Шпаргалка по "Культурологии"

Но литература развивалась  и по-прежнему правдиво отражала жизнь. Социально-экономические проблемы и трудности, рост бездуховности, симптомы нравственной болезни, утрата смысла жизни, трагизм бытия – все это  находит яркое выражение в  творчестве В. Распутина, А. Вампилова, В. Розова, А. Битова.

Несмотря на все трудности  в России рождается уникальное явление  – особая детская литература, с  установкой, что «для детей надо писать, как для взрослых, только значительно лучше», можно сказать, что возникает особый пласт культуры – культура детства, с ее специфическими формами организации, с детским  театром, музыкой, формами самодеятельности детей.

Такое же влияние на мировой  кинематограф оказали советские  кинорежиссеры С. Эйзенштейн, В. Пудовкин, А. Довженко, С. Герасимов, Г. Александров, Г. Козинцев, С. Юткевич, М. Ромм и многие другие. На их фильмах учились режиссеры  всего мира, а ими созданные  фильмы считаются шедеврами по сей  день. Сочетая технические достижения с чисто российской страстностью, отечественные кинематографисты создали  поистине непреходящие художественные ценности.

В силу двойственности существования  практически каждого советского человека, в силу патриотизма и  преданности своей стране, с одной  стороны, и скепсиса, если не полного  отрицания по отношению к политике, формализму всей жизни общества, с  другой, наряду с официальной идеологией появляются идеология и культура андеграунда – «подпольной» литературы, образа мыслей, в который раз поисков  выхода из состояния грубого давления партийной бюрократии на все новое, непохожее на привычные, ставшие  формальными стандарты жизни. Эта  неофициальная культура сформировала тот пласт диссидентов, который  во многом пополнил слой русской эмиграции. В связи с этим существует особое явление русской культуры – культура русской эмиграции. Ее составили  люди, вынужденные покинуть Россию, но сохранившие язык, русский менталитет и создавшие за границей многие произведения, вписавшие их имена как в русскую, так и в мировую культуру.

54. Проблема самосознания  русской культуры. Этапы становления  "русской идеи".

Исследование предыстории, зарождения и формирования Русской  идеи как социокультурного феномена осуществляется на основе изучения древнерусской  литературы, памятников письменности Древней Руси. Конечно, в них нет  отрефлектированной мысли о Русской  идеи, её содержании, но через них  мы можем сравнительно чётко проследить становление национального самосознания, формирование русской государственности  и национальной идеи России, которые  выступают здесь в христианско-мифологической форме. К таким работам относятся  «Слово о Законе и Благодати», «Повесть временных лет», «Жития…» русских  князей и святых, идеи «нестяжателей» во главе с Нилом Сорским, переписка  Ивана Грозного с Андреем Курбским, теория монаха Филофея «Москва –  Третий Рим», а также другие произведения древнерусской литературы.

Интуитивно-стихийное осознание  Русской идеи можно наблюдать  в произведениях не только древнерусских  авторов, но и писателей более  позднего периода русской истории  и литературы – Ф.М. Достоевского, Н.С. Лескова и др. В них она  предстаёт в форме образов  и представлений, неосознанных, но прочувствованных душой русского человека.

Развитию России, как государству  и типу цивилизации, соответствует  эволюция национальной “русской идеи”, обусловленной как конкретными  факторами зарождения и становления  русской (российской) государственности, так и своеобразием и неповторимостью  русского мировосприятия (менталитета).

Как и всякая другая национальная идея, “русская идея” представляет собой комплекс взаимосогласованных  мировоззренческих и идеологических принципов, осмысление и понимание  которых определяет государственную  политику и идеологию на каждом конкретном историческом этапе. Среди этих принципов  прежде всего следует выделить идею о вечной неопределённости, незавершённости, неокончательности сделанного Россией  исторического выбора. Исходя из неё, вот уже тысячу лет говорится  о “вечной молодости Руси”  и о том, что “у нас всё впереди”.

Другой идеей из этого  комплекса является идея о возможности  преодоления собственной “цивилизационной заброшенности”, выхода к передовым  рубежам цивилизации с помощью  “одного рывка”, “большого скачка”  и т.п.

Третья идея связана с  развитием России, понимаемым, прежде всего, как пространственное расширение, “собирание земель”, на которые может  быть распространено влияние “русской идеи”.

И, наконец, четвертая идея может быть определена, как “сверхзадача”, миссия русского человека, состоящая  в жертвенности, “служении миру”  – обществу, государству, человечеству.

Из этих идей определяющей и наиболее значимой является незавершённость  выбора, поскольку она задаёт направление  и плоскость, в которой будет  происходить эволюция “русской идеи”  в целом. Каждый новый выбор, совершённый  Россией, знаменует собой начало новой исторической эпохи в её развитии. Этому сопутствует резкое, фактически революционное изменение  системы ценностей, кардинальная смена  приоритетов в идеологии и  политике.

