Шизоанализ как одно из направлений постструктурализма

Ближе к концу романа, в главе, где описана смерть художника по прозвищу Запойный Охотник (реальная или воображаемая), эта интонация непроизвольно прорывается в речь везомого на санях Якова, речевая интерференция здесь обнажается.

Таким образом, в последней главе «Ловчей повести» («блок» глав о Паламахтерове) Яков становится частью Заитильщины: смерть не прерывает его бытия, а впервые объективированный «свой чужой» голос, голос Ильи Дзындзырэлы, не узнается им.

Яков – один из субъектов речи, носящих в романе явные признаки персонажа. В частности, в «Ловчей повести» говорит все-таки не Яков, вернее, не только он. Здесь происходит речевая интерференция, наличествует конструкция, которую, вслед за М.М. Бахтиным, мы можем назвать «гибридной» [4, с. 256]. Разные точки зрения, согласно которым субъектом речи в «Ловчей повести» является то Паламахтеров, то некто третий, не Паламахтеров и не Дзындзырэла, возможны, вероятно, потому, что незакавыченная речь «приписывается» Якову Ильичу, но - «приписывается» кем-то.

В главе второй романа: «Посему, кряхтя и пугаясь в полах амзтараканского, отзывающегося полнейшей ветошью халата, страдая от холода, источаемого замшелыми каменьями погреба, содрогаясь от омерзения при виде многочисленных многоножек и увещевая икоту перейти на безропотных страстотерпцев Федота и Якова, выкатим на свет Божий бочку повествования – И выбьем, наконец, затычку. Так, уставясь в окошко в сравнительно поздний час одного из ничтожных и будних дней еще одного промозглого года и пытаясь собраться с мыслями, философствовал герой этой повести» [49, с. 216]. Проблема субъекта речи разрешится здесь, если мы вспомним о понятии несобственно-прямой речи. «Ловчая повесть» как раз и представляет случай несобственно-прямой речи, и дело, разумеется, не только в отсутствии кавычек. О Якове в «Ловчей повести» часто говорится в третьем лице – и это может быть как «внешней» точкой зрения той неназванной субстанции, которая резюмирует мысли Запойного Охотника, так и «овнешненным» взглядом последнего на самого себя. В этих случаях критическая ирония сочетается с самолюбованием.

Ввиду наличия в данном случае слова, стилистически однородного со словом героя, мы можем говорить лишь о маске «биографа», которую надевает на себя вновь обнаруженный фиктивный субъект речи. Вспомним, что нарраториальная маска - прием, характерный для практики постмодерна. В данном случае использование этого приема позволяет подчеркнуть и сохранить эффект «письменности» текста, поскольку «обрамляющие» в смысле соотношения речевых субъектов главы «Ловчей повести» содержат подчеркнуто анахроничный стилистический элемент.

Соотношение автора с субъектами речи осложняется наличием в романе элементов автобиографизма, носителем которых является как раз Паламахтеров - человек «высокой культуры», оставивший город и поселившийся в лесах Заитильщины (Заволжья), охотник и поэт. Все это отсылает к фактам биографии самого Соколова. Речь может идти о еще одном игровом принципе постмодернистского текста, восходящем к творчеству В. Набокова. «В романе «Отчаяние» (где, как и в «Между собакой и волком», культурный герой-рассказчик убивает своего (псевдо-)двойника — человека из народа) Набоковым впервые использован принцип ложного тождества автора, рассказчика и героя: человек из народа Феликс является псевдодвойником рассказчика Германа Карловича, а этот последний - двойником-антиподом, «непохожим близнецом» самого Набокова. «Отчаяние» содержит эмбрион жанра псевдоавтобиографии, который Набоков позже разовьет в «Look at the Harlequins!», а Саша Соколов (еще позже) - в «Палиcандрии» [31, с. 112]. Применительно к роману «Между собакой и волком» уместно, на наш взгляд, говорить о псевдоавтобиографическом элементе. Именно он и является причиной того, что ряд исследователей отождествляет в романе образ автора и Якова Паламахтерова.

