Пожалование дворянства за успехи
в предпринимательской деятельности
не было частным явлением. Такое
событие имело большой общественный
резонанс. Так, во второй половине XIX в.
дворянское звание получил известнейший
русский строитель железной дороги
П.И. Губонин, а в 1912 г. — главный
владелец и руководитель Прохоровской
Трехгорной мануфактуры Н.И. Прохоров
со всей семьей. По мнению П.А. Бурышкина
(известного дореволюционного промышленника),
особенностью такого пожалования было
то, что таких дворян дворянское
сообщество признавало и принимало
в свой состав (Бурышкин П.А. Москва
купеческая. – М., 1990. С. 95-96).
Перешедшие в дворянство
предприниматели были представителями
деловой элиты России. Во второй
половине XIX – начале XX вв. в потомственное
дворянство перешли Боткины, Поляковы,
Солдатёнковы, Солодовниковы, Терещенко,
Елисеевы, Крестовниковы и другие.
Большинство новых дворян
сохраняли в дальнейшем свои позиции
в крупном бизнесе, но некоторые
порывали сословные и профессиональные
связи со своей средой.
Дворянское звание, чины,
награды повышали социальный статус
традиционного предпринимателя. Но
в российском обществе и в начале
XX в. продолжали господствовать феодальные
предрассудки и чиновно-бюрократическая
психология. Новых «благородных»
не очень-то жаловали и не признавали
капиталиста равным по статусу высшему
сословию.
Любопытную картину взаимоотношений
между дворянством и купечеством
в Москве обрисовал В.И. Немирович-Данченко:
«Дворянство завидывало купечеству,
купечество щеголяло своим стремлением
к цивилизации и культуре, купеческие
жены получали своим туалеты из Парижа,
ездили на зимнюю весну на Французскую
Ривьеру и, в то же самое время,
по каким-то причинам заискивали у высшего
дворянства. Чем человек становился
богаче, тем пышнее расцветало его
тщеславие. И выражалось оно в
странной форме. Вспомним одного такого
купца лет сорока, очень элегантного,
одевался он не иначе как в Лондоне,
имел там постоянного портного…
Он говорил об одном аристократе
так: «Очень уж он горд. Он, конечно, пригласит
меня на бал, или на раут — так
это что. Нет, ты дай мне пригласить
тебя, дай мне показать тебе, как
я могу принять и угостить. А
он все больше — визитную карточку»
(Бурышкин П.А. Москва купеческая. –
М., 1990. С. 82-83).
Справедливости ради
следует отметить, что не все
предприниматели пользовались возможностью
перейти в высшее сословие. Так,
семьи известных меценатов Морозовых,
Третьяковых, Бахрушиных, Щукиных
этот вопрос не поднимали, хотя
и имели для этого основания.
Более того, в купеческой среде
существовало и негативное отношение
к размыванию коммерческого сословия.
П.А. Бурышкин приводит точку
зрения В.А. Кокорева, отражающую
настроение эпохи: «По общему
мнению всех истинных патриотов
и здравомыслящих людей, дезертирство
из коммерческого сословия в
другие сословия должно быть
прекращено. Если бы стремление
к переходу из купеческого
сословия в чиновничество охватило
собою наш фабричный округ
в губерниях Московской и Владимирской,
тогда бы Иваново-Вознесенск, Шуя
и все Кинешмские и другие
фабрики изобразили бы из себя,
через несколько десятков лет,
совершенные развалины» (Бурышкин
П.А. Москва купеческая. – М., 1990.
С. 98).
Таким образом, в эпоху
капиталистической модернизации в
социально-психологических настроениях
российского общества сохранялись
феодальные пережитки. Если на Западе
буржуа являлся истинным хозяином общества,
то в России крупные предприниматели,
не имевшие прочной социальной опоры
и поддержки в лице среднего класса,
не смогли самоутвердиться, переломить
общественные настроения, отвергнуть
отжившие юридические и нравственные
нормы и стать творцами новой
социальной действительности.
