Холодная война

у меня мою независимость? Зачем я пошла на это! А теперь я  просто  жалкая

раба, несмотря на все  свои красивые платья.

   Хигинс. Ничего  подобного. Если хотите, я могу  удочерить вас и  положить

на ваше имя  деньги.  А  может  быть,  вы  предпочитаете  выйти  замуж  за

Пикеринга?

   Элиза (свирепо). Я не вышла бы даже за  вас, если бы вы меня  попросили.

А по возрасту вы мне  больше подходите, чем они.

   Хигинс (мягко). Чем он, а не "чем они".

   Элиза (выйдя  из себя, вскакивает). Буду  говорить,  как  хочу.  Вы  мне

больше не учитель.

   Хигинс (в  раздумье). Нет, Пикеринг едва  ли пойдет на это. Он  такой   же

убежденный холостяк, как я.

   Элиза. Я  и не собираюсь замуж, не  воображайте. У  меня  всегда  хватало

охотников жениться на мне. Вон Фредди Эйнсфорд Хилл пишет  мне три  раза  в

день, и не письма - целые простыни.

   Хигинс (неприятно  пораженный). Черт знает что за  нахал!  (Откидывается

назад и оказывается  сидящим на корточках.)

   Элиза. Он  имеет право писать мне, раз  ему так нравится. Бедный  мальчик

любит меня.

   Хигинс (слезая  с тахты). Но вы не имеете  права поощрять его.

   Элиза. Каждая  девушка имеет право на любовь.

   Хигинс. На  чью любовь? Вот таких идиотов?

   Элиза. Фредди  не идиот. А если он бедный  и слабенький и  я  нужна   ему,

то, может быть, я  буду с ним счастливее, чем с  человеком,  который  стоит

выше меня и которому я не нужна.

   Хигинс. Весь  вопрос в том, сможет ли он  что-нибудь сделать из вас?

   Элиза. А  может быть, я сама могу  что-нибудь  сделать  из  него.  Но  я

вообще никогда  не задумывалась над тем, кто из кого будет что-то делать, а

вы только об этом и думаете. Я хочу остаться такой, как я есть.

   Хигинс. Короче  говоря, вы хотите, чтобы я вздыхал  по вас  так  же,  как

Фредди? Да?

   Элиза. Нет,  не хочу. Мне от вас нужно  совсем другое  чувство.  Напрасно

вы так уж уверены  насчет  меня  или  себя.  Я  могла  бы  стать  скверной

девушкой, если б  хотела. Я в жизни такое видела, что  вам  и  не  снилось,

несмотря на всю  вашу ученость. Вы думаете, такой девушке,  как  я,  трудно

завлечь джентльмена? Только от этой любви назавтра в  петлю полезешь.

   Хигинс. Это  верно. Так из-за чего же, черт  побери, мы спорим?

   Элиза (с  глубоким волнением). Мне хочется  чуточку  внимания,  ласкового

слова. Я знаю, я  простая, темная, а вы большой  ученый  и  джентльмен.  Но

ведь и я человек, а не ком грязи у вас под  ногами. Если я  чего  и  делала

(поспешно поправляется), если я что-нибудь и делала, то не ради платьев  и

такси. Я делала это  потому, что нам было хорошо вместе, и  я  начала...  я

начала привязываться  к вам... не в смысле  любви  или  потому  что  забыла

разницу между нами, а так просто, по-дружески.

   Хигинс. Вот-вот!  То же самое чувствуем и  мы  с  Пикерингом.  Элиза,  вы

дура.

   Элиза. Это  не ответ. (Опускается  в  кресло  у  письменного  стола,  на

глазах ее слезы.)

   Хигинс. Другого  не ждите, пока не перестанете  вести  себя  как  круглая

дура. Желаете стать  леди, так нечего хныкать, что знакомые с вами  мужчины

не проводят половину  своего  времени,  вздыхая  у  ваших  ног,  а  вторую

половину - разукрашивая вас синяками. Если вам не под  силу та напряженная,

но чуждая страстей жизнь, которую веду я, - возвращайтесь  обратно на  дно.

