Социально-философский анализ пеницитарной системы России

 

 06:10 - 07:00 Заpядка

07:10 - 07:20 Утpенний осмотp

07:20 - 07:50 Завтpак

07:50 - 08:20 Инфоpмиpования, тpенажи (по дням недели)

08:20 - 08:30 Развод на занятия и pаботы

08:30 - 09:20 1-й учебный час 

09:30 - 10:20 2-й учебный час 

10:30 - 11:20 3-й учебный час 

11:30 - 12:20 4-й учебный час 

12:30 - 13:20 5-й учебный час 

13:30 - 14:20 6-й учебный час 

14:20 - 14:30 Подготовка к обеду (чистка  обуви, умывание и т.д.)

14:30 - 15:00 Обед 

15:20 - 15:30 Послеобеденный pазвод

15:30 - 17:20 Чистка оpужия, pабота с техникой

 17:30 - 18:20 Самостоятельная подготовка

18:30 - 19:20 Воспитательная (или споpтивно-массовая) pабота

19:20 - 19:30 Подготовка к ужину 

19:30 - 20:00 Ужин 

20:00 - 21:00 Личное вpемя

21:00 - 21:30 Пpосмотp телевизионных новостей

21:30 - 21:40 Вечеpняя пpогулка

21:40 - 21:50 Вечеpняя повеpка

22:00 Отбой

 Дисциплинарная  власть не только регулирует  время, распределяя его на все  более дробные интервалы, но и стремится непрерывно контролировать качество его использования, устраняя все, что только может отвлечь и внести беспорядок.

Все большей  детализации дисциплинарного времени  соответствует все большая и  большая детализация жестов и  действий, которые должен совершать  помещенный в это время и пространство индивид. Это создает возможности  для непрерывного контроля не только за результатом действия, но за всеми  его фазами и составляющими. Для  подтверждения Фуко цитирует сначала  выдержку из армейского устава начала XVII в., в котором говорится, что солдаты должны быть обучены ходить строем и выдерживать шаг в соответствии с барабанным боем, чтобы все подразделение одновременно поднимало одну и ту же ногу. Формулировка в целом занимает три с половиной строчки. На ту же тему устав середины XVIII в. занимает почти полстраницы. Тут уже выделены четыре типа шагов, которые должны знать солдаты. Определяется длина и длительность (с точностью до секунды) каждого из типов шагов, уточняется посадка головы и разворот плеч, положения бедра, колена, носка, пятки и пр. Почти полстраницы занимает и рекомендация для начальных школ XVIII в. относительно позы ученика при письме: указано положение спины, правой и левой ног, правого и левого локтей, и все это с точностью до пальца (например, правая рука отодвинута от тела на три пальца и на пять пальцев выходит за край стола). Учителю вменяется в обязанность неустанно корректировать учеников, если они нарушат эту позу. Не менее выразительный пример представляет предписание о том, как солдат должен держать и поднимать ружье: в нем определяется порядок изменения положения практически всех частей тела: кисти, локтя, бедра, колена⁶.

Таким образом, дисциплина устанавливает строгую  корреляцию тела и жеста. Она стремится  выяснить наилучшее соотношение  между фазами жеста и положениями  всех частей тела и ввести его в  качестве всеобщего и обязательного  требования, не допуская индивидуальных отклонений — в теле не должно быть ничего праздного и бесполезного. Тело рассматривается как бы в  параллель предмету. Например, в  армейском предписании о поднимании ружья кодируется движение комплекса  «тело — ружье». В результате складывается новый объект. Постепенно тело поднимается до уровня механизма.

Дисциплинарное  управление временем индивида воплощается  в стремлении членить время на возможно более дробные интервалы, которые должны быть отданы выполнению определенной частичной задачи. Это создает все больше возможностей для контроля и оценки результатов. Фуко приводит многочисленные примеры такого стремления разбивать время на сегменты, наполненные однородной деятельностью: отделить время обучения от времени практики, военные школы от службы в армии.

 В  конце XVII в. на мануфактуре Гобеленов была организована школа. Шестьдесят специально отобранных детей сначала поступали в распоряжение учителя, занимавшегося их общим образованием, потом их отдавали в обучение мастерам — ткачам. После шести лет такого обучения следовало четыре года службы, а затем экзамен, после которого ученики получали право уйти и основать собственное дело. В 1737 г. при той же мануфактуре была создана школа рисунка, в которой было принято совсем другое обращение со временем. Два часа ежедневно, кроме воскресений и праздников, ученики проводили в школе; делалась перекличка и составлялся список отсутствующих. Школа делилась на три класса. Первый предназначался для тех, кто не имел совсем никаких навыков в рисунке. Там ученики целый год копировали модели. На втором году срисовывали картины, но только карандашом. Лишь на третьем году обучения начинали пользоваться красками.

 Еще  больше примеров подобной тенденции  к дроблению времени на интервалы  функциональной однородности и  введению контроля не только  за итогом, но и за возможно  более короткими промежутками  времени и частичными результатами  деятельности, предоставляют военные  уставы.

