Шпаргалка по "Литературе"

Эпическая форма, говоря иначе, воспроизводит  не только рассказываемое, но и рассказывающего, она художественно запечатлевает  манеру говорить и воспринимать мир, а в конечном счете — склад ума и чувств повествователя. Облик повествователя обнаруживается не в действиях и не в прямых излияниях души, а в своеобразном повествовательном монологе. Выразительные начала такого монолога, являясь его вторичной функцией, вместе с тем очень важны.

Не  может быть полноценного восприятия народных сказок без пристального внимания к их повествовательной манере, в  которой за наивностью и бесхитростностью того, кто ведет рассказ, угадываются  веселость и лукавство, жизненный  опыт и мудрость. Невозможно почувствовать  прелесть героических эпопей древности, не уловив возвышенного строя мыслей и чувств рапсода и сказителя. И уж тем более немыслимо понимание  произведений А. С. Пушкина и Н. В. Гоголя, Л. Н. Толстого и Ф. М. Достоевского, Н. С. Лескова и И. С. Тургенева, А. П. Чехова и И. А. Бунина, М. А. Булгакова и А. П. Платонова вне постижения «голоса» повествователя. Живое восприятие эпического произведения всегда связано с пристальным вниманием к той манере, в которой ведется повествование. Чуткий к словесному искусству читатель видит в рассказе, повести или романе не только сообщение о жизни персонажей с ее подробностями, но и выразительно значимый монолог повествователя.

Литературе  доступны разные способы повествования. Наиболее глубоко укоренен и Представлен  тип повествования, при котором  между персонажами и тем, кто  сообщает о них, имеет место, так  сказать, абсолютная дистанция. Повествователь рассказывает о событиях с невозмутимым спокойствием. Ему внятно все, присущ дар «всеведения». И его образ, образ существа, вознесшегося над  миром, придает произведению колорит  максимальной объективности. Многозначительно, что Гомера нередко уподобляли небожителям-олимпийцам и называли «божественным».

Художественные  возможности такого повествования  рассмотрены в немецкой классической эстетике эпохи романтизма. В эпосе  «нужен рассказчик, — читаем мы у  Шеллинга, — который невозмутимостью  своего рассказа постоянно отвлекал бы нас от слишком большого участия  к действующим лицам и направлял  внимание слушателей на чистый результат». И далее: «Рассказчик чужд действующим лицам <...> он не только превосходит слушателей своим уравновешенным созерцанием и настраивает своим рассказом на этот лад, но как бы заступает место «необходимости»³.

Основываясь на таких формах повествования, восходящих к Гомеру, классическая эстетика XIX в. утверждала, что эпический род  литературы — это художественное воплощение особого, «эпического» миросозерцания, которое отмечено максимальной широтой  взгляда на жизнь и ее спокойным, радостным приятием.

Сходные мысли о природе повествования  высказал Т. Манн в статье «Искусство романа»: «Быть может, стихия повествования, это вечно-гомеровское начало, этот вещий дух минувшего, который  бесконечен, как мир, и которому ведом  весь мир, наиболее полно и достойно воплощает стихию поэзии». Писатель усматривает в повествовательной  форме воплощение духа иронии, которая  является не холодно-равнодушной издевкой, но исполнена сердечности и любви: «...это величие, питающее нежность к малому», «взгляд с высоты свободы, покоя и объективности, не омраченный никаким морализаторством»⁴.

Подобные  представления о содержательных основах эпической формы (при  всем том, что они опираются на многовековой художественный опыт) неполны  и в значительной мере односторонни. Дистанция между повествователем  и действующими лицами актуализируется  не всегда. Об этом свидетельствует  уже античная проза: в романах  «Метаморфозы» («Золотой осел») Апулея и «Сатирикон» Петрония персонажи сами рассказывают о виденном и испытанном. В таких произведениях выражается взгляд на мир, не имеющий ничего общего с так называемым «эпическим миросозерцанием».

В литературе последних двух-трех столетий едва ли не возобладало субъективное повествование. Повествователь стал смотреть на мир глазами одного из персонажей, проникаясь его мыслями и впечатлениями. Яркий пример тому — подробная картина сражения при Ватерлоо в «Пармской обители» Стендаля. Эта битва воспроизведена отнюдь не по-гомеровски: повествователь как бы перевоплощается в героя, юного Фабрицио, и смотрит на происходящее его глазами. Дистанция между ним и персонажем практически исчезает, точки зрения обоих совмещаются. Такому способу изображения порой отдавал дань Толстой. Бородинская битва в одной из глав «Войны и мира» показана в восприятии не искушенного в военном деле Пьера Безухова; военный совет в Филях подан в виде впечатлений девочки Малаши. В «Анне Карениной» скачки, в которых участвует Вронский, воспроизведены дважды: один раз пережитые им самим, другой — увиденные глазами Анны. Нечто подобное свойственно произведениям Ф.М. Достоевского и А.П. Чехова, Г. Флобера и Т. Манна. Герой, к которому приблизился повествователь, изображается как бы изнутри. «Нужно перенестись в действующее лицо»,— замечал Флобер. При сближении повествователя с кем-либо из героев широко используется несобственно-прямая речь, так что голоса повествующего и действующего лица сливаются воедино. Совмещение точек зрения повествователя и персонажей в литературе XIX–XX вв. вызвано возросшим художественным интересом к своеобразию внутреннего мира людей, а главное — пониманием жизни как совокупности непохожих одно на другое отношений к реальности, качественно различных кругозоров и ценностных ориентаций⁵.