Тема 5. Духовный облик российских
предпринимателей во второй половине
XIX – начале ХХ вв. (менталитет российского
делового класса.)
5.2. Причины, особенности, эволюция
и основные достижения российского
меценатства
История российского предпринимательства,
оценка личности и деятельности предпринимателя
не будут полными без знания его
роли в развитии русской национальной
культуры. В отечественной литературе
(дореволюционной, советского и постсоветского
периодов) оценка «культурного вклада»
торгово-промышленного класса неоднозначна.
Под «культурным вкладом» подразумеваются
деятельность в области социальной
защиты и просвещения народа, благотворительность
и меценатство.
Одни авторы считали
и считают, что русская буржуазия
слабо участвовала в создании
духовных богатств, лишь ее «сливки»
усвоили в начале XX в. «внешнюю
заграничную культуру», благотворительность
носила религиозный, а меценатство
подражательный характер. Эту точку
зрения дополняет русская литература
(А.Н. Островский, М.Е. Салтыков-Щедин,
А.А. Добролюбов, Г.И. Успенский,
А.М. Горький и др.).
Другие авторы высоко оценивают
просветительскую деятельность представителей
купечества, их покровительство науке
и искусству. Они в частности
считают, что благотворительность
в России является исторической традицией
и типичной классовой чертой российского
капиталиста — купца, а рубеж
XIX- XX вв. является «золотым веком» российского
меценатства.
В целом в отечественной
литературе более подробно описаны
благотворительность и меценатство
российского купечества, нежели
проблема социальной ответственности
российского торгово-промышленного
класса и суть его деятельности
в деле народного просвещения.
Благотворительность имеет
в России глубокие исторические корни.
В исследовании отечественного автора
Хорьковой Е.П. отмечается, что Древняя
Русь понимала и ценила только личную,
непосредственную благотворительность,
передаваемую из руки в руку, втайне
от постороннего взгляда. Благотворителю
нужно было воочию видеть людскую
нужду, которую он облегчал, чтобы
получить душевную пользу; нуждающийся
должен был видеть своего благодетеля,
чтобы знать, за кого молиться. Как
и в Европе, в России дело призрения
бедных находилось в руках церкви.
Богадельни, бесплатные больницы существовали
при монастырях. Фактически до конца
XVII в. благотворительность осуществлялась
через церковь, куда передавались пожертвования
доброхотов. В то же время благотворительность
создала ремесло нищенства и
сама нередко превращалась в формальное
исполнение церковных приличий.
В XVII – XVIII вв. власть
боролась административными мерами
против праздного нищенства и
в то же время разрешала
устройство богаделен. Со времени
Елизаветы Петровны и Екатерины
II частная благотворительность начала
развиваться в высших слоях
общества (Хорькова Е.П. История
предпринимательства и меценатства
в России. М., 1998. Глава VII . Благотворительность
и меценатство в истории России).
Вплоть до великих реформ
60 – 70-х гг. XIX в. российские купцы
и промышленники главным образом
строили церкви и больницы. В пореформенный
период благотворительность и меценатство,
связанные с деятельностью известных
купеческих семей, становятся существенной
стороной духовной жизни общества,
а на рубеже XIX – XX достигают подлинного
расцвета.
Каковы были причины благотворительности
и меценатства российских предпринимателей?
Главной побудительной причиной
этой деятельности был рост национального
самосознания, проявившийся в потребности
укрепления национального духа и
самобытных начал русской жизни.
Осуществление национального культурного
строительства было естественным делом
для русских купцов, имеющих народные
корни , знающих нужды и обычаи
своего народа.
Важной причиной благотворительности
и меценатства было стремление предпринимателей
сгладить неправедность, греховность
богатства, жить в согласии со своей
совестью и христианским долгом помощи
ближнему.
