Автор работы: Пользователь скрыл имя, 14 Февраля 2013 в 11:50, реферат
Теория какого-нибудь предмета -- это его история. Вообще говоря, это верно. Однако в эту формулу может быть вложен, и довольно часто вкладывается, совершенно неправильный смысл. Люди, по каким-либо причинам боящиеся “чрезмерной”, “абстрактной” и тому подобной теории, не прочь заменить ее историей. Но такая операция приводит к малоутешительным результатам. От теории здесь заранее отказываются. Ее или нет, или есть заведомо плохая теория. Но история тоже получается плохая.
Но не только эти “верхи” общества изображает Мопассан в таких малопривлекательных чертах. Новеллы из крестьянской жизни тоже довольно безотрадны. Жадность, идиотизм деревенской жизни -- вот на чем построено большинство этих новелл. Целестине жаль каждый раз платить кучеру почтовой тележки. Она расплачивается своим телом. Мать, узнав о ее беременности, бьет ее, а потом велит, по крайней мере, не говорить о случившемся и ездить бесплатно сколько возможно дольше (“Признание”). Старик крестьянин при смерти. Дочь и зять уже созывают знакомых, чтобы его хоронить. Но он никак не хочет умереть. Все ждут с нетерпением. Наконец старик умирает. Дочь вздыхает облегченно, ей досадно только, что она зря напекла пышек и что придется их снова печь (“Старик”). В “Веревочке” рассказывается, как старик крестьянин пожадничал, поднял веревочку на дороге, как его заподозрили в том, что он поднял кошелек (в тот день кем-то потерянный), и как он так и умер, не разубедив никого в своей “хитрости”. Примеров можно было бы привести еще много.
Конечно, Мопассан не изображает жизнь крестьян, рыбаков и т.п. как сплошное зверство, оголтелую жадность (хотя этого в его новеллах очень много). Но то “светлое”, что там есть, тоже скорее проистекает от примитивности жизни, чем от чего-либо другого. Да, действительно, фермер берет в жены девушку с ребенком. Но это происходит оттого, что в крестьянстве женщина ценится прежде всего как домашняя работница и хозяйка. В этом внутренний смысл и такой новеллы, как “Возвращение”. Моряк, которого считали погибшим, возвращается после долгого отсутствия домой. Жена его вышла замуж. У нее дети и от первого и от второго мужа. “Так что же нам делать?” -- спрашивает Левен (второй муж). Мартен (первый муж) отвечает: “Я сделаю так, как ты хочешь. Я не желаю обижать тебя... У меня двое детей, у тебя трое, каждому свои. Мать? Твоя ли она, моя ли она? Как хочешь, я согласен на все; но дом -- он мой, мне его отец оставил, я в нем родился и на него есть бумаги у нотариуса”. Левену приходит мысль: их рассудит кюре. По дороге они заходят в кафе. “Они вошли, уселись в пустой еще комнате... И кабатчик с тремя рюмками в одной руке и с графином в другой, пузатый, жирный, красный, подошел и невозмутимо спросил: -- А, ты вернулся, Мартен? Мартен отвечал: -- Да, вернулся”. На этом рассказ кончается. Конец этот замечателен. Если видеть тему новеллы в передаче такого необычайного события, как два мужа при одной жене, тогда он совсем непонятен. Рассказ не окончен, у него нет развязки. Но тема здесь не во внешней “редкости” события, а в отношении заинтересованных лиц и окружающих к этому событию. И эта более глубокая тема сохраняет все особенности новеллистической темы, может быть даже имеет их в большей мере. В том спокойствии, с каким все рассматривают этот казус, есть подлинно новеллистическая острота. И приведенная выше концовка рассказа прекрасно замыкает движение темы. Спокойный вопрос трактирщика и столь же спокойный ответ Мартена как бы повторяют, концентрируют всю тему, одновременно и расширяя ее со стороны предметного содержания (отношение не только участников, но и окружающих) и вместе с тем сжимая словесное выражение до двух коротких фраз.
