Литературный герой

В этой среде прожитые дни  измеряются количеством выпитого «пойла». Не случайно рыбаки давно утратили свои имена, заменили их кличками: Чугун, Мультик, Сатана, Водяной, Хрипун и т. п. [1, с. 343]. Об одном из них автор пишет: «Мультик — мужик нестарый, но уже с малиновым от пьянства носом… По трезвости Мультик всегда был печален, во хмелю с ним обязательно что-то случалось: из лодки на ходу выпадет, в колодец попадет, перепутает дома и в чужой заберется — все, как нарочно, словно в детском мультфильме. Потому и звали его Мультиком» [1, с. 342].

Для Константина это привычная  среда, где он проводит большую часть  времени, лишь изредка наведываясь  в родной дом. Когда Любарев вспоминает бессмысленную, страшную гибель рыбаков, эпизоды прошлого предвосхищают  возможные варианты и его, Костиного, будущего.

И вновь автор включает в повествование детали, не позволяющие  поставить знак равенства между  Любаревым и другими рыбаками. Константин давно уже охладел  к привычным развлечениям «пьяных  в дым» рыбаков: «Когда-то все это  Любаря веселило. Теперь — словно отрезало» [1, с. 346]. Он сохраняет приличный внешний вид, алкоголь не заслоняет для него все остальное. Любарев умеет работать сам и не терпит разгильдяйства в других, устанавливает и поддерживает строгую дисциплину в бригаде, и ему безоговорочно подчиняются. Очевидно, его отличие от других осознается и самими рыбаками, и это выражается в обращении к нему — не случайно герой, один из всех, сохраняет свое имя: «Звали его каждый по-своему. Для Деда он был Константин… Для других — Костя Любарь…» [1, с. 340].

Главное — в Любареве продолжает оставаться живой душа, заглушаемая  внешними обстоятельствами, но время  от времени дающая о себе знать. Отдельные  психологические детали углубляют, усиливают многозначность образа, лишают его одномерности. С этой точки  зрения показателен эпизод, произошедший в светлый Пасхальный день. Две  пожилые женщины, мать и тетка  Константина, приезжают на берег  водохранилища, на дне которого давно  осталась их родная станица: «…под  бугром, в долине, в старые времена  лежала станица Ильменевская. Ее давно  залило водой. Построили гидроузел  и затопили станицу. Но поминать родных люди на берег приезжали» [1, с. 364]. Все, что могли, — бросить с берега в воду «крашеный куличик, яички, бумажные цветы» [1, с. 365]. Константин принимает неожиданное решение: усадив старых женщин в лодку, он привозит их на то место, где, укрытая толщей воды, покоится их станица и, главное, могилы родных людей. Мать «заплакала в горести, и свершилось чудо. Перед глазами, полными слез, в радужной невиди всколыхнулась и расступилась глухая вода и восстало все нерушимое, что лежало на сердце и в памяти: стена монастырская из дикого камня, рядом кладбище и дорогие могилы, опрятные, посыпанные желтым песком. Она видела их» [1, с. 367].

Так, раскрывая различные  грани характера, постепенно вводя  внешние и внутренние детали, автор  создает сложный и многомерный  образ главного героя.

Напряженность сюжетного  действия в повести «Высшая мера», на наш взгляд, обусловливается двумя  обстоятельствами: наличием не одного, а двух конфликтов и высокой динамичностью  повествования. В повести преобладают  быстро сменяющие друг друга события  и диалоги, описания же, напротив, занимают малый объем, что в целом не свойственно стилевой манере автора.

В основе сюжета повести —  два конфликта, глубоко взаимосвязанных между собой, но имеющих разную природу. Внешний конфликт и его развитие в сюжете воссоздает историю крушения жизни Константина Любарева. Основными этапами развития данного конфликта становится столкновение с представителями рыбинспекции, обнаружившими факт незаконной продажи рыбы; предательство Натальи, с которой Константина связывают многолетние отношения; вынужденное бегство от милиции и попытка укрыться в землянке на берегу Дона. Развязка внешнего конфликта демонстрирует утрату Костей своего и внутреннего, и внешнего обличья: на поселковом кладбище находят прячущегося там человека с безумными глазами, в котором трудно узнать прежнего Костю Любарева.

Параллельно в повести  зарождается конфликт внутренний, психологический. Его развитие приводит к тому, что  раскаяние полностью овладевает сознанием героя. Оставшись один, Константин осознает всю глубину  пропасти, отделяющей его от близких  людей; его душа не выдерживает потрясения. В эпилоге автор рисует человека, ничего общего с прежним удалым Костей не имеющего, — больного, опустошенного, содержащегося в палате психиатрической лечебницы.

Сюжет повести распадается  на две контрастирующие части (в  этом вновь мы видим проявление принципа антитезы), рисующие героя «до» и  «после» инцидента с милицией. Границей между ними служит следующее  событие — столкновение с бригадой рыбнадзора и, как следствие, предательство  со стороны людей, которых Константин считал если не близкими, то, безусловно, своими.