Гните спину до потери человеческого облика, потом, переругавшись  со всеми,

заползайте в угол и тяните виски, пока не  заснете.  Ах,  хороша  жизнь  в

канаве! Вот это  настоящая  жизнь,  жаркая,  неистовая  -  прошибет  самую

толстую шкуру. Чтобы  вкусить  и  познать  ее,  не  нужно  ни  учиться,  ни

работать. Это вам  не наука и литература, классическая музыка  и  философия

или искусство. Вы находите, что  я  -  бесчувственный  эгоист,  человек  с

рыбьей кровью, так  ведь? Вот и прекрасно. Отправляйтесь  к тем, кто вам  по

душе. Выходите замуж  за какого-нибудь сентиментального  борова  с  набитым

кошельком.  Пусть  он  целует  вас  толстыми  губами  и  пинает   толстыми

подошвами. Не способны ценить, что имеете, так получайте  то, что  способны

ценить.

   Элиза (в  отчаянии). Вы злой, вы тиран, вы  деспот!  Я  не  могу  с   вами

говорить - вы все  обращаете против меня, и  выходит,  что  я  же  во  всем

виновата. Но в душе-то вы понимаете, что  вы  просто  мучитель,  и  больше

ничего. Вам отлично  известно, что я не могу уже вернуться  на дно,  как  вы

говорите, и что  на всем белом свете у меня нет  настоящих друзей, кроме вас

и полковника. Вы великолепно  знаете, что после вас я буду не  в  состоянии

жить с простым  грубым человеком. Зачем же оскорблять меня,  предлагая  мне

выйти за такого? Вы считаете, что мне придется вернуться  на  Уимпол-стрит,

так как к отцу я не пойду, а больше мне некуда деться. Но не  воображайте,

что уже наступили  мне на горло, что надо мной теперь можно  издеваться.  Я

выйду замуж за Фредди, вот увидите, как только он сможет содержать меня.

   Хигинс (садится  рядом с ней). Вздор! Вы  выйдете   замуж  за  посла,  за

генерал-губернатора  Индии, за наместника Ирландии, за любого короля! Я  не

потерплю, чтобы мой  шедевр достался Фредди!

   Элиза. Вы  думаете доставить мне удовольствие, но я не  забыла,  что  вы

говорили минуту назад. Сладкими словами вы от меня ничего не добьетесь.  Я

не ребенок и  не дурочка. Раз уж я не получу  любви,  то  по  крайней  мере

сохраню независимость.

   Хигинс. Независимость!  Это кощунственная мелкобуржуазная   выдумка.  Все

мы, живые люди, зависим  друг от друга.

   Элиза (решительно  встает). А вот вы увидите, завишу  я от вас  или  нет.

Если вы  способны  проповедовать,  то  я  способна  преподавать.  Я  стану

учительницей.

   Хигинс. Хотел  бы я знать, чему это вы  собираетесь учить?

   Элиза. Тому, чему учили меня вы, - фонетике.

   Хигинс. Ха-ха-ха!

   Элиза. Я  пойду к  профессору  Непину  и  предложу  ему  свои  услуги  в

качестве ассистентки.

   Хигинс (яростно  вскакивая). Что! К этому мошеннику,  к этому невежде,  к

этой старой каракатице! Раскрыть ему мои методы! Выдать мои открытия! Да я

вам раньше шею сверну! (Хватает ее за плечи.) Слышите, вы?

   Элиза (не  делая ни малейшей попытки  сопротивляться). Сворачивайте!  Мне

все равно. Я знала, что когда-нибудь вы меня ударите. 

   Он выпускает  ее, взбешенный тем, что забылся,  и отшатывается так резко,

что падает на тахту  на свое прежнее место. 