М.А.Петровский, разбирая эту новеллу, говорит о “серости психики ее героев” [М.А.Петровский. Морфология новеллы. “Ars poetica”, I. Сборник статей под ред. М.А.Петровского, 1927]. Но тема здесь глубже. Это та же тема, которая проходит и через “Признание”, и через “Историю служанки с фермы”, и через ряд других новелл Мопассана о “простонародье”. Это тема о “простоте” взглядов, о главенстве экономических отношений в этой суровой и скудной жизни. Жизнь здесь проста, хотя внешне и кажется запутанной. “Дом мой, на него есть бумаги, дети мои, а что касается жены, то, как хочешь, можно так, можно этак, пойдем к кюре, -- он решит”.
Из других тематических циклов, может быть, следует специально упомянуть новеллы о проститутках: “Пышку”, “Дом Телье”, “Одиссею проститутки” и др. Первые две принадлежат к числу шедевров Мопассана. Они блестящи по своей разоблачительной силе, по своей новеллистической технике. Они достаточно хорошо известны, и нет надобности разбирать их здесь.
Но где же в этом море жестокой, запутанной, пошлой, суровой жизни радостный остров? В чем же положительная тема Мопассана? Есть у Мопассана не только сатирические, но и “героические” новеллы. Но это героика патриотическая, очень ограниченная (“Мадемуазель Фифи”, “Дикая” и др.). Какие же более широкие, общезначимые ценности видит Мопассан в жизни? Неверно было бы спрашивать, какие “классы” он выдвигает, -- это значило бы навязывать Мопассану нечто вроде “исторического материализма” в оценке жизни. Нет, в его собственном воззрении это “положительное” выступает как нечто абстрактное, не связанное с определенным социальным идеалом. Ценности эти состоят для него в “простых” человеческих чувствах. Молодость, жизнерадостное, пусть и не очень осмысленное упоение жизнью, любовь, материнство и т.д. и т.д. -- вот это безусловное видит он в мире условных и фальшивых ценностей. И если что и хочет “раскопать” он из-под вороха жизненной пошлости, грязи, жестокости, то именно это.
Подавляющее большинство новелл Мопассана “негативно”. В них дана только отрицательная тема, положительная дается лишь косвенно, как оборотная сторона отрицания. Но есть у Мопассана и более “открытые” в этом смысле новеллы.
Охотник убивает самку-чирка. “Теперь самец не уйдет”, -- говорит другой. “В самом деле, он не улетал, он кружился около нас и плакал. Никогда еще стоны и страдания не разрывали мне так сердце, как этот отчаянный зов, как этот жалобный упрек бедного животного, затерянного в пространстве... Он приближался, презирая опасность, привлекаемый своей любовью, любовью животного к другому животному, которое я убил”. Выстрел... Товарищ убивает птицу. “Я положил его, уже холодного, в ту же сумку... и в тот же день уехал в Париж” (“Любовь”).
Умирает старая дева. Она бредит перед смертью о детях, которых у нее не было (“Королева Гортензия”).
Аббат крестит племянника и, когда все веселятся, пробирается в комнату к новорожденному и плачет, лаская его теплое тельце (“Крестины”).
Старый одинокий человек с сожалением и горечью вспоминает о любви, прошедшей мимо (“Сожаление”, “Полено”).
Буржуазная семья -- отец, мать, дочь и ее жених -- выбирается на лоно природы. Река, соловьи. Молодые лодочники увозят женщин, заводят их в камыши. Женщины почти в беспамятстве от всей этой великой симфонии природы и отдаются слепо, испытывая ни с чем не сравнимое счастье, и навсегда сохраняют воспоминание об этих часах как о лучших в своей жизни.
Вот лишь некоторые примеры, которые легко было бы умножить.
С особенной отчетливостью выступает эта тема в романах Мопассана “Наше сердце”, “Жизнь”, “Сильна как смерть”. Запутавшийся в сложных и мучительных любовных чувствах, Мариоль находит утешение, частицу мыслимого на земле счастья в близости с простой любящей его девушкой. История безрадостной, горькой жизни Жанны кончается тем, что Жанна держит на коленях маленькое существо -- дочь ее сына.
Молодость, любовь воскресает перед Бертэном, приняв живой облик дочери его возлюбленной, так похожей на свою мать. Но она проходит мимо, прекрасная, равнодушная к нему, и, что бы он ни делал, ему не привлечь, не вернуть ее. Ему остается только умереть.
