Социология во Франции

Практически, это  выступление для системы не имело  никакого значения. К власти в

социологии  пришел... Я не могу вспомнить фамилию этого ужасного человека (horrible

man). (Совместными усилиями мы устанавливаем, что речь идет о М.Н. Руткевиче).

46

А Клопов не имел никакого влияния, и его поступок не стал примером и стимулом

для мотивации. Он должен был писать себе в стол. Это лишь иллюстрация к тому, что

стагнирующая система характеризуется отсутствием творческого начала. И весь вопрос в

том, чтобы новое  поколение было подготовлено к свободе  и активности.

Поскольку я  изучаю социальные движения во всех странах  современного мира,

постольку я  интересуюсь и Россией. Последние  годы у меня появилась возможность

познакомится  с вашей страной. Вы знаете, что  наша группа работала в 80-е годы в

Польше, изучая "Солидарность". А в России мы исследовали рабочее движение в  Воркуте

и других регионах страны. Кроме того, я приезжал читать лекции во французском

колледже Московского университета.

Я считаю, что  Россия и российская молодежь должна найти свой путь между

Западом и Востоком. Она должна опираться на российские традиции. Хорошо знать

Герцена, даже Ленина. Для получения современного образования и освоения норм

культурной  жизни полезно было бы каждому, кто  получает высшее образование, пожить

года два  на Западе. Но не более. Надо открыть  для себя свою страну, свою культурную

традицию, основанную на светской культуре.

На мой взгляд, это основной путь к восстановлению творческого начала.

• А.З. Чем Вы заняты в рамках подготовки к очередному Всемирному

социологическому  конгрессу? Недавно Иммануил Валлерштейн был в Москве и

рассказал, что  Вам поручена организация одного из пленарных заседаний.

• А.Т. Да, речь идет о межкультурной коммуникации в социологии и других

общественных  науках. Здесь весьма сложный круг проблем, о котором я только что

говорил на примере  России. Как понимать глобализацию? Почему некоторые ее

отождествляют с американизацией культуры в  целом, и социологии, в частности. Вряд ли

кто может согласиться  с теми глупостями о смерти национальных интересов, которые

провозгласил  Фукуяма.

Весьма сложен и круг проблем, связанный с ситуацией  многоязычия. Я сейчас

организовал двуязычную группу (англо-французскую) для обсуждения этих проблем.

Дело в том, что научные термины в контексте  каждой культурной традиции приобретают

свою нагрузку и в какой-то мере даже иной смысл. Например, слова "State" в английском

"Etat" во французском языках, равно как и соответствующие термины в немецком. Но

Парсонс, например, при переводе Макса Вебера не учитывает этого обстоятельства. В

результате накапливается систематическая ошибка.

Или даже разговоры  относительно тех или иных социальных проблем. Например,

"расовая  проблема". В США этот термин  воспринимается вполне нормально.  Но если Вы

47

во Франции  назовете эту проблему, то Вас могут  принять за расиста. Соверешенно иной

культурный  контекст.

Валлерштейн не без оснований поставил вопрос о содержательной стороне научной

коммуникации  на конгрессах и иных международных  встречах. Подчас, это не

коммуникация, а простой факт присутствия, как  это бывает в метро. Мы "присутствуем",

но не вступаем в общение, не вступаем в акт коммуникации. Как преодолеть этот

парадокс в  нынешнем мире, который является одновременно и глобальным и

многокультурным образованием?

• А.З. Еще один вопрос я бы хотел Вам задать, но он не требует обязательного

ответа. Мне  хотелось бы понять, как Ваши теоретические  интересы в области социологии

социальных движения связаны с Вашим личностным развитием? Какие жизненные

повороты надо было пережить, чтобы подойти к  новому пониманию той или иной

проблемы? Я  надеялся найти ответ на этот вопрос в Вашей книге "Письма студентке", но

оказалось, что  это нечто вроде словаря основных понятий, который преподносится  в

форме письма... И личность там совсем не присутствует.

• А.Т. Есть другая работа - "Автобиография". Вопрос очень интересный, но на

него надо отвечать очень долго. По-видимому, я решал  с помощью социологии какие-то

свои личностные проблемы, спрятанные достаточно глубоко.

• А.З. Несколько дней назад я был свидетелем своего рода национального

торжества в  Париже: В Пантеон по указу Президента Франции было перенесено тело

Андрэ Мальро. Огромная очередь желающих принять участие в этой церемонии. На мой

взгляд, это  очень важный способ воспроизводства  национального (в данном случае,

французского) самосознания. Какова Ваша оценка этого  события?

