиан, которые отказались от религии и обрядов, установленных их предками, и, самонадеянно отвергая старинные обычаи, сочинили нелепые законы и мнения по внушению своей фантазии и организовали разнообразные общества в различных провинциях нашей империи. Так как эдикты, изданные нами с целью поддержать поклонение богам, подвергли многих христиан опасностям и бедствиям, так как многие из них претерпевали смерть, а многие другие, в более значительном числе, до сих пор упорствуя в своем нечестивом безрассудстве, лишены всякого публичного религиозного культа, то мы желаем распространить и на этих несчастных людей наше обычное милосердие [29, 176]. Поэтому мы дозволяем им свободно исповедовать их собственное учение и собираться на сходки без опасений и препятствий лишь с тем условием, чтобы они всегда оказывали должное уважение установленным законам и правительству. Другим рескриптом мы сообщим нашу волю судьям и должностным лицам, и мы надеемся, что наша снисходительность побудит христиан возносить к Божеству, которому они поклоняются, молитвы о нашей безопасности и нашем благополучии, а также о их собственном благоденствии и благоденствии республики». Конечно, не в выражениях эдиктов и манифестов следует искать указания настоящего характера монархов и их секретных мотивов, но так как это были выражения умирающего императора, то его положение может считаться залогом его искренности.

Когда Галерий подписывал этот эдикт о религиозной терпимости, он был уверен, что Лициний охотно подчинится воле своего друга и благодетеля  и что всякая мера в пользу христиан будет одобрена Константином; но император  не решился внести в предисловие  к эдикту имя Максимина, согласие которого было бы в высшей степени  важно и который через несколько  дней после того вступил в управление Азией. Впрочем, в первые шесть месяцев  своего нового царствования Максимин делал вид, будто одобряет благоразумные  решения своего предшественника, и, хотя он никогда не снисходил до того, чтобы обеспечить спокойствие  церкви публичным эдиктом, его преторианский  префект Сабин разослал ко всем губернаторам провинций и должностным лицам  циркуляр, в котором восхвалял  императорское милосердие, признавал  за христианами непоколебимое упорство и предписывал чинам судебного  ведомства прекратить их бесплодные преследования и смотреть сквозь пальцы на тайные сборища этих энтузиастов. Вследствие этих распоряжений огромное число христиан было освобождено  из тюрем и избавлено от ссылки в рудники [44, 218]. Духовники возвратились домой с пением торжественных гимнов, а те из христиан, которые не устояли против свирепости грозы, стали со слезами раскаяния молить о принятии их снова в лоно церкви.

 

 

 

Заключение.

Период, открытый правлением Диоклетиана, обычно называют временем поздней Римской империи или  эпохой домината, прежде всего в  силу того, что была создана новая  политическая система. Эта стадия в  истории Римской империи существенно  отличалась от классической античности почти по всем критериям, характеризующим  цивилизацию. Однако доминат, как политическая система, предполагающая абсолютную власть императора-доминуса, начал формироваться  задолго до Диоклетиана. Монархический  элемент существовал еще в  Римской республике, и он получил  основательное развитие в ходе гражданских  войн I в. до н.э., логическим следствием которых стало формирование системы принципата Октавиана Августа. Несмотря на республиканские ширмы, принципат I-II вв., несомненно, являлся монархией по сути, хотя еще и сохранявшей элементы республиканского государственного устройства. Дуализм этой политической системы лишь отчасти был следствием живучести римских традиций, но главным образом он основывался на факте сохранения полисных и общинных структур в территориальной империи.

Как и любая другая политическая система, доминат нуждался в соответствующем  идеологическом оформлении. Суть новой  монархии Диоклетиан стремился отразить в религии. И характер исторического  развития Римской империи, и создаваемая  Диоклетианом политическая система  домината требовали унификации религии  и подчинения ее нуждам политической практики. Тенденцию к унификации испытывали и сами языческие религии, поэтому Диоклетиану могло показаться, что его религиозная реформа  пройдет относительно безболезненно. Собственно говоря, его религиозная  политика вряд ли вообще может быть названа реформой - скорее это была попытка восстановления прежнего значения римского язычества и, в определенном смысле, модернизация, а, вернее, реанимация утратившего всякое значение в период политической анархии культа императора. Пожалуй, именно культ императора нес главную нагрузку в религиозно-идеологическом оформлении новой политической системы. Вместе с тем, Диоклетиан стремился вернуть римской религии ее общественный характер.