Наиболее  распространенная форма эпического повествования — это рассказ от третьего лица. Но повествующий вполне может выступить в произведении как некое «я». Таких персонифицированных повествователей, высказывающихся от собственного, «первого» лица, естественно называть рассказчиками. Рассказчик нередко является одновременно и персонажем произведения (Максим Максимыч в повести «Бэла» из «Героя нашего времени» М.Ю. Лермонтова, Гринев в «Капитанской дочке» А. С. Пушкина, Иван Васильевич в рассказе Л.Н. Толстого «После бала», Аркадий Долгорукий в «Подростке» Ф. М. Достоевского).

Фактами своей жизни и умонастроениями  многие из рассказчиков-персонажей близки (хотя и не тождественны) писателям. Это имеет место в автобиографических произведениях (ранняя трилогия Л.Н. Толстого, «Лето Господне» и «Богомолье»  И.С. Шмелева). Но чаще судьба, жизненные  позиции, переживания героя, ставшего рассказчиком, заметно отличаются от того, что присуще автору («Робинзон  Крузо» Д. Дефо, «Моя жизнь» А.П. Чехова). При этом в ряде произведений (эпистолярная, мемуарная, сказовая формы) повествующие высказываются в манере, которая  не тождественна авторской и порой  с ней расходится весьма резко (о  чужом слове см. с. 248–249). Способы  повествования, используемые в эпических  произведениях, как видно, весьма разнообразны.

               23. Общая характеристика драматического рода литературы

ДРАМА - особый вид литературного творчества. У драмы, кроме ее словесной, текстовой формы, есть еще и вторая, следующая за текстом "жизнь" - постановка на сцене в виде спектакля, зрелища. Кроме автора, в организации зрелища участвуют режиссеры, актеры, костюмеры, художники, композиторы, декораторы, гримеры, осветители, рабочие сцены и т.д. Их общая задача распадается словно бы на два этапа:  
 
1)воплотить во всей полноте авторский замысел, и  
 
2)дать режиссерскую трактовку, новую интерпретацию авторского замысла в сценической постановке произведения.

Так как драматическое  произведение рассчитано на обязательное (пусть в большинстве случаев "посмертно-заочное") сотрудничество автора с театром, то текст драматического произведения особым образом организован.

Прочитаем фрагменты первых страниц текста драмы А.Островского "Гроза":

Вы обратили внимание, что, в отличие от автора эпического (повествовательного произведения), автор не рассказывает пространно историю героев, а указывает  их "списком", сообщая краткие  необходимые сведения о каждом, в  зависимости от собственного замысла: как кого зовут, сколько кому лет, кто кем является в том месте  и в том обществе, где происходит действие, кто кому кем приходится и т.д. Этот "список" действующих лиц называется афишей.

Далее Островский указал, где происходит действие, сколько времени проходит между определенными моментами действия, как одеты персонажи; в пометках к первому действию сказано, кто находится на сцене, чем заняты персонажи, что делает каждый из них. В следующих фрагментах текста автор в скобках коротко сообщает, к кому герои обращаются с речью, каковы их жесты и позы, с какой интонацией они говорят. Эти пояснения делаются в первую очередь для артистов и режиссера и называются ремарками.

Происходящее разбивается  на композиционные части - действия (или акты), которые в свою очередь тоже дробятся - на явления (или сцены, или картины). Это объясняется тем, что сценическое действие жестко ограничено во времени: спектакль продолжается обычно 2-3 часа, и за это время автору и актерам нужно высказать все, ради чего произведение написано и поставлено.

Все явления, как вы видите, тоже разбиты на небольшие (или иногда большие!) фрагменты, представляющие собою  слова - монологи и диалоги - персонажей. Автор при этом всегда указывает, кому из героев они принадлежат, называя  героя по имени, словно бы предоставляя ему "микрофон". Эти слова персонажей драмы называются репликами. Как вы уже заметили, слова героев часто сопровождаются ремарками.

Итак,  
Организация текста драматического произведения и необходимые термины:

АФИША - это список действующих лиц с авторскими пояснениями;

РЕМАРКА - это внутритекстовые авторские пояснения к происходящему на сцене, декорациям, поведению героев; ремарка, по сути, единственный способ донести до читателя прямо, без театральных посредников, авторский голос;

РЕПЛИКА - это слова персонажей драматического произведения; реплики организуют сценические диалоги героев;

ЯВЛЕНИЕ (или картина, или сцена) - это сюжетно законченный фрагмент текста драматического произведения; каждое явление (или сцена, или картина) представляют собою отдельный законченный момент сценического действия, иначе говоря - эпизод.

Так как драма - это сценическое  действие, театральное зрелище, то оно  рассчитано не столько на общение  одного читателя с авторским текстом (как романы, рассказы, поэмы, стихи, где читатель и произведение "общаются" тет-а-тет, наедине друг с другом), сколько на массовый контакт произведения со зрителями. В театры приходят сотни  и тысячи людей. И удержать их внимание очень и очень трудно. Поэтому  фундамент любого спектакля - авторское  литературное произведение - должен основываться на зрительском интересе и цепко  его "держать". В этом драматургу помогает драматическая интрига.

ИНТРИГА (от лат. Intricare, "запутывать") - 1) происки, скрытые действия, обычно неблаговидные, для достижения чего-либо; 2) соотношение персонажей и обстоятельств, обеспечивающее развитие действия в художественном произведении. (Словарь иностранных слов, 1988.)

Иначе говоря, интрига - это  некая тайна, загадка, нередко организованная кем-то из персонажей в собственных  целях, разгадывание которой и есть основа драматургического действия. Без интриги не обходится ни одна пьеса, так как иначе она не будет интересна читателям и  зрителям.

Теперь обратимся к содержанию драматургических произведений. Оно в первую очередь связано с видом и жанром драмы. Различают три вида драматических произведений: трагедию, комедию и драму (не запутайтесь, название вида совпадает с названием рода литературы, но это разные термины).