• А.Т. Я помню, как в мои студенческие годы состоялось аналогичное событие. В

Пантеон тогда  по решению Де Голля было перенесено тело Жана Мулена. Мальро,

который был  тогда министром культуры Франции, произнес незабываемую речь. Она

меня потрясла и запомнилась на всю жизнь  как образец ораторского искусства. Нынешняя

речь была гораздо  слабее - нет того вдохновения и  тех слов! Хотя Мальро безусловно

заслуживает той  чести, которая ему была оказана. Он хороший писатель и публицист,

видная фигура в политической жизни Франции. На меня, например, произвел очень

большое впечатление  его роман "Надежда" (L'Espoir). Если попадется, советую почитать.

Его политические мемуары очень интересны, особенно описание его встреч с Неру и Мао-

Цзе-дуном. Он близок мне тем, что является антидюркгеймианцем. Я не люблю

Дюркгейма вместе с его приоритетом социального  начала над личностью.

48

Мальро сторонник  морального индивидуализма, который  был провозглашен Ж.П.

Сартром. Сартр  остается одним из наиболее влиятельных  мыслителей Франции, так же

как и Камю.

Эти мыслители  смотрели на историю как на борьбу против смерти. Искусство, с их

точки зрения, способ преодоления смерти. Я думаю, что именно этим объясняется и  то

место, которое  занимает Достоевский в современной  культуре. Он раскрывает

трагический смысл  самоутверждающегося человеческого бытия - актора и субъекта

действия.

• А.З. Спасибо за беседу. Меня очень интересует тематика работы Вашей

международной группы и мне хотелось бы принять  в ней участие.

Надеюсь, что  у нас будет возможность продолжить наш разговор.

***

 
 
 
 
 
 

Заключение

Рассмотрев  основные этапы становления современной  французской социологии,

ппопытаемся сформулировать ряд выводов.

Как видим, утверждение  социологического мышления органически  вписывается во

французскую светскую культуру, в основаниях которой находятся  ценности

Просвещения. Более  того, социология в результате построения объяснительных

теоретических схем и исследовательской практики сама вносит вклад в эту культуру.

Именно в  этом она находит свое предназначение и смысл.

Второй вывод  состоит в том, что история  социологии во Франции демонстрирует

ее неравномерность. В этом движении наблюдаются два  пика и довольно

продолжительный период упадка. Золотой век французской  социологии приходится на

времена Третьей  республики, которая существовала более 30 лет. Для социологии это был

век Эмиля Дюркгейма, его утверждения и расцвета.

Главным результатом  его творчества была коррекция самого содержания

социологии  на основе преодоления утилитаризма как исходного принципа

социологического  мышления, и обращения к обществу как реальности sui generic.

Социология  превратилась в науку о социальных фактах, главное содержание которой

составляют  многообразные формы коллективного  сознания. Практический смысл

дюркгеймианства в активном участии в создании в стране гражданского общества в ходе

49

дела Дрейфуса. Важный результат состоял в создании французской социологической

школы или школы  Дюркгейма, которая шла в направлении  сближения с марксизмом.

Периоды первой и второй мировых войн оказались  для Франции периодами упадка

социологической активности. Сам Дюркейм умирает в 1917 году: на войне он потерял

своего сына, который был его учеником и  последователем. В межвоенный период мы

обнаруживаем  ряд интересных работ (Гобло, Мосс, Хальбвакс), но не находим

социологического  движения. Гражданская активность этого  времени, в частности,

движение за Народный фронт, обходятся без участия  социологии.

Между тем, именно в межвоенные годы благодаря Парсонсу (1937) Дюркгейм

получает международное  признание. Он становится классиком. Его  имя и в послевоенные

годы вписывается  в международный дискурс. Конечно, постмодернизм разрушает

влияние любых  авторитетов, но идеи Дюркгейма о  коллективном сознании и о светских

основаниях нравственности сохранят значение до тех пор, пока будет жить человеческий

род.

На 1960-е годы в Париже приходится пик студенческого  протеста, который

подрывает состояние  ортодоксального консенсуса. Однако молодое поколение

французских социологов проходит с честью через этот кризис. В работах Бурдье, Турена,

Крозье мы обнаруживаем новый синтез, который превращает гуманистическую

социологию  в идеологию «интеллектуалов  без границ»