   Ага! Теперь  я знаю, чем вас пронять. Боже, какая я была  дура,  что   не

догадалась раньше! Вам уже не отнять у меня моих знаний.  А  слух  у  меня

тоньше, чем у вас, - вы это сами говорили. Кроме того, я  умею  вежливо  и

любезно разговаривать  с людьми, а вы нет. Что? Пробрало вас наконец, Генри

Хигинс! Теперь мне  наплевать и на вашу ругань, и  на все ваши  высокопарные

слова. (Прищелкивает пальцами.)  Я  дам  объявление  в  газете,  что  ваша

герцогиня - простая  цветочница, которую обучили вы, и что я берусь сделать

то же самое из любой уличной девчонки - срок полгода, плата тысяча фунтов.

Боже, когда вспоминаю, что пресмыкалась перед вами, что  вы издевались надо

мной, насмехались  и мучили меня, а мне достаточно было пальцем шевельнуть,

чтобы поставить  вас на место, - я просто убить  себя готова!

   Хигинс  (пораженный,  смотрит  на  нее).  Ах  вы  наглая,  бессовестная

девчонка! Но все  равно, это лучше, чем ныть, лучше, чем подавать  туфли  и

находить очки, правда? (Встает.) Черт побери, Элиза, я сказал, что  сделаю

из вас настоящую  женщину, - и сделал. Такая вы мне  нравитесь.

   Элиза. Да, теперь вы будете хитрить и  заискивать. Поняли наконец, что  я

не боюсь вас  и могу без вас обойтись.

   Хигинс. Конечно,  понял, дурочка! Пять минут  тому назад вы висели у меня

на шее, как жернов. Теперь вы - крепостная башня, боевой корабль! Вы, я  и

Пикеринг - мы теперь не просто двое мужчин и одна глупая  девочка,  а  три

убежденных холостяка. 

   Возвращается  миссис Хигинс, уже успевшая переодеться.  Элиза  тотчас  же

принимает спокойный, непринужденный вид. 

   Миссис Хигинс. Элиза, экипаж ждет. Вы готовы?

   Элиза. Да, вполне. А профессор не едет?

   Миссис Хигинс. Ну конечно, нет. Он не умеет  вести  себя  в  церкви.  Он

постоянно  отпускает  во  всеуслышание  критические  замечания  по  поводу

произношения священника.

   Элиза. Значит,  мы  больше  не  увидимся,  профессор.  Всего  хорошего.

(Направляется к  двери.)

   Миссис Хигинс (подходя к Хигинсу). До свиданья, милый.

   Хигинс. До  свиданья, мама. (Хочет поцеловать  ее,  но  спохватывается  и

говорит вдогонку Элизе.) Да, кстати, Элиза, закажите  по  дороге  копченый

окорок и головку  стилтоновского сыра. И купите мне, пожалуйста, у  "Ила  и

Бинмена" пару замшевых перчаток номер восемь и галстук  к новому костюму  -

расцветка на ваше усмотрение. (Его небрежный, веселый тон  свидетельствует

о том, что он неисправим.)

   Элиза (презрительно). Купите сами. (Выплывает из комнаты.)

   Миссис Хигинс. Боюсь, вы слишком избаловали  девушку, Генри.  Но  ты  не

волнуйся, милый: я  сама куплю тебе галстук и перчатки.

   Хигинс (сияя). Нет, мама, можете быть спокойны: она купит  все,  что  я

просил. До свиданья. (Целует мать.) 

   Миссис Хигинс  выходит.  Хигинс,  вполне  довольный   собой,  с  лукавой

усмешкой позванивает  в кармане мелочью. 
 
 

ПОСЛЕСЛОВИЕ 
 

   Дальнейшие  события показывать на сцене  незачем, да, по  правде  говоря,

незачем было бы  и  рассказывать  о  них,  если  бы  не  разленилось  наше

воображение; оно  слишком привыкло полагаться на  шаблоны  и  заготовки  из

лавки старьевщика, где Романтика держит  про  запас  счастливые  развязки,

чтобы кстати и некстати приставлять их ко всем произведениям  подряд. Итак,

история Элизы Дулитл, хотя и названа романом из-за того,  что  описываемое

преображение кажется  со стороны невероятным и неправдоподобным,  на  самом

деле достаточно распространена. Такие преображения  происходят  с  сотнями