Тактико-психологические особенности проведения допроса подозреваемых и потерпевших при проведении следственных действий

         Большинство предложенных классификаций заслуживают внимания и важны для теоретической разработки тактических средств и их всесторонней характеристики. Но применительно к рассматриваемому вопросу — правомерность применения конкретных тактических приемов при производстве следственных действий, многие из них весьма неопределенны и не позволяют бесспорно конкретизировать, что правомерно, а что недопустимо.

       Все авторы единодушны относительно недопустимости обмана, но что трактовать в качестве обмана, а что — допустимого уровня маневрирования информацией, мнения диаметрально расходятся.

       Мы уже отмечали, что при проведении расследования любое действие и любая полученная в их ходе информация одновременно защищают права и интересы одних лиц и затрагивают права и интересы других. Следовательно, и законодатель, и практик, и ученый, решая каждый конкретный вопрос, должны учитывать это взаимовлияние и, в соответствии с этим, определяться в том, чему отдать приоритет в данном конкретном случае.

       В настоящее время мы начинаем понимать, что свобода личности — это ответственность и осознанная готовность к самоограничению своей свободы ради свободы других. Без этого необходимого ограничения не может быть свободы. Подобное ограничение было и будет при определении процедуры расследования и ее практической реализации. Например, как разрешать ситуацию, когда освобожденный правоохранительными органами потерпевший заложник отказывается от дачи показаний и прохождения освидетельствования? Здесь «столкнулись» интересы расследования и права и интересы личности. Для разрешения этой ситуации, естественно, порекомендуют разъяснение и убеждение потерпевшего. Но если оно не даст результата, то противоречие может быть разрешено либо расследованием без помощи пострадавшего, либо отказом от проведения расследования.

      Возможен ли компромисс   в расследовании? 

      В отдельных случаях законодатель и наука, конкретно определившись, какому социальному институту    отдать предпочтение, могут решить вопрос на безальтернативной основе. Так установлено: для потерпевшего и свидетеля дача показаний — обязанность, для подозреваемого и обвиняемого — право; участие в воспроизведении обстановки и обстоятельств события — только добровольное; производство следственных действий (кроме осмотра места происшествия и экспертизы) — только по возбужденному уголовному делу и т.д. Но такая конкретность возможна далеко не всегда. И тогда встает вопрос возможности или необходимости компромиссного решения.

       «Сделка с правосудием» обеспечивает ускорение расследования и рассмотрения очевидных уголовных дел, экономию средств за счет сокращения формальных процедур, исключение из обвинения неполноценно доказанных эпизодов, возможность выявления и изобличения организованных преступных сообществ и т.д.

       Отмечая критическое отношение большинства ученых к данному институту уголовного процесса, В.А. Образцов указывает, что фактически договорные отношения между подозреваемыми, обвиняемыми, их защитниками, с одной стороны, и органами правопорядка, с другой стороны, реализуются давно и повсеместно. В первую очередь это касается тех случаев, когда органы дознания и предварительного следствия не имеют реальной возможности без активной помощи преступников выявить и раскрыть тяжкие преступления, разоблачить организованные преступные группировки. Однако делается это по наитию, нелегитимно, на свой страх и риск, балансируя на грани законности, а то и преступая ее. И все это происходит потому, что правоприменители связаны путами несовершенных законов. Действующее законодательство содержит лишь чахлые зачатки института договорных отношений в условиях деятельного раскаяния преступников, стыдливо намекая на возможность таких отношений, но не давая решения их по существу.

       Термин «сделка с правосудием», на наш взгляд, не совсем удачен, более правильно вести речь о компромиссе. Именно так решают этот вопрос некоторые ученые - юристы, предусмотрев в качестве одного из обстоятельств, исключающих уголовную ответственность, уголовно-правовой компромисс между потерпевшим и лицом, совершившим правонарушение.

        Что такое хитрость    при допросе.  В основе практически всех тактических приемов лежит оперирование информацией, т.е. «выдача»  ее оппоненту с целью выяснить его отношение к ней и, в соответствии с реакцией на эти данные, разрешить конкретную задачу расследования. По поводу того, какую информацию правдивую, ложную и как прямо, завуалированно и т.п., выдавать и развернулись основные дискуссии: Что такое обман? Что такое хитрость? Как они соотносятся между собой?