Характерный образчик являет собою также свод правил для школ города Лиона начала XVIII в., в котором, например, обучение детей чтению делилось на семь этапов, на каждом из которых ребенок должен был достичь определенного контролируемого результата⁷.

Все большее  дробление дисциплинарного времени  предполагало введение все большего числа тестов и испытаний для  непрерывного контроля за использованием этого времени, например, за формированием у обучающегося требуемого навыка. Маленький временной континуум «развивающегося индивида» — это тоже объект дисциплины. Средством управления и индивидом, и процессом является «упражнение». Последнее позволяет непрерывно оценивать индивида по отношению к желаемому результату или к другим индивидам. Корни практики упражнения уходят опять-таки в мистическую и аскетическую традиции. Идея программы обучения, по убеждению Фуко, явно происходит из монастырской практики постепенного направления души к совершенству. Но в XVIII в. упражнение меняет свой смысл Оно служит для экономии времени жизни, для его накопления в полезных формах и для осуществления власти над людьми посредством управления их временем.

  Дисциплинарная  власть распоряжается не только  временем и пространством. Она  осуществляет также и сложение  сил. Это нагляднее всего подтверждается  примерами воинских уставов. Так,  пехота XVII в. была довольно беспорядочной массой. Солдаты в ней распределялись сами собой в соответствии со своим опытом и храбростью, так что во время боя в центре оказывались новички и более слабые или менее отважные, а впереди и по краям — более отчаянные и привычные вояки. Но уже в XVIII в. воинское подразделение становится чем-то вроде сложного механизма, состоящего из множества частей, взаимное расположение которых тщательно рассчитано и организовано. Это было обусловлено не в последнюю очередь и техническими новшествами в вооружении — мушкет был заменен ружьем, имевшим значительно большую точность прицела.

 Предприятие  также становится единым механизмом, подчиненным одной цели — максимальной  производительности и полезности.

Таким образом, для управления массами, функционирующими как единая машина, дисциплинарная власть изобретает особые тактики. Тактика  становится основой дисциплинарной практики.

 Организация  массы людей в единый механизм  требует продуманной схемы руководства,  например, разработанной системы  сигналов и команд. Можно вспомнить уставы воинской службы с кодифицированными командами. Или практику спецшкол для несовершеннолетних правонарушителей.

 Власть, складывающаяся в XVIII в., занимается, таким образом, дрессировкой тел. Одним из важнейших инструментов для этой цели является иерархический надзор, идея которого заключается в том, чтобы наблюдать за контролируемым телом, не будучи замеченным. Приводя примеры предписаний относительно разбивки военного лагеря, Фуко отмечает, что последний есть искусственный город, характеризующийся тем, что в нем все должно быть под надзором, и каждый взгляд является частью этой единой системы. Солдаты размещены так, чтобы за ними могли непрерывно надзирать капралы, капралы — чтобы за ними постоянно наблюдали офицеры, за этими последними — более старшие офицеры. Так что военный лагерь в целом представляет собой воплощенную «диаграмму власти». Тот же принцип прослеживается и в обустройстве завода, тюрьмы, учебного заведения.

 Формируется  особая архитектура, направленная  на создание условий для непрерывного  иерархического надзора за помещенными  в дисциплинарное пространство телами. Так, для тюремной архитектуры становится уже недостаточно толстых стен, предназначенных для изоляции: такая архитектура призвана обеспечить возможность непрерывного, детального, но невидимого контроля. Этой цели служат тщательно высчитанные окошечки, глазки, коридоры и переходы.

Пространство  внутри больничного здания постепенно организуется так, чтобы прежде всего обеспечить хороший надзор за больными и наилучшим образом распределить уход. Сама архитектура здания призвана способствовать изоляции больных и тем самым — препятствовать контактам и распространению заразных заболеваний. Благодаря вентиляции воздух должен циркулировать вокруг каждой кровати таким образом, чтобы болезненные испарения не застаивались вокруг пациента.

 Здания  закрытых учебных заведений превращаются  в инструменты педагогической  муштры. Например, здание Парижской  военной школы планировалось  как настоящая педагогическая машина: комнаты учеников располагались вдоль длинного коридора как кельи или камеры, перемежаясь комнатами офицеров так, чтобы у каждой дюжины учеников справа и слева было по офицеру. Учеников запирали в их помещениях на ночь. Существовал проект застеклить все перегородки, отделяющие комнаты учеников от коридора, ибо это, во-первых, приятно глазу, во-вторых, полезно с точки зрения дисциплины. Не менее строго контролировалось поведение учеников и в столовой. Для этого столы офицеров помещались на некоторых возвышениях, откуда им было удобно наблюдать за всеми.

 Так  что само здание дисциплинарного  института, будь то школа, тюрьма  или завод, становится инструментом  надзора за поведением. Архитектурная  и организационная проблема состоит  в том, чтобы с одной точки,  одним взглядом можно было  охватить все. Это проблема  больших мастерских и заводов;  она становится все более настоятельной  и сложной по мере расширения  и усложнения производства.

