Когнитивная метафора и когнитивная метонимия

Функциональная стилистика отвлекается от тех черт научных текстов, которые, в рамках ее идеологии, признаются иностилевыми. Так, по мнению М.Н. Кожиной, образные средства в научной речи приобретают однозначность, имеют узкоконтекстное значение и характеризуются отсутствием системного характера, и функция образных средств в научном тексте - прежде всего пояснение.

За идеализацией научного стиля и «осуждением» в нем метафоры скрывается глубокий идеологический смысл. В поле зрения ученых начала и середины ХХ века попадали лишь некоторые метафоры, используемые крупнейшими отечественными языковедами; эти метафоры действительно «стирались», превращались в термины, «подхватывались» академической грамматикой. Так, например, встретившийся в монографии В.В. Виноградова «Русский язык. Грамматическое учение о слове» (1947) «строй языка» становится ключевым термином советского языкознания, прекрасно согласуясь с «тоталитарной» метафорой строя: все индивидуальное в жизни, политике, науке и языке не приветствовалось, отвергалось, все должны были маршировать в ногу, а если в языке и есть единицы, то и те «строевые». Однако выдающиеся труды таких отечественных языковедов, как В.В.Виноградова или А.М. Пешковский, являясь блестящими образцами научных текстов, между тем полны образности и экспрессии, а у Виноградова нет, собственно говоря, и строгой и стройной терминосистемы. Наследие Виноградова вообще оказалось неким бездонным колодцем: недаром лингвисты и литературоведы посттоталитарной, постструктуралистской эпохи много почерпнули из Виноградова – и в первую очередь на уровне метафорики. Забегая вперед, отметим, что современный ученый Борис Гаспаров развил виноградовскую метафору языка как свободного потока.

Во второй половине ХХ века в лингвистической науке намечаются серьезные сдвиги: исследователи приходят к пониманию, что в научном тексте главным является не простое использование «отобранных языковых средств», но особый тип общения и мышления. Зреет убеждение, что «научный текст - это не только отдельный стиль, с хорошо описанным набором свойств (объективность, точность, ясность и пр.); но в первую очередь особым образом организованное изложение, главную роль в котором играет его автор - субъект знания и познания».

В целом ряде исследований вскрывается внутренняя диалогичность научного текста Д.И. Руденко пишет о «диалогической природе гуманитарного познания», о «диалоге как принципе, который раскрывает сущность понимания». В 80-е годы в оборот входит понятие дискурса, и сочетание «научный дискурс» становится таким же естественным, как и «научный текст». Исследуются семантико-прагматические характеристики научного дискурса, в частности - научной дискуссии, и обнаруживаются черты сходства научного дискурса с публицистическим [Глазунова О. И. , 2000, 158-168]. В центре внимания оказывается изучение языка науки как вербализации научного мышления, при этом актуализируются когнитивные аспекты языка - нелинейный (в отличие от текста) и непрерывный характер мышления.

В реализации нового подхода к вербализации научного мышления огромное значение имело широко развернувшееся во второй половине ХХ века исследование тропов и, прежде всего, - метафоры. Функциональная стилистика рассматривала метафору прежде всего в связи с метафорическим и метонимическим способами образования терминов предполагалось, что с появлением метафоры в тексте «структура лишается семантической четкости, однозначности, это и делает ее неприемлемой в научной речи». Ныне метафора рассматривается как «средство научного познания».

