Основные черты и периодизация русской философии

В 1855 году Лев Николаевич выходит  в отставку и переезжает в Петербург, где его восторженно встречают литературные круги столицы. В 1856 году Толстой совершает 
поездку за границу, но «блага цивилизации» не производят на него большого впечатления - писателя тянет в Россию. Вернувшись в деревню, Толстой пережил несколько увлечений 
(музыкой, лесоводством и т.д.) и особенно сильно увлекся школьным делом, устроив в своей 
деревне образцовую школу. Он стал издавать специальный педагогический журнал, где печатал свои оригинальные статьи, вызвавшие позже целое течение «толстовской педагогики» в разных странах, но позже всех - в России.

В 1860 году за границей скончался старший  брат Толстого - Николай. Смерть брата произвела огромное впечатление на Толстого («страшно оторвало меня от жизни это событие...» - писал он в «Дневнике».В «Исповеди», где проблема смерти имеет решающее значение для духовных исканий Толстого, он признается: «Николай страдал более года и мучительно умер, не понимая, зачем он жил, и еще менее понимая, зачем он умирает... Никакие теории ничего не могли ответить   на   эти   вопросы   ни   мне,   ни   ему   во   время   его   медленного   мучительного умирания».

Осенью 1862 года Лев Николаевич женился на Софье Андреевне Берс.  В первые годы семейной жизни он пишет «Войну и мир» - это произведение навсегда вошло в мировую литературу. Несколько позже была написана «Анна Коренина». В конце 70-х годов у Толстого начался тяжелый духовный кризис, с такой силой описанный им в «Исповеди». Толстой давно стал задумываться над общим смыслом жизни, соотношении жизни и смерти. Однако раньше это была «боковая» тема, теперь она стала основной. Встав перед необходимостью выяснить личное отношение к смерти, Толстой обнаружил, что его жизнь, его ценности не выдерживают проверки смертью. «Я не мог придать никакого разумного смысла ни одному поступку, ни всей моей жизни. Меня только удивляло то, как мог я не понимать этого в самом начале. Все это так давно всем известно. Не нынче завтра придут болезни, смерть (и приходили уже) на любимых людей, на меня, и ничего не останется, кроме смрада и червей. Дела мои, какие бы они ни были, все забудутся - раньше, позднее, да и меня не будет. Так из чего же хлопотать?». Эти слова Толстого из «Исповеди» раскрывают природу, и непосредственный источник его духовного недуга, который можно было бы обозначить как панику перед смертью. Он ясно понял, что только такая жизнь может считаться осмысленной, которая способна утверждать себя перед лицом неизбежной смерти, выдержать проверку вопросом: «Из чего же хлопотать, ради чего вообще жить, если все будет поглощено смертью?». Толстой поставил перед собой цель - найти то, что не подвластно смерти. Он стремится разорвать с тем миром, в котором жил, и обращается к простым людям. У простых людей Толстой нашел веру, которая осмысливала для них их жизнь, он,  вслед за народом, обращается к Церкви. Все трудности, которые вставали перед сознанием Толстого на этом пути, он преодолевал с помощью «самоуничижения и смирения». Но не долго пробыл Толстой в мире с церковным пониманием христианства. Оставаясь (как он думал) на почве христианства, Толстой разрывает с церковным истолкованием учения Христа. Его отталкивает все то, что трудно принять  разумом. Богословский рационализм , в довольно упрощенной форме, овладевает его сознанием. Толстой создает свою собственную метафизику на основе некоторых положений христианства. Он отрицает Божество Христа, отрицает его воскресение. Он решает по-своему переделывать текст Евангелия, чтобы удержать в нем то, что, по его мнению, возвестил миру Христос. Толстой пишет четырехтомную «Критику догматического богословия»,  большой труд «В чем моя вера», трактат «О жизни», усиленно размышляет над философскими проблемами.

Вокруг Толстого и его учения о непротивлении злу насилием стали группироваться последователи. Возникают «толстовские общины». Новые друзья были часто фанатичнее и последовательнее, чем сам Толстой. Их вмешательство в жизнь Толстого, в его собственные все более нараставшие конфликты в семье, стало постепенно вырастать в большую и серьезную трагедию. Стремясь, видимо, быть последовательным до конца, привести ради этого собственный быт в совершенное соответствие с утверждаемой программой жизни, поддержать личным примером призыв «отойти от зла», Толстой ушел на восемьдесят третьем году из Ясной Поляны. Ушел, побуждая людей задуматься и изменить жизнеустройство. На пути Толстой простудился и скоро скончался от воспаления легких.

Философские взгляды Л.Н. Толстого при всей глубокой личностной «окраске» формировались под воздействием многих философских источников. Среди них, пожалуй, первое место занимают работы Руссо. В ранние годы Толстой ставит на первый план этику; «стремление к совершенствованию», постоянное недовольство собой, борьба с «низшими» стремлениями и страстями уже в это время всецело заполняют его внутренний мир. Именно от Руссо Толстой воспринял культ всего «естественного» и недоверчивое отношение к современности, которое впоследствии перешло в критику культуры и негативную характеристику искусства. Многие воззрения Толстого, считает В.В. Зеньковский, до конца его дней основывались на руссоизме.