Резкий контраст возникает  между прологом (эпилогом) и центральной  частью повести (их соотношение вновь  подчиняется принципу антитезы), что  позволяет оттенить всю глубину  произошедших с Любаревым изменений. Помещение эпилога в начало повести и затем повторение его в конце как бы замыкает Костино существование стенами больничной палаты, почти лишает надежды на его возвращение к нормальной жизни.

В повести отчетливо проступает такая характерная для прозы  Б. Екимова черта, как противоречие (антиномия) фабульной и сюжетной развязки. На фабульном уровне изображается крушение жизни Константина Любарева, его полное падение, завершившееся  помещением в психиатрическую больницу. Развитие сюжета приводит к итогу, противоположному фабульному: сюжет можно трактовать как историю нравственного возвышения человека над самим собой. Пережив  запоздалое раскаяние, Любарев приходит к мысли о том, что он недостоин  жить, и просит сделать ему «смертельный»  укол, то есть подвергнуть «высшей  мере наказания».

В связи с этим заглавие повести приобретает неоднозначный  смысл. Высшая мера (смерть) в глазах самого Любарева является единственно  возможным и заслуженным завершением  его жизни. Но в заглавии прочитывается  иной, более обобщенный смысл. Высшей мерой в жизни человека всегда должна оставаться совесть — единственно  достойное основание для оценки прожитого.

Несмотря на внутреннюю противоречивость повествования, антитетичность структуры, повесть предстает как цельное  произведение со стройной композицией  и внутренним единством, что достигается  посредством определенных художественных приемов.

Одним из таких приемов  становится уже отмеченная выше кольцевая  композиция: эпилог, помещенный в начало и конец произведения, придает  ему завершенность. В эпилоге  сходятся различные сюжетные нити повествования, раскрывается смысловое ядро содержания повести.

Внутреннее единство произведению придает и использование лейтмотивных образов и деталей. Одним из важнейших  в повести является образ ребенка, проходящий через все повествование  и выполняющий важную идейно-художественную функцию.

Погруженный в круговерть повседневных дел, Константин не находит  времени для своих детей. Но вот  он замечает отстраненность дочери и  ощущает мимолетную обиду [1, с. 332]. А когда Любарев вспоминает, какой была его дочь в младенчестве, «теплая нить единенья» протягивается между родными людьми [1, с. 356]. Нечаянно подсмотренная на берегу Дона, в общем-то, обычная картина — отец привез на рыбалку девочку-подростка и мальчика — заставляет Костю «пристально, с какой-то жадностью» следить из укрытия за этой счастливой семьей. Увиденное им вызывает в памяти воспоминания о собственном детстве, о том, как отец брал его с собой в поездки, и сердце его наполняется теплом и благодарностью: «Как давно это было… Родителя лицо уже стирает непрочная память, туманится лик. Но детская радость и благодарность к тем коленям, рукам, его охраняющим, она уж до смерти не уйдет. Где-то таится в глубине, но жива. Тронешь ее — проснется» [1, с. 390].

Незначительный, казалось бы, эпизод оживляет вытесненные на периферию  сознания мысли о дочери и сыне, пробуждает воспоминания о собственном  детстве, которые подспудно живут  в его душе и не дают окончательно «замерзнуть» совести.

Образ ребенка появится в  повести еще раз, в тяжелом  сновиденье Любарева, символизируя и  переживание им греховности своей  прошлой жизни, и запоздалое раскаяние [1, с. 394].

Таким образом, сюжет повести  «Высшая мера», отличающийся остротой конфликта и антитетичностью  структуры и вместе с тем композиционно  упорядоченный и завершенный, служит одним из важнейших средств раскрытия  авторской идеи. 

Список литературы:

1. Екимов Б. П. Сочинения: В 3 т. — Волгоград : Государственное учреждение «Издатель», 2000. Т. 1 — 608 с.
2. Сердюченко В. Русская проза на рубеже третьего тысячелетия // Вопросы литературы. — 2000. — № 4. — С. 95.

ВВЕДЕНИЕ

ГЛАВА ПЕРВАЯ. Конфликт и сюжет в прозе Б. Екимова

§ 1. Типология конфликта  в рассказах и повестях Б. Екимова

§ 2. Социально-этический  конфликт

§ 3. Психологический конфликт

§ 4. Онтологический конфликт

§ 5. Природа художественного  конфликта и событие как сюжетная единица

ГЛАВА ВТОРАЯ. Формы выражения  авторского сознания в прозе

Б.Екимова

§ 1. Субъектные формы выражения  авторского сознания

§ 2. Внесубъектные формы выражения авторского сознания.

Сфера предметной изобразительности

§ 3. Сюжетно-композиционный уровень как внесубъектная форма выражения авторского сознания

§4. Авторская позиция  и способы типизации героя

Введение диссертации (часть автореферата) На тему "Поэтика прозы Б.П. Екимова"

Борис Петрович Екимов - выдающийся современный писатель, чье творчество опирается на лучшие традиции русской классической литературы. Его произведения выделяются на фоне нынешнего «прозоподобия» (А. Марченко) глубоким знанием жизни, определенностью авторской позиции, художественным совершенством.