Следовательно, метафоризация и шире - тропеическое мышление - является неотъемлемой составляющей научного мышления и научного дискурса. Исследование метафоры осуществляется в разных направлениях. Было установлено, что смена научной парадигмы всегда сопровождается сменой ключевой, базовой метафоры. Как отмечала Н.Д.Арутюнова, смена научной парадигмы всегда сопровождается сменой базовой метафоры, вводящей «новую область уподоблений, новую аналогию» [Арутюнова Н.Д., 1997,  51-61]. Так, на протяжении ХХ века в русскоязычном лингвистическом дискурсе можно было наблюдать многообразные базовые метафоры языка:

 ЯЗЫК ЕСТЬ ОБЪЕКТ,

 ЯЗЫК ЕСТЬ МЕХАНИЗМ,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ПРОДУКТ,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ИГРА,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ДЕЛО,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ПОЛЕ,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ЗАМКНУТОЕ ЦЕЛОЕ,

 ЯЗЫК ЕСТЬ КОНСТРУКТИВНОЕ  ЕДИНСТВО,

 ЯЗЫК ЕСТЬ КАРТИНА,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ПРОЦЕСС,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ЖИВАЯ СИСТЕМА,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ДИНАМИЧНАЯ СТРУКТУРА,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ТЕКУЧИЙ КОНГЛОМЕРАТ,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ТКАНЬ,

ЯЗЫК ЕСТЬ ТВОРЧЕСКАЯ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ,

 ЯЗЫК ЕСТЬ ОТКРЫТАЯ СРЕДА,

ЯЗЫК ЕСТЬ НЕПРЕРЫВНЫЙ ПОТОК

(см. Приложение 1).

Для исследования научного дискурса представляется особенно перспективным тот подход к тропам и, прежде всего, к метафорам, который был предложен Дж. Лакоффом и М. Джонсоном в их знаменитой монографии «Метафоры, которыми мы живем» и получил название концептуального анализа.

Основные положения концептуального анализа состоят в том, что метафора относится не к уровню языковой техники, но к уровню мышления и деятельности: «наша обыденная концептуальная система, в терминах которой мы одновременно думаем и действуем, фундаментально метафорична по своей природе». Человеческий опыт выступает основой (прототипической ситуацией) для формирования опытных гештальтов, эмергентных концептов, субкатегоризации и метафорических концептов. Так, прототипическая ситуация РАЗГОВОРА становится в мышлении опытным гештальтом, в котором эта ситуация структурируется. Гeштальт понимается как комплекс свойств, представленных совместно и базовых для нашего опыта. Так, опытный гештальт РАЗГОВОРА включает в себя участников (которые представляют эмергентные, то есть непосредственно вытекающие из опыта концепты), составные части (говорение), этапы - начальные условия разговора (вступление в контакт), центральный этап, конец, линейную последовательность этапов, отношение каузации, цель. Под опытный гештальт подходят разные типы разговоров, субкатегоризация позволяет разделить их и выявить, например, такой подтип: СПОР - ЭТО РАЗГОВОР.

Структурирование одного концепта в терминах другого понимается в этой теории как метафоризация. Подобное понимание метафоризации интересным образом перекликается с подходом автора теории фреймов М.Минского, который пишет об аналогиях, основанных на метафорах, следующим образом: «Такие аналогии порою дают нам возможность увидеть какой-либо предмет или идею как бы «в свете» другого предмета или идеи, что позволяет применить знание и опыт, приобретенные в одной области, для решения проблем в другой области», иными словами, метафора, по Минскому, «способствует образованию непредсказуемых межфреймовых связей, обладающих большой эвристической силой» [Арутюнова Н.Д., 1997, 51-61]. Итак, при метафоризации спора как разновидности разговора на гештальт разговора накладывается гештальт войны, и возникает метафорический концепт СПОР - ЭТО ВОЙНА. Мы мыслим о разговоре и поступаем соответственно этому концепту: участники разговора превращаются в противников, частями спора являются атака, защита, отступление, маневрирование, контратака, этапы, линейная последовательность, каузация, цель (победа) - все составляющие гештальта меняются в соответствии с гештальтом войны (см. Приложение 2).