Как видно уже из этого, “положительная” тема Мопассана таит в себе большую долю пессимизма. Все те ценности, которые он видит в жизни, преходящи, в самих себе таят начало гибели, бесперспективны. И Мопассан действительно приходит к отчаянию и пессимизму в таких новеллах, как “Le Horla”, “Кто знает?”.
VII
Мы сказали выше, что новеллы Мопассана достигают совершенства и в техническом отношении. Особенности новеллы как жанра раскрываются здесь с наибольшей полнотой, ясностью, четкостью.
Мопассан очень остро ощущает противоречия жизни, его окружающей, и находит для этих противоречий предельно яркое и сконцентрированное образное выражение.
Даже из тех немногих примеров, которые мы привели, видно, с каким искусством дает Мопассан “столкновение” тем, как он умеет на очень тесном пространстве показать противоречия явления. Стоит вспомнить хотя бы такой великолепный рассказ, как “Пышка”. Как искусно, остро, зло показаны там буржуа с их внешней добропорядочностью и внутренним скотством.
Трижды раскрывается для нас их внутреннее существо. Презирая “Пышку”, они сначала “снисходят” до того, что съедают ее запасы. А замечательная сцена в гостинице, когда обнаруживается вся истинная цена их морали! И наконец, заключительная сцена, когда они пожирают свою пищу, равнодушные к страданиям “Пышки”. В противоположность им, в столь презираемой буржуазным обществом “потаскушке” обнаруживается подлинная человечность, добросердечность и истинная порядочность. Весь рассказ построен на этом острейшем столкновении “видимости” и “сущности” буржуазной добропорядочности. В этом рассказе Мопассан дает замечательно очерченные “типичные характеры” буржуазного общества. В очень большом количестве его новелл эта установка на изображение характеров преобладает. Но есть новеллы, где дело не столько в типичности характеров, сколько в глубине, типичности, смысловой значительности самой ситуации. Тов. Гоффеншефер в своей статье о новелле видит ее задачу в изображении “типических характеров”. В общей форме это, может быть, и верно. Но следует заметить, что общего требования изображать “характеры” еще совершенно недостаточно. Новелла достигает этого специфическим способом, специфическими средствами -- и именно в этом и заключается суть вопроса. Противопоставить “изображение характера” формалистской “сюжетности” -- это значит не сказать еще ничего определенного. А во-вторых, в огромном количестве новелл центр тяжести явно переносится с “характеров” на самое ситуацию. Именно в ней может концентрироваться глубочайшее содержание новеллы, а характеры оказываются намеченными довольно бегло и без особой новизны. Вообще говорить о “характерах” как исключительном содержании литературы -- это значит искажать действительное положение вещей и незаконно ограничивать задачи литературы. Всю действительность, всю общественную жизнь во всем ее сложном содержании может и должна изображать литература.
Из ряда новелл Мопассана, где особенно глубока и выразительна именно сама ситуация, мы напомним лишь две: “Брильянты” и “Ожерелье”. В первой -- ироническое изображение буржуазного брака. Муж получает в наследство после умершей жены множество фальшивых драгоценностей. Всю жизнь она имела к ним странное, ничем не излечимое пристрастие. В трудную минуту муж решает их продать. Драгоценности оказываются настоящими. Он становится богачом, может бросить службу, зажить широко. Но вопрос: откуда и как добыты эти драгоценности? Впрочем, муж быстро приспосабливается к этому открытию и продает брильянты, испытывая лишь некоторое, весьма слабое чувство смущения. Изменяя при жизни, жена “позолотила” зато вдовство мужа. Мопассан негодует, бичует грешницу? Отнюдь нет. В мире заведомо фальшивом это, может быть, даже самый лучший исход.
Он был счастлив при жизни жены, он богат и независим после ее смерти. И, замыкая, подчеркивая эту тему “брильянтовой” измены, Мопассан добавляет: “Через шесть месяцев он вторично женился. Его вторая жена была честная женщина, но тяжелого характера. Она его изрядно помучила”.
С удивительной полнотой, остротой и силой выражена здесь мопассановская оценка “законного” буржуазного брака. Язвительность сочетается здесь с усмешкой по поводу тех поправок, которые вносит жизнь в схему “честного” брака в буржуазных условиях, и с слегка ироническим одобрением этих поправок. Все это выражено именно через ситуацию, через самый сюжетный “поворот” событий.