Другим влиянием, глубоко вошедшим в душу Толстого, было влияние Шопенгауэра. В 1869 году он писал Фету: «Неперестающий восторг перед Шопенгауэром и ряд духовных наслаждений, которые я никогда не испытывал... Не знаю, переменю ли я когда мнение, но теперь я уверен, что Шопенгауэр - гениальнейший из людей». Знакомство с творчеством Шопенгауэра помогло разрешить главную для Толстого проблему - проблему смерти. Совершенно в духе немецкого философа Лев Николаевич считает, что «как ни желательно бессмертие души, его нет и не может быть, потому что нет души, есть только сознание Вечного (Бога). Смерть есть прекращение, изменение той формы сознания, которая выражалась в моем человеческом существе. Прекращается сознание, но то, что сознавало, неизменно, потому что вне времени и пространства... Если есть бессмертие, то только в безличности... Божеское начало опять проявится в личности, но это будет уже не та личность».

Основные темы, которыми всегда были заняты мысли Толстого, сводятся к  его этическим исканиям, которые, как уже указывалось, характеризуются системой «панморализма». У Толстого этика не растворяется в учении о бытии, она стремится преобразовать науку и философию, подчинив их. Это господство этики «настоящая тирания  духовного начала» в отношении исключительного влияния, какое имел Толстой во всем мире. В. Зеньковский писал: «Его проповедь потрясла весь мир, влекла к себе, - конечно, не в силу самих идей (которые редко кем разделялись), не в силу исключительной искренности и редкой  выразительности его писаний, - а в силу того обаяния, которое исходило от его морального пафоса, от той жажды подлинного и безусловного добра, которая ни в ком не выступала с такой глубиной, как у Толстого».

Толстой был религиозным человеком  в своих моральных исканиях –  он жаждал безусловного абсолютного  добра. Без такого «вечного добра» жизнь  становится для него лишенной смысла. В свете исканий «безусловного блага» раскрылась перед Толстым вся бессмысленность той безрелигиозной, не связанной с абсолютом жизни, какой жил и живет мир.

Как считает Л.Н. Толстой, суть нравственного  идеала наиболее полно выражена в  учении Иисуса Христа. Для русского писателя Иисус Христос не является богом или сыном Бога, он считает его реформатором, разрушающим старые и дающим новые основы жизни. Толстой видит принципиальную границу между подлинными взглядами Иисуса, изложенными в Евангелии, и их извращением в догмах православия и других христианских церквей. «То, что любовь его необходимое и благое условие жизни человеческой, было признаваемо всеми религиозными учениями древности. Во всех учениях: египетских мудрецов, браминов, стоиков, буддистов, даосистов и др., дружелюбие, жалость, милосердие, благотворительность и вообще любовь признавались одною из главных добродетелей». Но только Христос возвысил любовь до уровня основополагающего, высшего закона жизни.

Как высший, основополагающий закон  жизни, любовь является единственным нравственным законом. Закон любви – не заповедь, а выражение самой сущности христианства, вечный идеал, к которому люди будут бесконечно стремиться. Иисус Христос не ограничивается прокламацией идеала, он дает заповеди, в толстовской интерпретации их пять:

- не гневайся;

- не оставляй жену;

- не присягай никогда никому  и ни в чем;

- не противься злому силой;

- не считай людей других народов своими врагами.

Заповеди  Христа не более,  чем ступень,  шаг на пути  к совершенству.  Они составляют в совокупности такие истины,  которые не вызывают сомнений, но еще не освоены практически, истины, по отношению к которым выявляется свобода современного человека. Человек уже смеет так думать, но еще не способен так поступать. Поэтому они, эти возвещенные Иисусом Христом истины, являются испытанием свободы человека.

По мнению Толстого, главной из пяти заповедей является четвертая: «не противься злому», налагающая запрет на насилие.  Древний закон, осуждавший зло и насилие в  целом, допускал, что в определенных случаях они могут быть использованы во благо - как справедливое возмездие по формуле «око за око». Иисус Христос отменяет этот закон. Он считает, что насилие не может быть благом никогда, ни при каких обстоятельствах. Запрет на насилие является абсолютным. Не только на добро, но на зло надо отвечать добром.

Насилие является противоположностью любви. У Толстого есть три связанных  между собой определения насилия. Во-первых, он отождествляет насилие  с убийством или угрозой убийства. Необходимость применения штыков, тюрем, виселиц и других средств физического разрушения возникает тогда, когда стоит задача внешнего принуждения человека к чему-либо. Отсюда - второе определение насилия как внешнего воздействия. Необходимость внешнего воздействия, в свою очередь, появляется тогда, когда между людьми нет внутреннего согласия. Так мы подходим к третьему, самому важному определению насилия: «насиловать значит делать то, чего не хочет тот, над которым совершается насилие». В таком понимании насилие совпадает со злом и оно прямо противоположно любви.