Следует иметь в виду еще
одну побудительную причину активной
благотворительной деятельности купечества
— это стремление с помощью
заслуг в области культуры, чинов
и наград выйти за пределы сословно-социальной
обособленности, заслужить признание
современников и потомков. Хозяйственный
успех в системе общественных
ценностей России занимал периферийное
место. Это заставляло предпринимателей,
в первую очередь купцов, занматься
теми видами деятельности, которые
имели больший престиж.
Конечно, многие купцы, занимаясь
благотворительностью и меценатством,
удовлетворяли свое честолюбие, жажду
почестей и привилегий, т.е. фактически
«покупали» награду (чин, орден, звание).
Однако они не заслоняют тех предпринимателей,
кто бескорыстно служил отечеству
и воспринимал благотворительность
и меценатство как гражданский
долг.
Каковы были масштабы предпринимательской
благотворительности? Представление
об этом дают данные о денежных пожертвованиях
в Москве. По данным А.Н. Боханова за
20 лет (с 1885 по 1904 гг.) в Московское городское
управление было перечислено в качестве
пожертвований 30 млн. рублей. За эти
же 20 лет пожертвования всего
дворянства, включая членов царской
фамилии, не достигали 100 тыс. рублей. Весомость
пожертвований предпринимателей особенно
очевидна в сравнении со статьями
государственного бюджета. На 1900 г. из
него выделялось на устройство технических
и ремесленных училищ — 54 тыс. рублей,
на стипендии и пособия 20 тыс. студентов
— 242 тыс. рублей, на содержание Академии
наук и ее учреждений — 1,3 млн руб.,
на урядников — более 2 млн рублей,
на ведомство святейшего Синода — 23
млн рублей, на борьбу с эпидемическими
болезнями — 10 тыс. рублей (Боханов
А.Н. Коллекционеры и меценаты в
России. М., 1989. С. 12 – 13).
Многочисленные благотворительные
средства предназначались на строительство
и содержание богаделен, домов призрения,
образовательных учреждений и пр.
Крупнейшими пожертвователями были
представители деловой элиты
России купцы Абрикосовы, Алексеевы,
Бахрушины, Морозовы, Третьяковы и др.
Так, Бахрушины — владельцы кожевенной
и суконной фабрик — за 20 лет (с 1892
по 1912 гг.) пожертвовали почти 4 млн рублей
на сооружение и функционирование городской
больницы, дома призрения для неизлечимых
больных, детского приюта, дома бесплатных
квартир, ремесленных училищ для
мальчиков и девочек (Боханов
А.Н. Коллекционеры и меценаты в
России. М., 1989. С. 15). При этом Бахрушины
оставались богатыми людьми и выделяли
на благотворительность лишь часть
своих средств. Крупнейший предприниматель,
купец-миллионер Г.Г. Солодовников сделал
крупнейшее пожертвование в истории
российской благотворительности: из 21-миллионного
наследства, оставленного им, родственники
получили 815 тыс. рублей, остальное предназначалось
малоимущим слоям населения (Боханов
А.Н. Коллекционеры и меценаты в
России. М., 1989. С. 25-26).
В то же время ряд известных
предпринимательских семей (Прохоровы,
Рябушинские, Поляковы), а также крупные
дельцы иностранного происхождения (Гужон,
Жиро, Кноп) либо вообще не выделяли средств
на благотворительность, либо жертвовали
незначительные суммы.
На рубеже XIX – XX вв. встал
вопрос о социальной ответственности
предпринимательства. Пожертвования
на просвещение и облегчение жизни
народа были важны, но подлинная социальная
ответственность предпринимателя
означала (и означает на современном
этапе) такую организацию дела, которая
обеспечивает социальную защиту, образование
и духовный рост трудящимся. Проблема
социальной ответственности российского
бизнеса на рубеже XIX – XX вв. мало исследована
в литературе и по ней есть разные
точки зрения. Одни авторы считают,
что в начале XX в. отдельные представители
молодого поколения предпринимателей
стали отказываться от благотворительности
в пользу социальной защиты рабочих.
