Смертная казнь в России: анализ государственных решений, теоретические концепции и общественное мнение

Так, большинство опрошенных считают, что существуют злостные преступники, для которых возможно применение такой меры наказания (69%), а также допускают существование таких преступлений, после совершения которых человек лишается морального права на жизнь (64%). В то же время, наши сограждане склонны признавать вероятность судебной ошибки, влекущей за собой наказание невиновного человека (59%). Кроме того, респонденты полагают, что никто не в праве лишать человека жизни (51%) и что пожизненное заключение является более суровым наказанием, нежели смертная казнь (49%). Спорную оценку получил тезис о том, что содержание в исправительных учреждениях  большого количества преступников  дорого обходится государству и поэтому смертную казнь можно применять к некоторым из них - 41% согласны с этим утверждением, 43% опровергают его. 

Таким образом, приведенные  данные свидетельствуют о том, что  общество в целом поддерживает необходимость  сохранения смертной казни.

Подведем итог второй главы.

Институт смертной казни  вызывает интерес не только как юридический  факт, но и как ценностное явление. Ценностное с точки зрения ценности самой человеческой жизни. Отмена моратория не повысит безопасность людей на наших улицах, не защитит наше общество от все увеличивающегося криминала, не оздоровит правоохранительную систему и практику правосудия. Говоря о проблеме наличия или же отсутствия данного вида наказания в уголовном праве России, проблеме возвращения смертной казни или же ее поэтапной отмене, мы пришли к следующему выводу: это тот выбор, который должен внутренне сделать каждый из нас, независимо от решения власти. Возможно, потому, что это выбор, прежде всего, моральный.

За свою длительную историю  проблематика смертной казни была разработана в четырех идеологиях. Идеология первая. Многие противники смертной казни (аболиционисты) уверяют общество, что этот институт с точки зрения общей превенции не имеет криминологической значимости: ни применение смертной казни, ни ее отмена никак не влияет на криминогенную ситуацию в стране. Идеология вторая. Некоторые противники смертной казни в нашей стране, отрицая ее превентивный эффект, уверяют, что она, напротив, генерирует эффект так называемой брутализации, увеличивая число убийств и иных особо тяжких преступлений. По их мнению, лучшее тому доказательство - данные статистики, свидетельствующие, что в Европе, в которой исключительная мера наказания отменена, убийств совершается меньше, чем в США, где смертные приговоры продолжают выноситься, а казни с определенной периодичностью приводятся в исполнение. Идеология третья. Многие противники высшей меры наказания считают, что главным профилактическим фактором в борьбе с преступностью является не жесткость (тем более жестокость) наказания, а его неотвратимость. Идеология четвертая. Противники высшей меры наказания часто ссылаются на возможность судебной ошибки в уголовных делах о преступлениях, за которые подсудимым может быть назначена смертная казнь. Последняя, по утверждению аболиционистов, есть наказание необратимое, а потому и допущенная судебная ошибка в таких делах непоправима.

Считаем, что вопрос о  временном характере смертной казни  как уголовного наказания предрешен  Конституцией России. Однако вряд ли сегодня  можно говорить о том, что в нашей стране уже сложились все необходимые условия для того, чтобы институт высшей меры наказания навсегда остался в прошлом. В связи с вышесказанным считаем целесообразным в качестве меры наказания смертную казнь предусмотреть за совершение убийств, квалифицирующихся по ч. 2 ст. 105 УК РФ, за совершение террористических актов, бандитизма, повлекших гибель людей, геноцид.

Кроме того, изучение общественного  мнения показало, что население государства  поддерживает необходимость сохранения смертной казни.

Глава 3. Проблемы исполнения смертной казни

3.1. Зарубежный  опыт исполнения смертной казни,  возможность его восприятия в  отечественном уголовном и уголовно-исполнительном  законодательстве

Региональный анализ мировой практики применения смертной казни свидетельствует об определенных особенностях, а главное, о принципиально различных тенденциях, которые в конце XX и начале XXI века сложились в указанных регионах и государствах.

Если говорить, например, о Центральной Азии, то следует  признать, что к 2007 – 2008 гг. страны этого региона в конечном итоге практически отменили смертную казнь (по крайней мере, в мирное время).

Принципиально иная, хотя и существенно различная ситуация складывается в странах Юго-Восточной  Азии, которая была и по-прежнему остается регионом, лидирующим и по числу смертных приговоров, и по числу казней. По масштабам и интенсивности применения высшей меры наказания страны этого региона следует разделить на три группы.