Еще интереснее новелла “Ожерелье”. Небогатая дама берет у приятельницы ожерелье, чтобы надеть его на бал. На балу она имеет блестящий успех. Но, возвращаясь домой, она теряет ожерелье. Все поиски оказываются напрасными. Тогда она в кредит покупает у ювелира точно такое же ожерелье и в течение ряда лет живет в бедности, труде и постоянных лишениях, чтобы выплатить долг. Выплатив, она рассказывает все подруге. Та говорит, что напрасно она приняла столько мучений, потому что ожерелье было фальшивым.
Ситуация здесь настолько глубока и выразительна, что, может быть помимо намерений Мопассана, вырастает в обобщение всего буржуазного общества с его фальшивыми ценностями, за которые приходится расплачиваться жизнью. Эта новелла стоит целых томов по своей обобщающей силе, по своей значительности. И опять достигается это необычайной выразительностью самого “случая”, его символической глубиной. “Характеры” здесь отступают на задний план перед “положением”. Если угодно, наиболее типичный “характер” здесь -- у ожерелья, вокруг которого завязывается узел человеческих отношений.
...Мы уже говорили о том, что в новелле не так уж редко встречается фантастика. Но это особая фантастика, такая, которая хочет себя “реально”, “буднично” обосновать. Мы показывали, как это делается Гофманом. И у Мопассана есть рассказы, насыщенные фантастикой, такие, как “Le Horla”, “Кто знает?”.
Таинственные невидимые существа, путешествующие вещи -- иная сказка не доходит до такого фантазирования. Но любопытно для теоретического проникновения в сущность новеллы, в каком тесном сращении с очень реальным бытом, к тому же изображенным ярко и “густо”, дается эта фантастика. Любопытно также, что и там и здесь люди, причастные к этому фантастическому миру, оказываются в сумасшедшем доме.
Можно ли говорить, что эти противоречия раскрываются в новелле в событиях “исключительных”? На примере новелл Мопассана, может быть, всего легче показать то, о чем мы говорили раньше. “Исключительность” факта и “обыденность” его, по внешности противоречащие друг другу, оказывается, вырастают на одном и том же основании, имеют внутри себя единый принцип. Огромное количество рассказов Мопассана явно говорят о чем-то “необычайном”, “редком”, “исключительном”. Есть тут и экзотика этнографическая (“Марокко”), и экзотика переживаний (преступления, душевные извращения), и экзотика причудливого сплетения событий. Но это лишь самое простое и прямое выражение более глубокой тенденции, которая находит себе проявление еще более примечательное в изображении внешне обыденного. Мы назвали это “остротой” новеллистического факта. Название это условное, и не на нем мы настаиваем, а на том смысле, который в него вкладывается. А смысл этот, думаем, достаточно ясен из разбора конкретного материала. Такая новелла, как “Возвращение”, начинается с “необычного”, “редкого”, “исключительного” события: вернулся муж к жене, которая без него вышла замуж за другого. Но оказывается, что не эта внешняя исключительность интересует здесь Мопассана. Тема рассказа -- не в этом. Тема его -- в том отношении, самом будничном, которое проявляют все к этому случаю. Но в этой-то “будничности” и проявляется подлинно новеллистическая и гораздо более глубокая острота. В эстетическом содержании этого рассказа даны сразу, сочетаются к внешняя исключительность, и противоречащая ей “обыденность”, и объединяющая и то и другое, проявляющаяся и в том и в другом “острота” факта.
Сказанное относится и к проявлению характера и к сплетению событий. Специфически новеллистические сюжетные “неожиданности” есть лишь внешнее выражение острых внутренних противоречий изображаемых явлений.
Но другая сторона “остроты” новеллистического факта -- это его “цельность”, сжатость, концентрированность.
Когда мы говорим об “остроте”, мы берем новеллистический факт в его соотношении с окружающей действительностью, говорим о том, что в нем с исключительной силой проявляется реальное противоречие. Но “острота” есть вместе с тем сконцентрированность противоречия в каких-то тесных, охватываемых одним взглядом границах.