Выявление основных тенденций  развития современной отечественной  литературы позволило исследователям сделать вывод о том, что «великая традиция русского реализма XIX века не умерла в катастрофах XX века, а лишь укрепилась и обогатилась» (1).

Ожидание нового подъема  реализма было важной частью литературной атмосферы последнего десятилетия XX века. Как несомненный факт, очевидную  примету времени Н. Иванова рассматривает  наметившийся в конце 1980-х — начале 1990-х годов возврат к реалистическим средствам изображения, противопоставление постмодернистскому языку и стилю  традиционных литературных ценностей. Отметив, что наступление на постмодернизм ведут как «будущее», так и «предшествующее» поколения писателей, Н. Иванова среди «предшественников, более чем активно работающих в литературе», в первую очередь называет Бориса Екимова (2).

На глубокую и органичную связь творчества писателя с русской классической литературой указывает и В. Сердюченко. Автор статьи «Русская проза на рубеже третьего тысячелетия» называет имя современного прозаика в одном ряду с именами JT. Толстого, И. Гончарова, И. Тургенева. Основанием такого сближения, по мнению критика, является «общий пафос его (Б. Екимова. - И. В.) дарования: демократизм, народность, абсолютная правдивость, нравственная чистота авторской позиции и, что главное, изобразительный талант» (3). В. Сердюченко относит рассказ Б. Екимова «Фетисыч» к числу «вершинных завоеваний малой русской прозы XX века», полагая, что «после «Судьбы человека», рассказов В. Шукшина, «Одного дня Ивана Денисовича» в ней не появлялось чего-либо подобного» (4). Рассмотрев «реальные составляющие» современного литературного процесса и прийдя к неутешительным выводам («русская литература на время прекратила течение свое»), В. Сердюченко вместе с тем высказывает убеждение, что именно Б. Екимов «уравновешивает всю больную, исписавшуюся, лишившуюся царя в голове современную российскую словесность» (5). Реальным обоснованием такой высокой оценки служит, на наш взгляд, творческий путь писателя, охватывающий три десятилетия.

Б. Екимов вошел в литературу в начале 1970-х годов как автор  рассказов, повествующих о жизни  современного рабочего. Начало своей  творческой биографии сам писатель связывает с публикацией рассказа «Не бросить.» (6). В 1970-е годы были изданы несколько сборников произведений Б. Екимова - «Девушка в красном пальто» (М., 1974), «У своих» (Волгоград, 1975), «Короткое время бородатых» (Волгоград, 1977), «Офицерша» (Волгоград, 1978) - в которых отчетливо обозначилась идейно-художественная направленность его творчества. Уже первые рассказы писателя отмечены глубоким интересом к этической проблематике. Их герои, люди рабочих профессий, обладают мощным духовным потенциалом, ярко выраженной гражданской позицией. Нравственная проблематика в произведениях Б. Екимова естественным образом сочетается с психологизмом изображения: автор стремится раскрыть сам процесс внутренних переживаний, поисков героя (рассказы «Казенный человек», «Девушка в красном пальто», «Шурочкино племя», «Елка для матери», «Горький ветер земли» и др.). Уже на раннем этапе творчества Б. Екимова определился его ведущий жанр — рассказ, с которым связаны наиболее значительные художественные достижения.

Своеобразие екимовской прозы в  значительной степени определяется обращением к теме современной деревни, крестьянского труда. В конце 1970-х  — в 1980-е годы формируется, обретает завершенность чрезвычайно важный для художественной системы писателя тип героя. Это сельский труженик, всю жизнь работающий на земле, для  которого каждодневные обязанности  не только не являются бременем, но становятся естественной и необходимой потребностью. Художественное исследование характера  такого героя является важнейшей  задачей писателя и в последующие  годы.

Этапным произведением, знаменующим  наступление творческой зрелости, для  Б. Екимова стал рассказ «Холюшино подворье» (1979), который оказался «не ко времени» в советской литературе, но очень органичным для творчества писателя, выражающим важнейшие особенности авторского мировоззрения. Тип коренного земледельца с его неуемным стремлением к труду - в центре многих произведений писателя (рассказы «Тарасов», «Чапурин и Юрка», «Враг народа», «Набег», повесть «Пиночет» и др.).

Жизнь современной деревни  является главной темой единственного романа Б. Екимова «Родительский дом» (1988). Автор исследует сложное переплетение социально-экономических и нравственных проблем, раскрывающихся в судьбах его героев. Как лейтмотив в романе звучит мысль главы семьи Правоторовых, Николая, о том, как «ладно могли бы жить» на земле люди - однако желаемого «лада» нет. «Роман Б. Екимова не традиционен для современной «деревенской» прозы, стремящейся к публицистичности, социологическому анализу, к обязательному сочетанию интимной и производственной интриг», — пишет В. Смирнов (7). Автор словно бы и не стремится поставить окончательный диагноз. «Да в диагнозе ли дело? Благо и то, что писатель пробуждает в нас грусть, пробуждает чувство неудовлетворенности современным духовным состоянием страны, будит мысль о себе, о близких, о душе, ностальгирующей по добру и разуму» (8).