В первую из них входят Китай, Сингапур, Таиланд и Вьетнам, которые при всех различиях политической и экономической ситуации, уголовной политики, законодательства и судебной практики все же отличаются наиболее широким и интенсивным применением этой меры наказания.

Вторую группу стран  в этом регионе образуют Индия, Япония, Южная Корея и Филиппины, где смертная казнь, по крайней мере в последние 15 лет, традиционно применялась лишь в единичных случаях и в основном носила символический характер. При этом если в Южной Корее ее существование, судя по всему, подошло к концу, то на Филиппинах эта мера наказания уже полностью отменена.

Наконец, к третьей  группе следует отнести стоящий  во многих отношениях особняком Пакистан. Это и географическое положение  страны, и весьма широкая сфера  применения смертной казни в законодательстве и в судебной практике, и высокая интенсивность применения этой меры, но, главное, особое место и роль, которые в этой единственной в регионе мусульманской стране принадлежат исламскому праву и традициям шариата⁷⁴.

Последнее обстоятельство принципиально сближает Пакистан с Ираном и Саудовской Аравией, которые издавна отличаются наличием параллельных систем юстиции и максимально широким применением смертной казни. В этих трех странах, формально представляющих различные регионы, процессы исламизации общественной жизни, законодательства и отправления правосудия, по сути дела, носят тотальный характер. Широкое применение смертной казни – одно из следствий и неотъемлемая часть этих процессов, инструмент сохранения политической власти и идеологической экспансии, запугивания «неверных» и насаждения страха в обществе.

Ислам отвергает иные (немусульманские) формы организации  общественной жизни, отвергает их с  реакционных позиций, защищает архаичные, чаще всего варварские порядки. Усилия фундаменталистов – воинствующих идеологов ислама, направлены на то, чтобы расширить применение норм шариата, ввести его в те сферы жизни, откуда он был исключен. В конечном итоге исламизация всего уклада жизни в этих странах является одним из главных средств решения острых политических и социальных проблем, служит целям подавления демократических свобод⁷⁵.

Легализация шариатской системы законодательства и юстиции  – это варваризация общественной жизни, это движение в прошлое, которому ненавистны ценности демократического развития, правящие сегодня в цивилизованном мире. По сути дела речь  идет о войне против ценностей, чуждых исламу. В этой системе есть два принципиальных положения, с которыми ислам не может мириться. Во-первых, это разделение религии и государства, которое в других странах позволило восторжествовать демократии. А ислам, как уже отмечалось, хочет править всем – государством, религией, семьей. Вторая важнейшая ценность – права человека, которые включают равенство мужчин и женщин, что для ислама вообще недопустимо. Именно поэтому в исламских странах наиболее жестоко преследуют женщин и правозащитников, а богохульство и нарушения морали нередко караются куда более жестоко, чем убийство. Поэтому борьба за отмену смертной казни в конечном итоге – одно из средств противостояния возрождению варварских обычаев и традиций.

Куда более пестрая  и неоднородная картина складывается на сегодня в странах Африки. Смертная казнь почти в половине стран  этого региона либо полностью  отменена, либо фактически не применяется. Другую, во многом типичную ситуацию представляют рассмотренные здесь страны восточной Африки – Нигерия, Сомали и Судан. При довольно внушительной разнице в уровне экономического и демократического развития между Нигерией, с одной стороны, и Сомали и Судана – с другой, эти страны объединяют непрекращающиеся межобщинные и религиозные конфликты, преимущественно мусульманское население, следующее обычаям и установкам ислама, повсеместная нищета и неграмотность, крайне слабая или практически отсутствующая в условиях гражданской войны судебная система, где доступ к правосудию крайне ограничен, дискриминация в административной и правовой сфере, которая особенно тяжело сказывается на положении женщин. Общим фактором является также стремление местных властей ко все большей исламизации повседневной жизни при помощи повсеместной легализации и встраивания в судебную систему шариатских судов, наиболее широко применяющих смертную казнь и другие жестокие наказания⁷⁶.

При всех различиях, присущих большинству стран Юго-Восточной  Азии, Африки и Ближнего Востока, именно здесь сконцентрированы основные очаги активного сопротивления мировому движению за отмену смертной казни.

Обратимся к практике применения смертной казни в США. Проблема смертной казни – ее законодательное  регулирование, применение в судебной практике и исполнение, эффективность и перспективы использования этой меры наказания, ее этические, философские, политические и другие аспекты – занимает видное место в огромном потоке повседневной информации, в многочисленных трудах ученых-правоведов, в статьях, комментариях и заявлениях видных деятелей политики и уголовной юстиции США.