Непротивление – больше, чем отказ от закона насилия. Признание жизни каждого человека священной является первым и единственным основанием всякой нравственности. Непротивление злу как раз и означает признание изначальной, безусловной святости человеческой жизни.

Человек играет свою собственную роль только тогда, когда он борется со злом в самом себе. Ставя перед собой задачу бороться со злом в других, он вступает в такую область, которая ему неподконтрольна. Люди, совершающие насилие, как правило, скрывают это. Таково государственное насилие, которое так организованно, что люди, совершая самые ужасные дела, не видят своей ответственности за них. Размытость вины в подобных случаях - не просто результат намеренного стремления спрятать концы. Оно отражает само существо дела: насилие объективно является областью несвободного и безответственного поведения. Люди через сложную систему внешних обязательств оказываются соучастниками преступлений, которые бы ни один из них не совершил, если бы эти преступления  зависели только от его индивидуальной воли. Непротивление от насилия отличается тем, что оно является областью индивидуально ответственного поведения. Как ни трудна борьба со злом в самом себе, она зависит только от самого человека. Нет таких сил, которые могли бы помешать тому, кто решился на непротивление.

Толстой считал несостоятельным аргумент в пользу насилия, согласно которому насилие оправдано в тех случаях, когда оно пресекает большее  насилие. Насилие имеет тенденцию воспроизводиться в расширяющихся масштабах. Поэтому сама идея ограниченного насилия и ограничения насилия насилием является ложной. Именно эта идея и была отменена законом непротивления. Насилие легко совершить, но его нельзя оправдать. Толстой ведет речь о том, может ли существовать право на насилие, на убийство. Его заключение категорично - такого права не существует. Если мы принимает христианские ценности, и считаем, что люди равны перед богом, то нельзя обосновать насилие человека над человеком, не попирая законы разума и логики. Поэтому Толстой считал смертную казнь формой убийства, которая намного хуже, чем просто убийство из-за страсти или по другим личным поводам. Вполне можно понять, что человек в минутной злобе или раздражении совершает убийство, чтобы защитить себя или близкого человека, можно понять, что он, поддавшись коллективному внушению, участвует в совокупном убийстве на войне. Но нельзя понять, как люди могут совершать убийство спокойно, обдуманно, как они могут считать убийство необходимым. Это было выше толстовского разумения.

Стоит людям поверить учению Христа и исполнять его, и мир будет на земле. Но люди в массе своей не верят и не исполняют учения Христа. По мнению Л.Н.Толстого, есть две основные причины этого: во-первых, инерция предшествующего жизнепонимания и, во-вторых, искажение христианского учения.

До того как Иисус Христос  сформулировал заповедь непротивления, в обществе господствовало убеждение, что зло можно истребить злом. Оно воплотилось в соответствующий  строй человеческой жизни, вошло в быт, привычку. Самым главным средоточием насилия является государство с его армиями, всеобщей воинской повинностью, присягами, податями, судами, тюрьмами и т.д. Словом, вся цивилизация основана на законе насилия, хотя, не сводится к нему.

«Вместо того, чтобы руководить миром в его жизни, церковь в угоду миру перетолковала метафизическое учение Христа так, что из него не вытекало никаких требований для жизни, так что оно не мешало людям жить так, как они жили... Мир делал все что хотел, предоставляя церкви поспевать за ним в своих объяснениях смысла жизни. Мир учреждал свою, во всем противную учению Христа жизнь, а церковь придумывала иносказания, по которым выходило бы, что люди, живя противно закону Христа, живут согласно с ним. И кончилось тем, что мир стал жить жизнью, которая стала хуже языческой, и церковь стала не только оправдывать эту жизнь, но утверждать, что в этом и состоит учение Христа. Насилие получило продолжение в обмане. «Ложь поддерживает жестокость жизни, жестокость жизни требует все больше и больше лжи, и, как ком снега, неудержимо растет и то, и другое».

И этика, и антропология Толстого базируются на его понимании сущности человека,  его свободы и смысла жизни.

По мнению Толстого, человек находится в разногласии, разладе с самим собой. В нем как бы живут два человека - внутренний и внешний, из которых первый недоволен тем, что делает второй, а второй не делает того, чего хочет первый. Эта противоречивость, саморазорванность обнаруживается в разных людях с разной степенью остроты, но она присуща им всем. Противоречивый в себе, раздираемый взаимно отрицающими стремлениями человек обречен на то, чтобы страдать, быть недовольным собой, он постоянно стремится преодолеть себя, стать другим.

Однако мало сказать, что человеку свойственно страдать и быть недовольным. Его недовольство и страдания удваиваются: к самим страданиям и недовольству добавляется сознание того, что это плохо. Человек не просто стремится стать другим, устранить все, что порождает страдание и чувство недовольства; он стремится стать свободным от страданий. Человек не просто живет, он хочет еще, чтобы его жизнь имела смысл.