В начале своего правления, летом 285 г., после назначения Максимиана цезарем, Диоклетиан присваивает себе титул Иовия – сына Юпитера  и дает своему цезарю титул Геркулия – сына Геркулеса. Эта акция, с  одной стороны, должна была ясно показать подчиненное положение цезаря августу, а с другой стороны – подчеркивала божественное происхождение императорской  власти и ее высшее по отношению  ко всем земным институтам положение. Кроме того, связывая культ Юпитера  с культом императора, Диоклетиан ставил своей целью восстановление престижа и значения римского язычества. Связь власти с божеством должна была показать ее легитимность, ибо  ни Диоклетиан, ни Максимиан не стали  императорами по воле сената, как предусматривалось  традиционной системой принципата, но были приведены к власти армией, и эта божественная легитимность должна была стать, по мысли Диоклетиана, залогом стабильности и порядка. Наконец, целью Диоклетиана было единство государства, выраженное триадой: император - закон - государственная  религия.

Вместе с тем, религиозное  обоснование новой политической системы домината должно было включать и тетрархию. Языческая религия  с ее политеизмом и иерархией  богов была в этом отношении более  подходящей, чем монотеистическое христианство. Хотя Диоклетиан и его коллеги  по тетрархии оказывали покровительство  язычеству, поддерживая его материально, восстанавливая старые и возводя  новые языческие храмы, христианство на первых порах не подвергалось преследованиям, и церковь пользовалась относительным  миром.

Однако развитие христианства в рамках системы, создаваемой Диоклетианом, все более приходило в противоречие с его замыслами. Христиане не признавали ни Юпитера, ни Геркулеса, ни других языческих богов, напротив, они считали их злыми демонами. Но, отказываясь почитать Юпитера, они тем самым становились в открытую оппозицию по отношению к доминусу, который именно на санкции этого божества основывал свою власть, как и другие тетрархи основывали свою власть на санкции других римских богов. К тому же христианская церковь, пройдя почти трехвековой период формирования, представляла собой уже достаточно разветвленную и структурированную организацию, обладающую помимо большого авторитета и определенными материальными ресурсами, что делало церковь весьма опасным для государства институтом в условиях ее полулегального или нелегального статуса. Наконец, и растущий авторитет епископа, центральной фигуры церковной организации, делал его реальным соперником представителей императорской администрации в провинциях, а это опять-таки шло вразрез с развитием строгой бюрократической иерархии – одной из неотъемлемых частей системы домината.

Все эти факторы не могли  не беспокоить Диоклетиана, тетрархов  и высший эшелон императорской бюрократии. Причем, надо полагать, что осознание  «христианской опасности» приходило не сразу, а постепенно, по мере осуществления реформ. И Диоклетиан, и его сторонники понимали, что новое гонение на христиан может привести к серьезным осложнениям внутри государства, уже начинавшего пожинать плоды мира, единства, внутреннего согласия, стабильности и порядка. Именно этим можно объяснить тот факт, что Диоклетиан предпринял гонение на христиан лишь в самом конце своего правления, когда система домината и положение христианства в государстве пришли в столь явное противоречие, что оставлять эту проблему нерешенной больше уже было нельзя. Причем это решение могло быть двояким: либо попытаться подавить христианство силой и физически уничтожить оппозицию, либо попытаться заключить с христианством союз и включить его в систему домината, как еще один элемент всей конструкции наряду с бюрократией и армией. По первому пути пошел Диоклетиан, по второму - Константин, но оба они решали по разному одну и ту же проблему: христианство в государстве - религия и доминат - опора нового режима власти. 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

 

Библиография.

1. Бартошек М. Римское право. Определения, понятия, термины. – М.: Высш. шк.,1989. – 247 с.

2. Болотов В.В. Лекции по истории древней церкви. Т. II. – СПб.: Алетейя, 1999. – 474 с.

3. Бокщанин А.Г. Источниковедение древнего Рима. – М.: Наука, 1981. – 231 с.

4. Буассье Г. Падение язычества. Исследование последней религиозной борьбы на Западе в четвертом веке. – М.: Наука, 1992. – 249 с.

5. Буассье Г. Римская религия от времен Августа до Антонинов. – М.: МГУ, 1994. – 358 с.

6. Виллемс П. Римское государственное право. – М.: Высш. шк.,1988  – 198 с.

7. Виппер Р.Ю. Очерки по истории Римской империи. – Ростов н/Д.: Феникс, 1995. – 521 с.

8. Гиббон Э. История упадка и крушения Римской Империи. – М.: Эксмо, 1994. – 214 с.

9. Гирро. П. Частная и общественная жизнь римлян. – СПб,: Алетейя, 1995. – 198 с.

10. Грант М. Двенадцать цезарей. – М.: АСТ, 1998. – 323с.

11. Грант М. Крушение Римской империи. – М.: АСТ, 1998. – 258 с. 
12. Грант М. Цивилизация Древнего Рима. – М.: АСТ, 2003. – 456 с.

13. Джонс А.М. Гибель античного мира. – Ростов-на-дону: Феникс, 1997. – 311 с.

14. Древс А. Миф о Христе. – М.: МГУ, 2009. – 203 с.

15. Дуров В.С. Художественная историография древнего Рима. – СПб.: СПбГУ, 1993. – 215 с.