Страна всего лишь с двухвековой государственной  историей впитала в себя и аккумулировала обычаи и традиции, культуру, демократические  принципы и основы правовой системы, издавна формировавшиеся у многих народов и государств. Отсюда и специфические особенности функционирования некоторых государственных и правовых институтов, в том числе и такого инструмента уголовной политики, каким является институт смертной казни.

Этот институт издавна стал неотъемлемым элементом не только правовой системы США, но и американской культуры в целом. Поэтому многие специфические особенности законодательства, регламентирующие функционирование этого института, а также специфические особенности практики применения и исполнения наказания в виде смертной казни имеют значительный практический и научный интерес. Потребностям удовлетворения такого интереса способствует весьма редкая в современном мире, по сути дела, уникальная открытость американской системы юстиции, ее доступность для рядовых членов общества, включая всю информацию о применении смертной казни – статистику смертных приговоров и казней, особенности законодательства того или иного штата, многолетнюю базу данных об осужденных и казненных, порядок и все процедурные вопросы исполнения этого наказания.

На протяжении большей  части истории Соединенных Штатов смертная казнь рассматривалась  как адекватный и вполне законный ответ общества на совершенное преступление. Как известно, английские поселенцы принесли с собой в Северную Америку систему уголовной юстиции, в которой смертная казнь служила наказанием за целый ряд преступлений. Поэтому казни в жизни ранних колониальных поселений в Америке издавна были явлением весьма распространенным.

С тех пор, как в 1930 году в США была создана федеральная система учета приведенных в исполнение смертных приговоров, по состоянию на 1 января 2008 года в стране зарегистрировано 5962 казней. Из них 4863 казней (81,5%) приходятся на период с 1930 по 1977 г. Именно 30-е годы XX столетия – период наиболее активного применения высшей меры наказания. Достаточно сказать, что только с 1930 по 1940 г. в США было казнено 1520 осужденных, причем «рекордным» за последние 70 лет является 1935 год, когда было приведено в исполнение 199 смертных приговоров.

По мере нарастания в  последующие годы движения за гражданские  права число казней все больше сокращалось; в начале 60-х годов  в США все чаще стал подниматься  вопрос о конституционности этой меры наказания, становились явлением все более редким, и к концу 1968 года в стране de facto установился мораторий на приведение смертных приговоров в исполнение, действовавший до 1979 года (когда впервые за 10 лет негласного моратория были казнены два осужденных)⁷⁷.

Как и всякая правоприменительная деятельность, и как часть ее, судебная практика – это повседневная жизнь закона и потому от ее формирования и направленности во многом зависит социальный эффект закона. В идеале закон и судебную практику его применения можно представить как две абсолютно совпадающие полусферы (абсолютное совпадение при этом не равно «зеркальному»). Но это – только в идеале. В реальной жизни полного совпадения этих двух полусфер достигнуть крайне сложно в принципе, точнее, невозможно, поскольку, во-первых, отправление правосудия осуществляется не механически, а людьми, в «человеческом учреждении». Во-вторых, несмотря на то, что всякий закон рассчитан на типичные ситуации (любая норма закона сама по себе абстрактна), в судебной практике он применяется индивидуально – к каждому конкретному случаю, к конкретному субъекту, со всеми специфическими особенностями объективных и субъективных обстоятельств конкретного дела, в том числе, характеризующими личность обвиняемого в совершенном деянии. Именно этим объясняется потребность и социальная обусловленность дифференциации ответственности и индивидуализации наказания, от которых, в конечном итоге, зависит и эффективность самого закона, и эффективность практики его применения.

В судебной практике применение закона персонифицируется на двух разных уровнях; во-первых, - на уровне конкретного правоприменителя (судьи) – как он субъективно воспринимает дух и букву закона и как соотносит их с обстоятельствами конкретного дела; второй уровень качественно иной – это совокупность субъективных решений различных судей по однородной категории дел, позволяющая судить о восприятии буквы и духа закона на уровне массового правосознания судей, об особенностях формирования судебной практики по данной категории дел в том или ином направлении, о тенденциях в ее развитии и т.д.

Сознавая неизбежность перспективы субъективной интерпретации  закона, законодатель изначально предусматривает  конституционные и иные правовые и процессуальные гарантии и механизмы  его применения (например, апелляционные  процедуры) и заблаговременно «закладывает» их в систему кассационных и (или) надзорных институтов государственной власти. На этой основе строится корректирование судебной практики вышестоящими судебными органами, в ходе которой нередко выявляются и устраняются ранее неизвестные дефекты закона. Отсюда понятна значимость анализа судебной практики и исследования парадигм, в которых она развивается.