Очень важно, по мысли Лакоффа и Джонсона, что мы «не просто ГОВОРИМ о споре в терминах войны… Многое из того, что мы ДЕЛАЕМ при споре, частично структурируется через концепт войны. Хотя здесь нет физической битвы, есть словесная битва, и структура спора - атака, защита, контратака и т.д. - отражает это. В этом смысле метафора СПОР ЕСТЬ ВОЙНА определяет нашу жизнь в данной культуре; она структурирует действия, которые мы производим во время спора». При этом, возможно, в какой-нибудь другой воображаемой культуре спор рассматривается не в терминах войны, а, скажем, в терминах танца. В такой культуре люди будут говорить о спорах иначе, трактовать их иначе и вести их иначе.

Таким образом, авторы демонстрируют, как «метафорический концепт, а именно СПОР ЕСТЬ ВОЙНА, служит для структурирования (по крайней мере, частично) того, что мы делаем и как мы понимаем то, что делаем, когда мы спорим. СУЩНОСТЬ МЕТАФОРЫ СОСТОИТ В ПОНИМАНИИ И ОПЫТНОМ ПЕРЕЖИВАНИИ ОДНОГО РОДА ВЕЩЕЙ В ТЕРМИНАХ ДРУГОГО» [Лакофф Д., Джонсон М., 1990, 222]. В то же время, сказанное не означает, что спор - разновидность войны. Дж.Лакофф подчеркивает, что каждый из метафорических концептов высвечивает одни стороны концептуализируемого объекта, ставя их в фокус, и скрывает другие. «Споры и войны - разные роды вещей - устное рассуждение и вооруженный конфликт - и действия, выполняемые в этих ситуациях, различны. Но СПОР частично структурируют, понимают, представляют и обсуждают в терминах ВОЙНЫ. Концепт метафорически структурирован, деятельность метафорически структурирована, и, следовательно, язык метафорически структурирован» [Лакофф Д., Джонсон М., 1990, 125]

Лакофф и Джонсон уделяют особое внимание академическому научному спору и вскрывают внутренний смысл типовых конструкций, употребляемых в научном споре, соответствующих тактике ведения словесной войны: В СВОЕЙ ВДОХНОВЛЯЮЩЕЙ РАБОТЕ (лесть), В РАБОТЕ ОТСУТСТВУЮТ НЕОБХОДИМЫЕ ДОКАЗАТЕЛЬСТВА (оскорбление, упрек), БИХЕВИОРИЗМ ВЕДЕТ К УПРОЩЕНИЮ (вызов авторитету) и т.д. Научный академический спор подвергается дальнейшей метафоризации: СПОР-ПУТЕШЕСТВИЕ (Мы прошли большой путь в нашем поиске истины), СПОР-ЗДАНИЕ (С тем фундаментом, который у вас есть, вы выстроите сильную аргументацию), СПОР-ВМЕСТИЛИЩЕ (контейнер) - Эти идеи формируют твердое ядро твоей аргументации. Присутствие всех трех концептов можно видеть в таком высказывании: На данном этапе (СПОР-ПУТЕШЕСТВИЕ) мы построим (СПОР-ЗДАНИЕ) ядро (СПОР-КОНТЕЙНЕР) нашей аргументации. Специализация идет дальше, выделяется общий компонент у трех метафорических концептов академического спора (выражение параметра содержательной глубины спора через пространственную форму): Нам предстоит углубиться во множество проблем, Пока что мы прошли не очень большой путь, Мы ищем фундаментальные посылки этой теории.

В целом возникает убедительная картина метафорической систематики, которая ясно показывает наш способ мышления и поведения в ситуации спора, ускоренный в повседневном дискурсе.