Таким образом, используя сложную, «затемненную» систему речевой субъектности в романе «Между собакой и волком», автор демонстрирует возможности взаимопроникновения различных голосов, актуализирующие в первую очередь оппозицию «культурное» - «народное».

Псевдоавтобиографический герой Соколова, именуемый Запойным Охотником, пытается восстановить «утраченные» языковые связи, вспомнить забытое (забывающееся) путем непрерывного говорения, делающего подвижным, «сиюминутным» любой возникающий в этом процессе смысл.

«Культурное» самосознание героя подсказывает ему в данной ситуации выбор речевой маски сказителя. Последний, в виду столь своеобразной детерминированности, сочетает в своей речи черты классического, характерного сказа и орнаментального сказа с постмодернистской игрой нарраториальными масками.

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

Перед исследователями творчества Саши Соколова всегда возникал вопрос и о том, как используются приёмы шизоанализа в его романах «Школа для дураков» и «Между собакой и волком». Здесь следует вспомнить и том, что такое шизоанализ и в чём он проявляется.

Шизоанализ – неклассический метод эстетических и культурологических исследований, предлагаемый Делёзом и Гаттари в качестве альтернативы психоанализу. Принципиальное отличие от психоанализа заключается в том, что шизоанализ раскрывает нефигуративное и несимволическое бессознательное, просто абстрактный образ в том смысле, в каком говорят об абстрактной живописи. Побудительным стимулом создания нового метода послужило стремление сломать устоявшийся стереотип западного интеллигента – пассивного пациента психоаналитика и утвердить нетрадиционную модель активной личности – «прогуливающегося шизофреника». «Шизофреник» здесь - не психиатрическое, а социально-политическое понятие; «шизо» - не реальный или потенциальный психически больной человек (хотя исследуется и этот случай), но контестант, тотально отвергающий капиталистический социум и живущий по законам «желающего производства». Цель шизоанализа – выявление бессознательного либидо социально-исторического процесса, не зависящего от его рационального содержания. Мир желания, прославляемый шизоанализом, – это мир, где все возможно. Он приравнивается к миру особого рода шизофренического опыта, нетождественного клиническим формам шизофрении. Шизоанализ резко критичен по отношению к психоанализу, который сам встроен в существующие технологии власти.

В результате сравнительного анализа романов Саши Соколова «Школа для дураков» и «Между собакой и волком» в заключении сформулированы следующие основные выводы:

1. Прием потока сознания, характерный для произведений Саши Соколова, приводит к фрагментированности и хаотичности повествования как в одном, так и во втором романе. Разорванность неясных картин действительности противостоит слитности образов сознания повествователя, основанных на внешних впечатлениях. Использование приема потока сознания связано со стремлением автора продемонстрировать противоречивость сознания, влияние на него разнонаправленных ассоциаций, субъективность в восприятии действительности. Этот прием позволяет реализовать характерное для многих постмодернистских авторов стремление сделать язык главным действующим лицом произведения.

2. Одной из важнейших общих черт всех романов Соколова является наличие героя-рассказчика, причем в большей или меньшей степени, но обязательно осознающего собственные слова как «текст», то, что должно быть определенным (нормативным) образом организовано. Речь и мировосприятие страдающего раздвоением личности «ученика такого-то», героя-рассказчика в «Школе для дураков», — это не воспроизведение, пусть и художественное, речи и мировосприятия шизофреника. Его неверно называть душевнобольным или идиотом в том же смысле, что гоголевского Поприщина или фолкнеровского Бенджи. Речь Ильи Петрикеича Дзындзырэлы в романе «Между собакой и волком» не есть попытка «простого», даже примитивного человека из народной среды освоить «сложную» письменную речь, хотя эта традиционная для литературного сказа ситуация сохраняет здесь свои атрибуты. Металитературность фигур героев-рассказчиков у Соколова (характерная для литературы постмодернизма в целом) не позволяет за их ограниченностью, даже постоянно подчеркиваемой, увидеть «объективную» действительность.