 Фуко  считает, что XVIII в. не изобрел процедуру иерархического надзора. Но он существенно расширил круг ее применения, придал ей гораздо большее значение, расставил новые акценты и выработал для этого новую технику, благодаря чему дисциплинарная власть оказалась в состоянии функционировать как система, внутренне интегрированная c целями и аппаратом соответствующей деятельности. Дисциплинарная власть начинает выступать как многосторонняя, автоматическая и анонимная.

«Паноптикум» Иеремии Бентама.

Фуко  приводит красочный пример «дисциплинарной  мечты», в которой воплощается  стремление власти все видеть, оставаясь  невидимой, и все учитывать, оставаясь  анонимной. Речь идет о «Паноптикуме»  Иеремии Бентама. Паноптикум, по проекту  Бентама, — это архитектурное  сооружение, реализующее следующий  принцип: в центре должна находиться башня, а по периферии — кольцеобразное здание. В башне имеются широкие  окна, обращенные к периферийному  строению. А это последнее разделено  на камеры или комнатки, каждая из которых  простирается во всю ширину здания и имеет два окна. Одно обращено наружу, и через него в камеру проникает свет, а другое — внутрь, к окнам башни. Теперь достаточно в центральную башню поместить  надзирателя, а в каждую комнатку — осужденного, больного, сумасшедшего, рабочего или школьника, чтобы был  обеспечен полный надзор. Надзиратель, благодаря проникающему свету, может  видеть в каждой комнатке-камере силуэт находящегося там человека и следить, ведет ли он себя как положено и  занимается ли предписанным делом. Принцип  темницы переворачивается. Вместо лишения  света — постоянное пребывание на просвете и под взглядом надзирателя. «Быть на свету» — вот суть нового вида заключения.

Центральная башня должна быть разделена перегородками, чтобы сам надзиратель не просматривался из камер. Совсем не нужно, чтобы наблюдаемые видели надзирателя. Важно, чтобы они сознавали, что в любую минуту за ними могут следить.

 Паноптикум  задуман как устройство, продуцирующее  у помещенных в него людей  сознание того, что они постоянно  на просмотре. Этим, по замыслу  Бентама, и обеспечивается перманентность  контроля, даже если надзиратель  устал и закрыл глаза. Совершенство  устройства делает излишним реальное  непрерывное подсматривание. Это  архитектурное сооружение призвано  быть машиной для поддержания  власти, не зависящей от осуществляющих  ее конкретных лиц. Власть тут  становится анонимной и безличной.  Ее принципом выступает не  какая-то определенная обладающая  властью личность, а власть как  таковая, проявляющаяся в распределении  тел, освещения и взглядов.

 Паноптикум  изобретался прежде всего как тюрьма, однако ясно, что он пригоден для самых разных целей. Он, как подчеркивает Фуко, может выступать инструментом и для дрессировки объектов власти, и для их исследования, и для систематического наблюдения и описания определенного человеческого поведения, и для изучения эффективности определенных способов наказания, педагогических приемов или лекарственных средств. Поэтому Бентам замыслил Паноптикум как механизм управления всеми сторонами жизни.

Принцип Паноптикума, по замыслу Бентама, мог быть применен и для контроля над своими собственными агентами. Например, старший надзиратель наблюдает за младшими надзирателями, а эти последние — за своими подопечными, будь то заключенные, школьники или больные. При этом функции надзирателя может выполнять кто угодно. Поэтому любой член общества, по мнению Бентама, имеет право прийти и лично проинспектировать работу данного заведения. Благодаря этому, считал Бентам, устраняется риск того, что концентрация власти в Паноптикуме приведет к тирании. Так что, как разъясняет Фуко, интерпретируя идею Бентама, Паноптикум — это не просто инструмент, используемый вне и независимо от него сформировавшимися властными отношениями, но сам способ организации и функционирования власти. Фуко видит в Паноптикуме наиболее концентрированное выражение принципов дисциплинарной власти.

Нормализующая санкция.

 Помимо  иерархического надзора, Фуко выделяет и такое средство муштры, как нормализующая санкция. Суть ее заключается в том, что караются не только нарушения законов, но и отклонения от нормы. Наказанию подлежит вся безграничная область отклонений от заданной нормы или несоответствия данному уровню. Так рабочий допускает провинность всякий раз, когда не выполняет норму производства. Ученик совершает провинность всякий раз, когда оказывается неспособным выполнить задание учителя. За это они получают соответствующее наказание. Наказания заслуживает и отклонение от предписанной позы ученика за партой или положения кисти при письме. (думаю многим делали подобные замечания в школе) Роль наказания, таким образом, состоит в устранении отклонения от предписанной нормы. Следовательно, оно имеет исправительную функцию в смысле приближения к заданной норме как стандарту. Интересно, что дисциплинарная система тяготеет к наказаниям, имеющим вид упражнений.