       Обман — это ложное представление о чем-либо, заблуждение; обмануть - значит ввести в заблуждение, нарушить обещание. Слово «хитрый» имеет несколько значений: а) изворотливый, скрывающий свои истинные намерения, идущий не прямыми, а обманными путями; б) лукавый, обнаруживающий какой-нибудь скрытый умысел, намерение; в) изобретательный, искусный в чем-либо; г) замысловатый, мудреный.

        Из указанных значений только первое упоминает об «обманных путях», да и то логически не вытекающее из первой части фразы, где говорится об изворотливости, скрытности намерений, «непрямизне» путей. Не прямой — значит, окольный, косвенный, не прогнозируемый, но не обязательно обманный. Остальные значения — подчеркивают такие черты как изобретательность, искусность, мудреность т.е. то, что характеризует мастерство, талант, высокий профессионализм.

        Обман — это сообщение ложных сведений или извращение истинных фактов, хитрость — это создание ситуации, при которой данные /объекты/ могут быть правильно либо неправильно истолкованы самим участником следственного действия.

       Обман ни при каких условиях не может использоваться в деятельности следователя, поэтому ни один из тактических приемов, связанных с обманом, не может рассматриваться в качестве правомерного и допустимого. Поэтому перечень запретов при получении показаний, да и вообще при производстве по уголовным делам, следует дополнить прямым указанием о недопустимости обмана. Совсем другое дело — хитрость, она необходима следователю только потому и только для того, чтобы противопоставить ее противодействию, направленному на воспрепятствование решению задач, которые стоят перед ним.      Хитрость, как считают некоторые ученые - является неизбежным, адекватным средством в борьбе против хитрых преступников.

Наибольшие возражения вызывают тактические приемы, называемые «следственной хитростью», «психологической ловушкой».

         «Следственная хитрость, — пишет Н.И. Порубов, — это маневрирование достоверной информацией, создание на допросе такой ситуации, при которой допрашиваемый дезориентируется о степени осведомленности следователя об обстоятельствах дела, о наличии у него определенных доказательств» /37,с.156/.

        Основные приемы этой группы — демонстрация «психологических реагентов», создание впечатления осведомленности следователя, раскрытие возможностей использования достижений науки, создание впечатления о позиции других лиц и т.д. При применении всех этих приемов следователь не утверждает того, чего не знает, не говорит об этом, а предоставляет возможность допрашиваемому самому сделать ошибочный вывод о большой информированности следователя на основании части использованных им данных.

       Близок к этому приему по содержанию прием создания впечатления о позиции других участников процесса. Здесь также правомерность наличествует только тогда, когда лицо «подводится к выводу» о том, о чем следователь ему не говорит, либо иначе налицо будет прямой обман. В показаниях И. и П., отрицавших свою причастность к преступлению, имелись существенные противоречия относительно того, чем они занимались до момента совершения преступления. Показания И. в определенной мере соответствовали установленным данным. Очная ставка между подозреваемыми, направленная на устранение этих противоречий, была закончена вопросом к И.: «Ваши показания о дальнейших событиях этого дня также правдивы?» Ответ И.: «Да, все мои показания об этом дне полностью правдивые». Завершив таким образом очную ставку, следователь удалил из кабинета И. и перешел к повторному допросу П., который, полагая, что И. сознался в совершенном ими преступлении, признал свою вину и дал подробные, полностью подтвердившиеся затем показания об обстоятельствах преступления.

2.6 Об использовании противоречий участников процесса при допросе

        Совсем иной — неправомерный — характер приобретает «следственная хитрость» в другом примере. Задержанный отрицал свою вину. Для его разоблачения требовалось доказать, что в придорожный поселок он прибыл отдельно от остальных членов своей семьи: все на электропоезде, а он — на угнанной им машине. Однако, в связи с договоренностью, все утверждали, что он приехал вместе со всеми. Не утруждая себя тем, чтобы за счет детализации показаний каждого выявить расхождения и противоречия, и таким путем разоблачить ложь, следователь при повторном допросе изолировал друг от друга всех членов семьи и начал допрос с отца. Он не изменил своих показаний. После этого следователь пригласил его дочь. Когда она стала повторять свои прежние показания, следователь «зачитал» «показания отца» о том, что они приехали отдельно от брата. Тогда дочь подтвердила этот факт. Затем подобная операция была проделана с матерью и наконец протоколы допроса жены и дочери были предъявлены отцу подозреваемого, который признал, что ранее давал ложные показания. На основе полученных таким путем данных был допрошен и сознался задержанный /38,с.42/.