3. Образ повествователя, носителя расстроенного сознания, присутствующий
во всех романах Саши Соколова, помогает писателю психологически
обосновать характерное для постмодернизма смешение разнородных стилистических единиц, включение в речь повествователя трансформированных цитат.
Этот прием позволяет автору дать прецедентным текстам ироническое освеще­ние.

4. Деформированное представление действительности присутствует и в
первом и во втором романах. Психически больной подросток,
испытывающий очевидное раздвоение личности, живет одновременно в
двух мирах: мире будничном, обыденном, и в мире придуманном, мире
своего воображения. Второй строится по законам собственного восприятия
подростка и его представления о действительности. В этом мире все
окрашено радостными красками, напоено любовью к миру и к жизни. Во
втором романе действительность беспрерывно меняет свою сущность,
мерцает, обретают некую особую аморфность. Трудно узнать даже хорошо
знакомое. Деформированное представление действительности в романах
Соколова проявляется еще и в постоянных обращениях писателя к прошлому. Наиболее реальное время у Соколова — сумерки человеческого сознания и человеческой жизни, «время между собакой и волком». В этом времени перестают иметь какое-либо значение история и память, конкретное и вещественное. Время в романах Соколова нелинейно, дискретно, оно не «знает» разграничения на прошлое, настоящее и будущее. Персонажи романа «Между собакой и волком» существуют в «парадигматическом» времени-пространстве, где смерть – это рубеж, легко преодолеваемый в обоих направлениях.

5.Украсить жизнь может даже шизофрения. У героя «Школы для дураков» раздвоение личности, но, по Соколову, это лучшее, чего только можно пожелать, Во-первых, имея внутреннего двойника, вы навсегда избавлены от одиночества, всегда есть, с кем и о чем поговорить, во-вторых, родство душ обеспечено. Но жизнь не становится приторной, ведь поводы для разногласий тоже есть всегда. Так, герой и его шизофренический двойник влюблены в одну девушку, соперничают, осыпают друг друга упреками, угрожают. Как первая книга Соколова отталкивается от воспитательной прозы, так вторая соотносима с прозой деревенской – с ее пристрастием к людям простым, живущим в согласии с природой. Но окажись герои романа «Между собакой и волком» где-нибудь в художественном пространстве распутинских книг - и не угадаешь, в какой бы разряд они попали. Для праведников - слишком непутевы, в архаровцы не годятся – не агрессивны, хотя их существование так же бесплодно. Они неприемлемы для канонической деревенской литературы именно потому, что ускользают от жестких нравственных оценок. Все их характеристики – негативны: безноги, безобразны, безбытны, но зато и - беззаботны, беззлобны, беспечны. Нищие утильщики, «архангелы вторичного старья» они закатились в прореху бытия и довольны. Они во всех отношениях между – между природой и людьми, между рекой и лесом, между жизнью и смертью. Они – нигде и всему на свете соседи, свои, от всего понемножку пользуются.

СПИСОК ИСПОЛЬЗОВАННЫХ ИСТОЧНИКОВ

1.      Автономова, Н.С. Постструктурализм // Современная западная философия: Словарь. – М.: Аверсев, 1991. С. 234 –237

2.      Баранов, О. Гипертекстовая субкультура / О. Баранов // Знамя. – 1997. – №7. –  С. 4

3.      Барт, Р. Избранное: Семиотика. Поэтика /Р. Барт – М.: Прогресс, 1989 – 376 с.

4.      Бахтин, М. Автор и герой в эстетической деятельности // Бахтин, М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М.: Просвещение, 1975. – 502 с.

5.      Бахтин, М. М. Проблема содержания, материала и формы в словесном художественном творчестве. // Бахтин М. М. Вопросы литературы и эстетики. – М., 1975. – 502 с.

6.      Битов, А. К публикации романа С.Соколова «Школа для дураков» /А. Битов. Октябрь. – 1989. – №3. – С. 54 – 56

7.      Богданова О. Современный литературный процесс: К вопросу о постмодернизме в русской литературе 70-90-х годов 20 века / О. Богданова. – СПб.: Лань, 2001. – 215 с.