Причем организация при фабриках
детских садов, школ, училищ, библиотек
была связана с осознанием потребности
хозяина в дисциплинированной, квалифицированной
и социально благополучной рабочей
силе (Зарубина Н. Российское предпринимательство:
идеи и люди // Вопросы экономики,
1995, № 7, с. 88).
Другие исследователи
полагают, что размах российской
благотворительности преувеличен.
Так, американцы были более
щедры в жертвовании средств
на университеты, колледжи, библиотеки.
Сеть бесплатных общественных
библиотек, созданная по инициативе
«стального короля» Э. Карнеги,
была названа «арсеналами демократии»,
ибо образование является важнейшим
фактором демократического развития
и экономического лидерства страны.
В России в конце XIX в. только
1 из 250 фабрик имела школу, а
на содержание школ тратилось
0,15% всего оборота фабрик. Т.е.
российские предприниматели не
сумели создать свои арсеналы
демократии» (Гловели Г. Цивилизационный
опыт России: необходимость уточнения
// Вопросы экономики, 1993, № 8, с. 123).
Наиболее впечатляющими
в истории российского предпринимательства
являются страницы, посвященные
коллекционерам и меценатам из
числа предпринимателей. Коллекционирование
в России имело давнюю традицию.
Первоначально (во второй половине
XVIII – первой трети XIX вв.) коллекции
живописи, скульптуры, декоративно-прикладного
искусства, книги собирались в
аристократической среде (Шереметьевы,
Барятинские, Юсуповы, Тенишевы
и др.) Эти собрания были недоступны
широким слоям населения.
Дворянство сменила буржуазия,
которую характеризовал в деле коллекционирования
и меценатства совсем другой подход
и иной размах. Причем в центре этого
масштабного и патриотического
движения стояли предприниматели-купцы
(особенно представители московского
купечества).
История купеческого коллекционирования
и меценатства делится на 2 периода.
Первый период начался в дореформенные
годы и продолжался до середины 90-х
гг. XIX в. Второй период охватывает вторую
половину 90-х гг. XIX в. – 1917 г. В первый
период купцы-меценаты начали собирать
коллекции и прошли путь от стихийного
увлечения собирательством до осознанной
меценатской деятельности и создания
к 90-м гг. XIX в. высокохудожественных коллекций.
Это было время деятельности коллекционеров
и меценатов старшего поколения — В.А.
Кокорева, К.Т. Солдатёнкова, П.М. Третьякова.
Василий Александрович Кокорев
(1817 – 1889) был сыном провинциального
купца-старообрядца, торговавшего солью.
Он учился лишь у старообрядческих
начетчиков, но много занимался самообразованием
и в результате стал хорошим оратором
и написал ряд литературных произведений.
Старообрядца В.А. Кокорева
(а он остался таковым до конца
своих дней) отличали инициатива и
высокая деловая активность. Он составил
свое состояние, благодаря откупам
питейных заведений, был одним из
пионеров русской нефтяной промышленности,
организовал Волжско-Камский банк,
занявший видное место в русском
финансовом мире, создал северное страховое
общество, участвовал в создании русского
общества пароходства и торговли.
В.А. Кокорев был сторонником
славянофильских идей, заботился
о развитии национальной культуры.
Он начал покупать картины молодых
русских художников и помогать им
материально с конца 40-х гг. XIX
в.
В 1861 г. в Москве открылась
его картинная галерея в специально
выстроенном для нее здании. В
галерее было выставлено свыше 500 картин,
половина из них была русской школы.
В галерее были представлены полотна
старинных русских живописцев (В.Л.
Боровиковского, О.А. Кипренского, Д.Г.
Левицкого и др.) и современников
В.А. Кокорева (И. Айвазовского, К. Брюллова,
П. Федотова и др.).