        Недопустимость такого «тактического» приема заключается в том, что, во-первых, допущен явный обман, во-вторых, допрошенные разберутся, кто первый сказал о том, что условились скрывать и как это произошло, т.е. выяснят «методы» работы следователя. Но главное состоит в том, что сделав первый шаг по пути обмана, последующие и более серьезные следователю сделать проще.

        При раскрытии возможностей следствия в части получения и исследования доказательственной информации обман будет в тех случаях, когда следователь спекулирует отсутствующими или некачественными следами либо повествует о несуществующих возможностях исследования. А если это отсутствует, то следователь просто разъясняет, информирует, т.е. делает благое дело, но преследует при этом и свои цели. «Выдача информации» путем демонстрации какого-либо объекта, реагированием на который лицо обозначает свою осведомленность, достаточно часто используется в качестве тактического приема на практике. Суть его заключается в том, что прореагировать позитивно на демонстрацию объекта сможет только тот, кому этот предмет или человек известен, а у неосведомленного, не связанного с данным объектом лица, эта демонстрация не вызовет никаких реакций. Но совершенно недопустимо использование приемов, внешне сходных со следственными хитростями, а на самом деле являющимися нарушением закона, связанным с обманом и оказанием давления. Пистолет, с использованием которого было совершено убийство, не нашли. Тогда следователь взял аналогичный и положил его в ящик стола. В ходе допроса, когда подозреваемый стал вновь отрицать свою причастность, следователь достал пистолет, помахал перед лицом подозреваемого и спросил: «Ну, а теперь будешь сознаваться?» Неправомерность данного «приема», во-первых, в том, что допрашиваемому не предоставлена возможность самостоятельного выбора отношения к предъявленному, а утверждается конкретный факт - вот твое орудие преступления; во-вторых, пистолет мог быть уничтожен, и тогда вся ложность и слабость позиции следователя станет ему очевидной.

       Использование внезапности - это тактический прием прямого воздействия, заключающийся в постановке задачи перед участником расследования, специфика которого состоит в том, что задача возникает неожиданно и на ее разрешение, как правило, весьма ограничено время. Но в принципе, выбор решения, в том числе, затяжка ответа, отказ высказать свое отношение, опять-таки остается за оппонентом следователя.

         Одним из реальных результатов использования внезапности выступает «проговорка». Следователь, естественно, «ведет» допрашиваемого к проговорке, т.е. реализует свой замысел, заключающийся в том, чтобы допрашиваемый сделал то, что не собирался, что не соответствует его планам.       Проявлением необъективности и обвинительного уклона является и признание некоторыми криминалистами определенного доказательственного значения за так называемыми проговорками допрашиваемого, которые, по их мнению, проливают свет на действительное положение вещей.

        Но кто из сторонников «проговорок» говорит о их доказательственном значении? Подобные приемы, противоречащие законности и нравственности, характерны тем, что они исходят из отношения к обвиняемому как к преступнику, как к лицу, виновность которого якобы уже установлена, тогда как этот вопрос еще предстоит решить суду.

        Проговорка рассматривается как своеобразный индикатор, наличие /появление/ которого позволяет следователю удостовериться в конкретной осведомленности допрашиваемого, подтверждающей его связь с определенным событием, обстоятельством. А проговориться может только тот, кто знает.

         Кроме того, проговорка сама по себе, без подтверждающих ее других данных, в процессуальном плане ничего не значит. Она лишь ориентир для следователя в работе по выявлению и использованию источников доказательственной информации.

         Следует отметить, что и при создании условий для проговорки допрашиваемый не лишен права выбора, который в первую очередь зависит от его аналитических способностей, сообразительности, быстроты реагирования и т.п. Но и проговорившись, он может отказаться от сказанного, т.е. исправить допущенную ошибку.

        Самой сложной для оценки является группа тактических приемов, направленных на использование противоречий между участниками расследования. Эти приемы чаще всего применяются тогда, когда соучастник или свидетель не дают показаний в отношении кого-либо, выгораживают его, берут на себя его вину и т.п.

       Если у следователя есть данные, что защищаемые относятся к допрашиваемому иначе, чем он к ним, он использует их для того, чтобы «раскрыть глаза» этому лицу, показать, что его поведение не соответствует реальным ценностям взаимоотношений.