В истории России подобный переворот совершался уже дважды: В первом случае выбор пути развития цивилизации был связан с выбором  и утверждением веры – православия. И это не случайно. Историческая ситуация складывалась тогда таким  образом, что дружинная деспотия Рюриковичей, которая смогла сплотить и объединить конгломерат племенных  союзов, при Святославе мощно разрослась. Это наследие досталось Владимиру  вместе с проблемой: Русь начала превращаться в империю и должна была цивилизационно самоопределиться. Такая возможность  могла быть реализована только путём  принятия единой веры, способной объединить “многая Руси”, подвластные киевскому  князю, в единый народ. Избрание православия  стало определением лица и духа русского народа. А естественным результатом  этого решения – выход Руси на позиции цивилизационного лидера.

Решительное обращение ещё  не до конца сформировавшейся протоимперии к ускоренному пересозданию себя по мерке одного из самых “передовых”  в тогдашних условиях образцов - римско-византийской теократии, способствовало тому, что представления о цивилизационной  судьбе и национальной идее были сформулированы сразу же мощно и с размахом. А осуществлено определение основ  русской идеи было тремя богатырями нашей культуры - митрополитом Иларионом (сер. XI в.), Никоном Великим (ум. 1088 г.) и Нестором (1050-е гг., - нач. XII в.). Первый был создателем хронополитической  концепции, второй очертил начала русской  геополитики, третий придал общехристианской идее жертвенности, как подражания Христу, значение специфически русского архетипа. Благодаря их трудам выбор  веры, осуществлённый кн. Владимиром, приобрёл окончательность и завершенность. Этот выбор определил в качестве:

- наивысшей нравственной  ценности – служение Богу и  утверждение его церкви;

- важнейшей политической  задачи – собирание русских  православных земель;

- цивилизационной идеи  – правопреемство веры, которая,  являясь тогда наивысшим достижением  цивилизации, способна собрать,  сплотить вокруг себя Русь  и стать её трамплином в  будущее.

Во второй раз, при Петре  Великом, выбор совершался в направлении  наилучших техник и технологий –  “практик”. Сама фигура “Отца Отечества, Императора Всероссийского, Петра Великого”  выглядит подобно новому Владимиру. Вполне завершая устремления ХVII в. (вытеснение духа православия точностью  обрядов и исправленностью “буквы”, замены изоляционизма империализмом), вера оборачивается практической деятельностью. Место “испытания вер” занимает испытание  практик - от строительства ботика и  потешных игр до путешествия в  Европу и заведения ассамблей.

Изменение плоскости выбора фиксирует кардинальное изменение  содержания “русской идеи”. Чудесный прорыв из крайней отсталости на вершину  прогресса теперь достигается благодаря  просвещению и переустроению  государства. Естественным образом  изменяется и содержание цивилизационной  идеи. Её смысл заключается в становлении  просвещённой империи, регламентирующей все стороны жизни человека. Установки  жизни по вере уступают место установкам по государеву правилу. Символом этой эпохи стало торжество практической деятельности, вытеснение духа православия  узаконенными обрядами. Соответственно, в качестве наивысшей нравственной ценности стало “служение царю и  отечеству”. А важнейшей политической задачей – расширение имперских  владений.

Если представить себе, что в каждую историческую эпоху  существует главная ось, определяющая развитие России, то изменение плоскости  выбора естественным образом приводит к смене главной оси. В эпоху  кн. Владимира этой осью был Бог (вера). В эпоху Петра Великого – царь-император (практика, практическая деятельность). Естественно предположить, что следующая  ось может быть определена, как  герой-человек (воля, могущество). По аналогии с другими эпохами, этот период должен характеризоваться тем, чт

- важнейшей нравственной  ценностью станет служение человечеству (или ЧЕЛОВЕКУ);

- основной цивилизационной  идеей – безграничное расширение  пределов знания и пределов  возможностей человека;

- важнейшей политической  задачей – распространение “русской  идеи” на весь мир;

- вера сохранит за собой  только символическое значение, связывающее её с “русской  идеей”.

Косвенным подтверждением этого  вывода может служить сделанная  в начале ХХ века попытка большевиков  во главе с В.И.Ульяновым (Лениным) в третий раз изменить направление  развития России. Но время изменений  тогда, видимо, еще не пришло. “Русская идея” трансформировалась в коммунистическую, человек – в коллектив, человечество – в “мир голодных и рабов”, распространение  “русской идеи” — в мировую  революцию, а позднее в Коминтерн, СЭВ, Варшавский Договор и пр., расширение возможностей человека – в слепое технократическое господство над природой.

55. Взаимоотношения  язычества и христианства в  системе русской культуры. Роль  православия в формировании русской  духовности.