8.      Бочаров, А. Как живешь, «русский феномен»? /А. Бочаров // Литературное обозрение. – 1996. - № 3. – С. 63—64.

9.      Брайнина, Т.Д. Саша Соколов как ключевая фигура русского постмодернизма./Т.Д. Брайнина //Русская речь. – 2007. - №3. – С. 19 – 24

10.  Буслакова, Т.П. Литература русского зарубежья / Т.П. Буслакова. – М.: Флинта, 2003 – 378 с.

11.  Вайль, П., Генис, А. Уроки школы для дураков / П. Вайль, А. Генис // Литературное обозрение – 1991 –  №1/2. – С. 13 – 16.

12.  Вайнштейн, О. Б. Сопротивление теории или эстетика чтения /О.Б. Вайнштейн //Вопр. лит. – 1990. – № 5. – С. 88 – 93.

13.  Вайнштейн, О.Б. Удовольствие от гипертекста / О.Б. Вайнштейн // Новое литературное обозрение. – 1995. – №13. – С. 17 – 19.

14.  Вайнштейн, О.Б. Леопарды в храме (деконструкция и культурная традиция) /О.Б. Вайнштейн // Вопросы литературы. – 1989. – №12. – С. 67 – 72.

15.  Воробьева, Е.Л. Рождение языка в романе С. Соколова «Между собакой и волком» / Е.Л. Воробьёва // Диалог культур. - Вып. 5: Литературоведение и лингвистика: сборник материалов межвузовской конференции молодых ученых. Барнаул, 2003. – С. 123 – 126.

16.  Галинская, И.Л. Постструктурализм в оценке современной философско-эстетической мысли / И. Л. Галинская // Зарубежное литературоведение: Направления, тенденции, проблемы. - М.: Прогресс., 1985. – С. 111 – 121.

17.  Глэд, Дж. Саша Соколов / Дж. Глэд // Глэд Дж.. Беседы в изгнании: Русское литературное зарубежье. – М.: Просвещение, 1991. – С. 201 – 209.

18.  Гуревич, П.С., Зимовец, С.Н. Шизоанализ. Психоанализ /П.С. Гуревич, С.Н., Зимовец // Популярная энциклопедия // М.: Флинта, 1998. – С. 367 – 371.

19.  Дарк.,О. Новая русская проза и западное средневековье /О. Дарк // Новое литературное обозрение. – 1994. – №8. – С. 13 – 14.

20.  Дарк, О. Мир может быть любой: Размышления о «новой прозе» /О. Дарк // Дружба народов. – 1992. – №5. – С. 65 – 68.

21.  Дарк, О. Саша Соколов – последний русский романтик /О. Дарк // Огонек. –1995. – № 47. – С. 34 – 37

22.  Делез, Ж., Гваттари, Ф.Капитализм и шизофрения. Анти-Эдип / Ж. Делез, Ф. Гвалтари. – М.: Просвещение, 1990. – 213 с.

23.  Деррида, Ж. Письмо к японскому другу / Ж. Деррида // Вопр. философии. –1992. – №4. – С. 53 – 57.

24.  Дмитриевская, Е. Между Соколовым и Лессингом /Е. Дмитриевская // Экран и сцена.– 2005. –  № 41 – 42. – C. 14.

25.  Дудова, Л.В. Модернизм в зарубежной литературе / Л.В. Дудова. – М.: Наука, 1998. – 378 с.

26.  Дьяков, А. В. Феликс Гваттари: Шизоанализ и производство субъективности / А.В. Дьяков — Курск: Изд-во Курск. гос. ун-та, 2006. — 246 с.

27.  Жолковский, А.К. Ж/Z. Заметки бывшего пред-постструктуралиста /А.К. Жолковский // Литературное обозрение. – 1991. – №10. – С. 15 – 18.

28.  Зарубежная литература 20 века: Учебное Пособие. / Под.ред. В.М.Толмачёва.-М: Издательский центр «Академия», 2003. – 413 с.

29.  Зарубежная литература 20 века: Учебник для вузов. / Под. ред. Л.Г. Андреева. – М.: Издательский центр «Академия», 2000. – 345 с.