Концептуальная система языка определяется не только физическим базисом, но и социумом и его культурой. В ней есть, таким образом, универсальный и национальный, или идиоэтнический (принадлежащий данной культуре) компоненты. В работе Дж.Лакоффа и М.Джонсона приводится целый ряд несовпадений культурных метафорических концептов: повседневные метафоры англоязычного социума далеко не всегда адекватны русскоязычному языковому сознанию. Например, РАЗУМ - ЭТО МАШИНА - то, что присутствует в русской концептуальной системе (Мой мозг сегодня не работает, у него будто мозги заржавели; у тебя что, шарики за ролики зашли-ка), но РАЗУМ - ХРУПКИЙ ОБЪЕКТ - скорее то, что свойственно англоязычному сознанию (ср. Он сломался под допросом - Он треснул, хрустнул под допросом). Дж. Лакофф и М.Джонсон предлагают следующую типологию метафор: онтологические метафоры (представление в языке действий и событий как объектов, деятельности как субстанции, состояния как контейнера, ср. Видел ли ты соревнование (ДЕЙСТВИЕ - ОБЪЕКТ), Он в депрессии (СОСТОЯНИЕ - КОНТЕЙНЕР), пространственные метафоры (или метафоры ориентации), где главными являются параметры верх - низ, внутри - вне и под., ср. примеры типа Он провалился в сон, вербализующие пространственную метафору СОЗНАНИЕ НАВЕРХУ, БЕССОЗНАТЕЛЬНОСТЬ ВНИЗУ), и структурные метафоры, «когда один концепт метафорически структурируется в терминах другого»: КОММУНИКАЦИЯ - ПОСЛАНИЕ (ПОСЫЛКА).

Легко видеть, что онтологические и пространственные метафоры также отмечены «глубиной залегания» в языке и культуре. Достаточно сказать о том, что пространственная метафора верха и низа прямо связана с мифологическими и религиозными представлениями о мире. И онтологические, и пространственные метафоры относятся к области бессознательного, структура языка и структура мышления здесь неразрывно слиты, и пространственные метафоры, как и онтологические, в лингвистической теории метафоры также не выделяются в специальный тип. Базовые метафоры, основанные на отождествлении различных объектов, относятся по классификации Лакоффа-Джонсона к структурным метафорам.

Именно метод концептуального анализа позволяет выявить основные метафорические схемы мышления о языке на разных этапах развития лингвистической науки и проследить их эволюцию. Он позволяет проникнуть в закономерности дискурсивного (нелинейного) развертывания текста, выявить внутреннюю связь между глобальными метафорическими концептами и используемыми терминосистемами, между концептами, относящимися к разным языковым уровням. В одной из своих работ, посвященных когнитивной семантике, Дж. Лакофф пишет о том, что «метафора дает нам возможность понимать те области опыта, которые не очень обладают собственной доконцептуальной структурой» [Лакофф Д., Джонсон М., 1990, 148] и полагает, что эта способность могла бы объяснить:

а) как мы постигаем понятия

б) как понятия связаны с доконцептуальной структурой

в) почему понятия имеют те основные свойства, которые они имеют

г) как мы постигаем те сущности, которые существуют, и как мы приходим к пониманию даже сильно различающихся концептуальных систем. Особый и важный вопрос - насколько концептуальная метафорика согласуется с такой существенной установкой научного текста, как установка на объективность. Лакофф и Джонсон полагают, что их точка зрения на метафору занимает промежуточное положение между объективистским и субъективистским взглядами: «И объективизм, и субъективизм выпускают из поля зрения СПОСОБ ПОНИМАНИЯ МИРА ЧЕРЕЗ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С НИМ. Объективизм не замечает того факта, что понимание, а, следовательно, и истина, обязательно зависит от наших культурных концептуальных систем и что она не может быть ограничена в рамках единой абсолютной или нейтральной концептуальной системы. Объективизм также упускает из виду то, что человеческие концептуальные системы метафоричны по природе и включают в себя образное понимание одних видов вещей в терминах других видов. Субъективизм же не видит, что наше понимание, даже самое образное, дается в терминах концептуальной системы, корни которой лежат в нашем успешном функционировании в физической и культурной среде. Он также не видит того, что метафорическое понимание предполагает системное метафорическое включение, которое являет собой образную форму рациональности» [Лакофф Д., Джонсон М., 1990, 188]