Здесь нам поможет не ретроспектива  – следование за сообщениями источников про культ деревенских Богов  в прошлое. Скорее здесь уместен  метод этнографических аналогий. У народов Поволжья и Прикамья вытеснение откровенного язычества  двоеверием произошло не в далеком  Средневековье, как у восточных  славян и балтов, а в Новое Время, на глазах этнографов. И тут вырисовываются весьма любопытные схождения.

Некогда родовые Божки  удмуртов, так называемые воршуды, почитались в виде идолов. Глиняные, деревянные, серебряные, даже вылепленные из теста, в виде людей или человекоподобных существ, в виде коней, быков, лебедей, деревянного, с железным клювом, гуся…

Вскоре, однако, эти идолы  исчезли. В центре обрядов удмуртов-язычников  оказался вместо них уже знакомый нам “тандем” фетиша (воршудного короба с почитаемыми предметами) и… православной иконы. Иконы (“оброс”, от русского “образ”) хранились в домах жрецов-вöсясей, во время языческих обрядов торжественно выносились на святиище.

Ведь хранить идолов стало  во время христианизации весьма небезопасно. Хранитель идолов тем самым изобличал  себя, как язычник. Подобное поведение  означало – прямо напрашиваться  на неприятности, из которых наименьшей, пожалуй, было то, что на упорствующего  “идолопоклонника” перекладывали  снятые с лояльных к новой вере соплеменников. О худших говорить нечего – было и битье кнутом, и вырванные  ноздри, и колодки, и ссылки… прежние  святыни частью истреблялись ретивыми проповедниками (один только священник  П. Мышкин похвалялся уничтожением полусотни  воршудов), частью припрятывались самими удмуртами – от греха. Вот и  приходилось обходиться нейтральными на вид фетишами. Кто станет разбираться, что за берестяной короб с беличьим хвостом, щучьей головой и крылом тетерева стоит на полке в превратившейся в летнюю кухню домашней молельне-куа? И уж подавно благонадежно выглядели  иконы. Между тем иконы эти, как  уже было сказано, хранили зачастую не просто язычники, а жрецы!

Удмурты, конечно, не были чем-то особенным в смысле превращения  христианских образов в предмет  языческих обрядов. Известен случай, когда на капище западносибирского  племени обреталась икона-складень с изображением  Богоматери, Христа и Николая Угодника, заботливо  укутанная в дорогие меха и  щедро смазанная жиром и кровью. На вопрос, кто изображен на иконе, служители святилища без заминки  ответили – соответственно, Добрый Шайтан, Великий Шайтан и Строгий  Шайтан.

В русских деревнях Средневековья, с уверенностью можно сказать, происходило  то же самое, тем паче, что с русскими язычниками церковные и светские власти церемонились много меньше –  все-таки крещение удмуртов пришлось в  основном на просвещенный XVIII век. Еще  Федор Иоаннович восславлялся за истребление идолопоклонников. Что  до более ранних эпох, то там и  говорить нечего – по меткому и  образному выражению И.Я. Фроянова, “христианство начинало свой путь в покоренных Киевом землях обрызганное  кровью”. Поэтому и проще, и безопаснее было молиться на новые образа-иконы. И как сибирские жрецы величали “Добрым Шайтаном” Богородицу, на икону которой ему молились, как негры-рабы называли “Дамбаллой”  статуи святого Патрика, так и  иконы “православных” крестьян обрастали  чужим могуществом, чужими титулами, а соответственно, и чужим почитанием – “Куриных”, “Конских”, “Пчелиных” Богов.

Таким образом, христианские иконы становились предметом  языческого культа. Заметьте, что и  англичанин, и русские церковники критиковали называние Богами отнюдь не самих святых, но их икон. Только англичанин слегка перепутал причину  и следствие: русские “бедняки”  не оттого считали, что Богов много, что принимали за Богов православные образа, а оттого называли Богами иконы, что были недавними многобожниками.  Их кумиры лишь сменили имена на византийские, да вырезанные из дерева или камня личины заменил писанный на доске лик. Да и то не всегда и  не везде. Несколько раз этнографам встречались “куриные Боги” не в виде фетишей или икон, но в  виде настоящих идолов – каменной головы, деревянной человеческой фигурки. Особенно любопытно, что один такой  идол со странным именем Боглаз почитался  в одной из подмосковных (!) деревень вплоть до начала ХХ века(!). Священники тогда охотились за русскими идолами  – так же, как их коллеги в  Прикамье за удмуртскими воршудами  – запрещая прихожанам под страхом  анафемы рассказывать об них детям. Однако наиболее упорные почитатели хранили идолов “куриного Бога”  в сундуках. Это в начале ХХ века!

Рассматривая роль православной культуры в формировании морального духа российской армии в современных  условиях необходим краткий исторический экскурс в этой области.